Кусатель ворон - Эдуард Николаевич Веркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иустинья долбанула в дверь спиной, уперлась ногами в ступени и принялась выдавливаться.
Дверь стала приоткрываться.
— Тормозите! — крикнул Жмуркин.
— Сейчас вывалишься ведь, дура, — сказал Дубина.
И как настоящий джентльмен он попытался оградить даму от выпадения на асфальт, любой на его месте поступил бы так же.
Случилось вдруг нечто фантастическое — Иустинья выхватила откуда-то, мне показалось, что из рукава, довольно большой электрошокер и раз!!! — всадила его Дубине прямо в лоб. Все-таки пресвитер Жохов снабдил свою Устеньку средством обороны от недругов, я так и знал.
Между глаз Дубины проскочила озорная искра, и боксер недоуменно осел на пол.
Автобус остановился. Двери с шипеньем отошли.
— Ах ты дрянь! — со своего места выскочила Снежана.
Она бросилась на Иустинью, та с ловкостью Джеки Чана выставила шокер перед собой. Снежана наткнулась. Шокер щелкнул, Снежана не упала, замерла, затем вцепилась в Жохову, и они вместе вывалились из автобуса.
В канаву.
Тег «…».
Тут даже не придумаешь.
Жмуркин вздохнул.
— Жесткач… — в восхищении сказал Пятахин. — Супер!
Лаура Петровна села в кресло и усадила рядом с собой Лаурыча.
— Не могу… — помотал головой Жмуркин. — Не могу…
— Бабий бой! — Пятахин достал мобильник. — Бабий бой!
Если честно, то я не очень верил глазам. Фестиваль души, жизнь превосходит любые грезы, даже самые разнузданные, я повторял это уже в сороковой раз.
И это было хорошо. Это было уже гениально, небеса послали всех недругов в мои безжалостные длани, лишили их разума. Если сидеть на берегу реки достаточно долго — мимо проплывет труп твоего врага. Китайская мудрость.
Я взялся за фотоаппарат.
Канава оказалась крайне фотогеничной, такой настоящей нашей канавой, в которой присутствовали все родовые признаки любой уважающей себя канавы: грязь, жижа, ряска, лопухи, коряги, водоросли, безнадежность и обилие всех этих ингредиентов.
И глубина. Это было одно из самых главных достоинств, канава оказалась глубока. Девушки рухнули… вернее, ухнули в канаву, погрузились в ее алчущие пучины прямо с головами.
А!!!!
Иустинья и Снежана погрузились, и сия пучина поглотила их обеих. Впрочем, судя по тому, как волновалась поверхность канавы, схватка продолжалась и внизу. Девушки продолжали восхищать.
— Лучшее, что я видел в жизни, — сказал Пятахин. — Можно спокойно в гроб ложиться.
Он тоже снимал, на телефон.
Вдруг волнение приостановилось, и жижа приобрела былое спокойствие.
— А вдруг утонули? — предположил Лаурыч, вырвавшийся от маменьки.
Но грязь разошлась, и соперницы восстали из вод, и теперь их было трудно отличить друг от друга, грязь сравняла их, в канаве ведь тоже нет ни пожарного, ни пресвитера, все равнозначны, все грязны.
Жмуркин выругался и достал резиновые сапоги.
— Виктор, что происходит? — спросила Александра.
— Остановка, — объяснил я. — Постоим, отдохнем.
— А это…
Она кивнула на канаву. Соперницы стояли друг перед другом в позе пантер, готовых ринуться в бой.
— Это уже не Достоевский, — сказал я. — Это Лесков.
— Лесков?
— Великий русский писатель, — пояснил я. — «Леди Макбет Мценского уезда». Жесткач, Пятачок прав.
— Лесков…
Александра записала в блокнот.
— А-а-а!
Снежана — кажется, это все-таки Снежана — закричала и стукнула Иустинью по лицу, с размаха, и в разные стороны полетели грязевые ошметки, Иустинья ответила таким же ударом, а затем укусила Снежану разрядом шокера в плечо.
Снежана перехватила руку, отобрала прибор и нанесла ответный удар.
