Охота на волков - Андрей Щупов

— Тварь! — тяжело дыша Леонид выпрямился, тыльной стороной кисти стер с разбитой губы кровь, осторожно коснулся щеки в том самом месте, где в нее вонзилась свинцовая пулька. Эту пульку он неожиданно нащупал языком. Выплюнув в сторону, зло выругался. Подумать только — насквозь!… Вялым движением он вырвал из скрюченных пальцев пневматический пистолет, не рассматривая, сунул в карман. Вернувшись к мужичку, тряхнул за каракулевый ворот.

— Жив, терпила?

Мужчина что-то нечленораздельно промычал. Леонид нахлобучил ему на голову валяющуюся рядом шапку, устало наказал:

— Лежи, дурак. Сейчас ментов вызову, «Скорую»…

Отряхиваясь на ходу, стараясь не оглядываться, он зашагал прочь из жутковатого лабиринта. Для страховки прикрыл голову капюшоном. Незачем прохожим пугаться его разбитого лица.

С первого же телефона-автомата, Леонид вызвал машину «Скорой помощи», сразу за ней позвонил в милицию.

— Ограбление, — просипел он. — Гаражи возле видеобара «Ветерок» на Восточной. Жертва — мужчина в пальто с каракулевым верхом. Нападавшие — трое восемнадцатилеток. Двое лежат там, третьего преследую.

— Назовите себя, пожалуйста! — попросил дежурный.

— Майор ОМОНа, Васильков, — Леонид нечаянно коснулся трубкой пораненной щеки и поморщился. — Высылайте машину, я постараюсь нагнать третьего…

Дежурный что-то еще у него выспрашивал, но Леонид уже не слушал. Тем же платком протер трубку, преспокойно повесил на крюк.

Домой добирался пешком и исключительно проходными дворами. Шепотом несколько раз успел исполнить «Охоту на волков». Песня просилась на язык сама собой, от нее невозможно было отвязаться. Магнитофонная кассета на автореверсе. Тем не менее, о делах земных Леонид тоже не забывал. Вовремя проверялся, головой крутил в меру. От завернутого в платок кастета предусмотрительно избавился возле первой же парящей канализационным ароматом траншеи. С некоторым удивлением припомнил, что еще сегодня ходил в баню. Дневной чистоты и свежести не осталось и в помине. Первое, что он намеревался предпринять вернувшись домой, это забраться в ванну под горячий душ.

Когда Логинов добрался до дома, успело стемнеть. В подъезде свет не горел. Пощелкав выключателем, Леонид немедленно насторожился. В последний год — пустяков и мелочей для него не существовало. Он выучился прислушиваться к шорохам, ловить случайные взгляды. Увы, таким его сделала городская жизнь. Перемениться просто так — по собственному почину, даже вполне сознавая ненормальность происходящего, он был уже не в силах.

Стараясь не шуметь и высвободив руку с пневматическим пистолетом, Леонид бесшумно поднялся по ступеням. Глаза впивались в темноту, руки чуть подрагивали. Прежде чем отпереть дверь, он прижался к ней ухом, некоторое время стоял, прислушиваясь. Нашарил скважину, медленно вставил ключ. Уже понимая, что тревога оказалась ложной, все же довел процедуру конспиративного появления до конца. Притворив за собой дверь, вдоль стены коротенькими шажочками одолел прихожую и заглянул в комнату. Не включая света, сбросил ботинки и приблизился к окну. Улица была пуста, каких-либо зловещих фигур не наблюдалось.

На кухне Леонид занавесил шторы и только после этого решился зажечь лампу. Проглотив таблетку димедрола, жадно глотнул из чайника. Обрабатывая синяки и ссадины, подумал, что на сегодня в уши не помешает сунуть по ватному тампону. Хотелось покоя, хотелось тишины.

С мечтой о горячем душе пришлось распрощаться. Вода текла исключительно холодная. Тем не менее он не поленился щеткой прочистить одежду, внимательно осмотрел унты. Следов крови нигде не обнаружилось, и, заклеив пробитую щеку пластырем, он принялся застилать диван.

Уже под одеялом вдруг поймал себя на мысли, что отчаянно жалеет об уходе Ольги. Желание нахлынуло, подобно порыву ветра разогнав все стороннее. Крутанувшись, Леонид закусил зубами угол подушки. Диван показался удивительно огромным. Просто непомерно огромным!… Раскинув руки, Леонид стиснул его в объятиях, закрыв глаза, глухо застонал. В голову ворвалась знакомая песня. Все та же «Охота на волков». Только пел ее почему-то не Владимир Семенович, — кто-то другой. Голос был тонок и слаб, каждая новая строчка завершалась болезненным срывом.

