Охота на волков - Андрей Щупов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, а ты — Валентин Лужин, верно? Считай, что познакомились.
— Колоритная ты личность, как я погляжу, — Валентин кивнул на множественные наколки на груди и на плечах собеседника. — Где это тебя разрисовали, как «Мурзилку»?
— А в академии художеств, — Зорин оставил наконец в покое свои уши и тоже поднялся. Он оказался выше Валентина на верных полголовы. Атлетический торс, поросшие черным волосом увитые мышцами руки. На каком-нибудь пляже, этот герой смотрелся бы более чем импозантно. С легкой небрежностью Михаил выдернул из-за спины пистолет, выразительно взвел курок.
— В реалиях было бы так, — сообщил он. — И возиться бы с тобой никто не стал.
— В реалиях и я бы не терзал твои распрекрасные уши.
Зорин рассмеялся.
— Вот и замечательно!
— Скажи, полковник специально заставил меня переть свой махолет на эту гору, чтобы познакомить с тобой?
— Разумеется, нет. Наш Константин Николаевич — из тех хитрецов, что предпочитают гоняться за пятью зайцами одновременно. Прежде всего — полет, второе — чтобы ты помог с подъемом аппарата, третье — отработка рефлексов и только четвертое — наше с тобой знакомство.
— А где же пятое? Ты говорил о пяти зайцах.
— Верно, есть и пятая задумка, но я не телепат и мыслей чужих не читаю.
Валентин оживился.
— Не телепат? А кто же тогда? Верный волкодав? Секретный палач или обычный телохранитель?
— Телохранитель, но не обычный, скажем так.
— И сколько вас таких необычных возле него вьется?
— Немного, не заблуждайся, — лицо Зорина, широкоскулое и загорелое, ничуть не затуманилось. И Валентину вдруг почудилось, что в узких, глядящих вприщур глазах проблеснул огонек интереса.
— А ты шустрый парень. Константин Николаевич тебя чуть иначе описывал.
— Это я ему лапшу на уши вешал. А он поверил.
— Обманывать нехорошо!
— Умирать — еще хуже. Жить, знаешь ли, хочется. Ради этого — на что только не решишься.
— Ну-ну, продолжай!
— Да в общем-то все уже сказал. Чудной твой хозяин, не находишь?
— Нахожу.
— И что? Какова реакция?
— С реакциями у меня, дружок, полный ажур. Реагирую, как положено.
Валентин рассмеялся.
— Узнаю армейскую закваску! Как положено… Только кем и куда? Ты что — служил?
— Было дело.
— Было да сплыло. Впрочем это я так — шучу. Не обращай внимания… Кстати, где наш генералиссимус? — Валентин оглядел небо. — Все еще гоняет орлов?
— Гоняет, Валь, гоняет, — Зорин глядел пристально, что-то про себя решая. Однако Валентин, не собирался упускать инициативу. Некто ему рассказывал, что в иных навороченных фирмах так и отбирают кандидатов — по принципу «глупых вопросов не бывает, бывают глупые ответы.» На гладкое и ответить сумеют гладко, а вот если молотить чушь, да еще подкалывать там и сям, глядишь оно истинное и вылезет само наружу. Не такие уж мы все штирлицы!…
— Зря глядишь, Миша. Раз не телепат, — не просочишься. У меня тут фильтры кругом. Особые! Лучше поведай, как обходиться с твоим хитроватым хозяином?
— Что тебя интересует?
— То же, что и всех. Полная и безоговорочная свобода! Сам понимаешь, давать тягу отсюда — дело рисковое, а вот с помощью нашего полковничка дельце может выгореть. Скажешь, не так?
— Почему же, может, и так.
Сунув руки в карманы, Валентин прошелся по вершине холма.
— О том и речь. Помирать-то, ой, как не хочется! И все бы ничего, только кажется мне, что Константин Николаевич наш малость того. А что? Потому и болтает, как заведенный. Память свою без конца демонстрирует. Или с тобой про Достоевского он еще не беседовал? Завидую!… А может, вы с ним о востоке судачите? О том, как высвобождается прана и выпускается нагуаль? Знаешь, всякие там шакен-боккены, кендзютсу, сэнсеи… Ты сам-то еще не сэнсей? А то похож. Даже с татуировкой. Чего примолк?
— Да вот, слушаю.
— А-а, это можно… А то уж я подумал — закон Омерты и все такое. Может, хочешь покалякать про супраментальный мир? Константин Николаевич — большой дока по этой части! — Валентин гнусаво продекламировал: — Я становлюсь всем, что прозреваю в себе, могу делать все, что внушает мне мысль… То есть, я это не про себя, конечно, это он так говорит. Тоже, вероятно, кого-то цитирует. Мыслишки — занятные, не спорю, но более занятно, что человек, цитирующий Достоевского и Толстого, резвится, как школяр, на дельтоплане, пригревает вчерашних зэков.
— Что тебе не нравится?
— Да все нравится, все! Только подозрительно это. Из убийц случайных наш бравый полковник лепит убийц-профессионалов.