То ли заряд в шокере исчерпался, то ли девчонки были предельно наэлектризованы злобой, но искра их не брала. Они то и дело вырывали друг у друга шокер и по очереди вонзали его в противницу, эффект получался небольшой, вопили только.
Дубина лежал на ступенях автобуса и стонал. От смеха. И от разряда, в себя он еще не пришел, ноги дрыгались.
Пятахин с удовольствием снимал все это на видео, остальные смотрели в окна.
Дитер рисовал.
Александра…
Сегодня она была по-особенному красива.
Жмуркин чесал голову и натягивал сапоги. Я не знал пока, что делать. Как-то лезть в ряску не очень хотелось. Решил немного еще подождать, посмотреть.
Жмуркин старался. Сапоги не лезли, Жмуркин тянул, а они не давались.
Снежана отбросила шокер и вцепилась Жоховой в волосы. Повалились в грязь.
Лаура Петровна улыбалась.
— Не понимаю… — оторопело произнесла Александра. — Что происходит?
— Все в порядке, — объяснил я. — Небольшой конфликт, ничего страшного, девчонки дерутся, все по-честному. У вас разве в Германии не дерутся?
— Нет…
Жмуркин наконец надел сапоги и вступил в канаву. Зачем он их надевал — непонятно, сразу по пояс ухнул.
— Девочки! — воззвал Жмуркин. — Девочки!
Жмуркин оказался между сторонами конфликта.
— Это поножовщина? — спросила Александра.
С прекрасным, так милым уху акцентом.
— Нет, это просто так… Немного поспорили. Обычное у нас дело.
Жмуркин попытался схватить противниц, но это они его схватили. И повалились в грязь все вместе.
Пятахин завыл.
Жмуркин окунулся с головой.
— Прекратить! — заорал Жмуркин, вынырнув. — Всё!
— Вальпургии Рагнарека! — просмеялся Пятахин. — Снежанка, я на тебя полтос поставил!
Скоро, впрочем, схватка прекратилась. Девушки устали и уже не могли напрыгивать, просто стояли и через Жмуркина дергали друг друга за волосы.
— Тренировки не хватает, — заключил Пятахин. — А вообще хоть куда быдлеска — элита нашего города в гневе, надо музыку какую наложить, подумаю…
Жмуркин по очереди вытащил девиц из канавы. Выглядели они настолько жалко и потерянно, что даже Пятахин не стал их снимать на телефон.
— Красавицы! — заключила Лаура Петровна, пожаловавшая пронаблюдать финал бойни. — Гордость родителей! Победительницы олимпиад!
Красавицы выглядели, кстати, хоть и печально, но весьма выразительно, грязь и тина придали им первобытности, что ли, подчеркнули внутренние качества.
— Она сама… — выдохнула Снежана.
— Это ты сама, — ответила Жохова.
— Цыц, — сказал Жмуркин. — Цыц…
Шнайдергезунд принес две пятнадцатилитровые бутылки с водой.
Жмуркин полил сначала Жохову, затем Снежану.
— Я включу этот эпизод в свою бессмертную поэму, — пообещал Пятахин. — Это эпик. Реальный эпик.
Снежану увел в автобус пришедший в себя Дубина. Жохова впала в истерику, сидела на земле и рыдала. Остановить рыдания смог лишь Жмуркин. Он сел рядом с Жоховой и стал утешать.
Так они и сидели. Наверное, почти час. Жмуркин держал Иустинью за руку и что-то ей шептал, Жохова кивала и плакала.
— Теперь за ней надо присматривать, — задумчиво произнесла Лаура Петровна.
— Это точно, — тут же кивнул Пятахин. — Я с самого начала предлагал за ней присматривать, но меня никто не слушал. Она ведь всех отравить может.
— Что?! — Лаура Петровна чуть не подпрыгнула.
— Отравить, — подтвердил Пятахин. — Я видел у нее в сумочке пузырек с черепом и костями.
— А может, она сама собирается? — предположил Гаджиев. — Ну, того? Она же вроде…
— Я тоже так думал, — ухмыльнулся Пятахин. — Но флакончик слишком большой,