Глава 4

Ему делали что-то вроде искусственного дыхания, методично сводя и разводя руки, монотонно выговаривая правила, которые Валентин уже слышал на занятиях здешних умудренных лекторов. Но, увы, слышать — еще не значит пользоваться и владеть. Аналогично рассуждал и детина, что трудился сейчас над распростертым телом Валентина.

— …В момент нападения в независимости от обстоятельств совершается бросок в сторону либо бросок, совмещенный с падением. Как правило мгновенно оценить силы атакующего представляется невозможным, и потому лучше всего подстраховаться. Глаза прищурены, рот закрыт. Если на лицо набрасывают какую-нибудь пахучую дрянь, желательно произвести так называемый выдох «навстречу» и задержать дыхание. Если хотят усыпить, значит, не хотят смерти. Вот и изобрази им, паскудам, дамский обморок, сон с галлюниками и всхлипами. Пара судорожных движений — и заваливайся наземь. Пять против одного, что в этот момент тебя выпустят из лап. Держать на весу такого слона не очень-то сподручно! А далее — волевое дыхание по Бутейко, глаза закрыты, веки не дрожат, все внимание сосредоточено на внешних звуках. Первое — следует определить количественное превосходство противника, второе — его вероятное вооружение, третье — цели врага вообще и в отношении тебя в частности. Если щиплет горло и нос, использовать шоковую блокаду — прикусить губу, провести носоглоточный спазм, западание глаз, но ни в коем случае не раскашляться и не расчихаться. Даже с выдохом все эти перцовые выжимки основательно достают слизистую. Пусть течет. Терпеть! Гортань — в узел, пресс чуть напряжен. Контратаковать по обстоятельствам — либо, когда приспичит, либо, когда попытаются связать…

Последний совет был дан вовремя. Вероятно, Зорин еще долго бы разглагольствовал на подобные темы, но, по-кошачьи извернувшись, Валентин захватил его бритую голову ногами и, сложив кисть «копьем», резко ткнул в солнечное сплетение. Увы, новоявленный партнер умел не только говорить. Концентрировался он великолепно. Валентину не удалось его повалить, а мышечный панцирь свел на нет эффект «копьевого» удара. В следующие секунды оборону пришлось держать уже Валентину. Зорин ухватил его пятерней за горло, второй рукой лихорадочно зашарил по голени врага, явно выискивая болевую точку и силясь освободиться от захвата. Ушам его приходилось несладко, он практически ничего не видел и все же держался превосходно. Скрючившись самым неудобным и распотешным образом, оба пыхтели, не в силах окончательно переломить ситуацию в свою пользу. Валентин лежал, а Зорин сидел, но туго приходилось и тому, и другому. Шла добросовестная джентльменская борьба, «смертельных» ударов ни тот, ни другой в ход более не пускали.

— Все! Хорош!… — Зорин с хрипом разжал пальцы, выпуская горло Валентина, тем самым выказывая согласие на мировую.

— Что ж, живи, лишенец! — Валентин уронил ноги на землю, с кряхтением сел. Зорин сполз с него, растирая побагровевшую физиономию, очумело мотая головой.

— Не успел я тебя за кадычок словить. А то бы другой расклад вышел.

— Так я тебе и дал свой кадычок, — поднявшись на ноги, Валентин прокрутился в пояснице, несколько раз присел. После дельтоплана и Зорина спина стала совсем чужой. В голове явственно позванивали маленькие колокольчики. Резиновые молотки били по детскому ксилофону, и странная мелодия не утихала ни на минуту.

— Что за пакость ты мне подсунул? Опять хлороформ?

— И не опять, и не снова, — Зорин преспокойно продолжал массировать опухшие уши. — Никто вам, оболтусам, хлороформа никогда не подсовывал. Давно пора усвоить. Потому как штука это вредная и с погаными последствиями.

— Но я же чувствую!

— Значит, плохо чувствуешь. Поголодать треба. Деньков этак двенадцать-тринадцать, чтобы дыхалка прочистилась. Тогда и будешь обонять по-собачьи. А это обычный «Назамат». По действию напоминает опиумное снотворное, но без мук. А на хлороформ похоже благодаря специальным добавкам. Для вас, болванов, чтоб приучались.

— От болвана слышу, — Валентин встряхнул ногами и с удовлетворением отметил, что в голове постепенно проясняется, японская нездешняя мелодия становится тише. — Стало быть, Зорин — это ты и есть?

— Ну, а ты — Валентин Лужин, верно? Считай, что познакомились.

— Колоритная ты личность, как я погляжу, — Валентин кивнул на множественные наколки на груди и на плечах собеседника. — Где это тебя разрисовали, как «Мурзилку»?