— Так уж сразу и профессионалов!
— А что! И ежу ясно, что за лицей здесь устроен. Странно, не правда ли?
Он поглядел на Зорина, но тот стоял, скрестив руки на мощной груди, и спокойно слушал.
— Нельзя научиться желать, говорил Сенека. А вот наш Константин Николаевич, похоже, желает — и желает чрезвычайно многого. Тебя это не смущает?
Зорин медлительно покачал головой.
— А меня вот смущает… То есть поначалу-то я полагал, что он обычный чинуша, этакий фурункл на властной заднице, но потом решил, не-ет!… Тут все гораздо сложнее. Скорее уж тянет наш Константин Николаевич на злобного неврастеника, поставившего себе задачей исцелить мир силой. Знаешь, есть такая излюбленная киношная тема: маньяк-убийца режет проституток — и тоже вроде по-своему борется. Та же история и с нашим полковником. То есть, опять же — так я считал до недавнего времени, а теперь вот, кажется, снова запутался. Концы с концами не сходятся, Миша. Человек ненавидит власть и ей же предано служит, презирает законы и делает все, чтобы они соблюдались. А чего ради он рассказывает мне все эти бесконечные истории? Я что ему — друг, сват или брат?… Кстати, о чистоте чекистских рядов он с тобой еще не говорил?… Чего ты улыбаешься?
— Отдохни, балаболка. Еще не устал? — Зорин сказал это и впрямь без злости, почти добродушно. — Кажется, начинаю понимать, чем ты взял интеллектуала Алоиса.
Валентин взглянул на него обескураженно. Похоже, этот атлет с бритой головой и чугунными руками сумел раскусить его. А главное — он знал об Алоисе, значит, знал и о многом другом. Но откуда? Неужели от полковника? Трудно предположить, что простому телохранителю позволяют листать досье будущей агентуры…
Ковырнув носком ботинка случайный камень, Валентин усмехнулся.
— Ладно, давай отдохнем… — нервно пройдясь взад-вперед по холму, Валентин опустился на прогретую солнцем землю.
Солнце ласково припекало. Хотелось лежать, раскинув руки, закрыв глаза, и оба молчали, прислушиваясь к шелесту ветра, к стрекоту кузнечиков. Валентин рассеянно потеребил кончик носа, подняв голову, хмуро поинтересовался:
— И все же объясни, какого черта ему понадобилось нас знакомить? Готовит единую дружную команду?
— Как знать, возможно, и готовит.
— Не понимаю, чем я ему приглянулся? Всесильный полканчик заинтересовался судьбой невзрачного зэка. Может, подскажешь, в чем тут дело?
— Это ты у него спроси. Если хватит, конечно, духу. Только заранее предупреждаю: ответа ты не получишь.
— Тогда и спрашивать не буду.
— Правильно сделаешь. А насчет знакомства… — Зорин со вздохом присел рядом. — Видишь ли, с завтрашнего дня твое звено будут обучать стрельбе. Обучать буду я.
Ернический задор спал, на Валентина накатила одуряющая слабость. Сорвав травинку, он сунул ее в рот, сумрачно пожевал.
— Стрельба по живым мишеням?
Он не спрашивал, — утверждал, и Зорин не стал ничего отрицать.
Крылатая птичка Константина Николаевича все еще порхала в небе. Полковник любовался с высоты непередаваемой прелестью земных красок. Двое внизу, должно быть, казались ему невзрачными мошками.
Глава 5
Каждый час Клест ощущал приступы тошноты. Пищевод мучительно содрогался, и спасаться приходилось самым примитивным образом — подносить к носу флакончик с забытыми одной из подружек духами. Что такое нашатырь, Клест знал теперь не понаслышке, но дома нашатыря не водилось и замену он подобрал, перенюхав с дюжину самых разных снадобий — от коньяка и водки до клефурина и камфоры. Духи, как ему показалось, работали эффективнее всего. Спазмы вроде бы проходили, голова переставала кружиться. Чувствовал он себя по-прежнему скверно. Ныла выбитая ключица, в правом ухе то и дело возникал пульсирующий шум, время от времени приходилось ложиться, потому что стоять, ходить и даже сидеть становилось тяжело. Лепилы выпнули его из больницы уже на третий день, когда выяснилось, что платить за него никто не собирается. С главврачом они расстались душевно: Клест выложил этому пузану, кто он такой есть, тот послал его куда подальше. Долечиваться таким образом приходилось дома, и Клест лечился, наугад глотая какие-то таблетки, запивая их коньяком. Лучше от такого лечения не становилось, но что еще делают в таких случаях, Клест не знал, как не знали этого и друзья-подружки. То есть советов они давали море, но именно это обилие наводило на определенные подозрения. Лежа на диване, он скучающе пялился на экран телевизора, глухо материл героев телесериалов. Когда же в гости приплелся Шмон, а за ним и Паша, подручный Паука, пришлось малость оживиться. При посторонних следовало держать марку.