Сестра Ноя - Александр Петров

В старой рубероидной кровле нашего дома во время ливня образовалась течь, и по стенам верхних этажей пролились потоки воды. На моем потолке выступили мокрые пятна. Ко мне зашла испуганная женщина – начальник ЖЭКа – и попросила подняться на крышу и прочистить ливнесток: «Простите, но вы единственный трезвый мужчина, остальные – вхлам!» Я надел плащ, взял веник, совок и поднялся следом за ней на крышу. Дождь кончился, в свежем воздухе висела влажная тишина. Мы прочистили воронку, забитую листьями и газетами, подождали, пока вода стечет в трубу и стали спускаться вниз. Начальница закрыла выход на крышу на висячий замок. Я в качестве благодарности за ударный труд попросил ее ключ, пообещав завтра сделать копию и вернуть. Она нехотя согласилась. Я же дома снял плащ, вернул на место инструменты и вернулся на крышу. Что‑то меня туда сильно манило, и я решил разобраться что же это.

Однако, выдалась замечательная ночь! Я долго рассматривал черное небо, очистившееся от туч, сверкающие звезды, созвездия, туман млечного пути. Подошел к парапету – и сразу отпрянул. По спине прокатилась волна колких мурашек, затылок онемел от внезапного холода. Давно же не приходилось мне испытывать столь сильного страха! Я отошел подальше от края и сел на плавный выступ вентиляционной надстройки, пытаясь изучить причину давно забытого страха, чтобы обязательно побороть его. Достаточно успокоившись, привел в норму пульс и дыхание, заставил себя подойти к парапету, уперев руки в стальной оцинкованный слив и как можно более бесстрастно – или менее страстно? – разглядывал, как по черному дну пропасти идут запоздалые прохожие, едут автомобили, текут ручьи, ползают кошки. Снова отступил вглубь и присел на теплый выступ. А чего я, собственно могу бояться? Сорваться с высоты и разбиться насмерть? Но это может случиться, если я встану на самый край и сделаю шаг в пропасть, но это в мои планы не входило. Значит, страх был беспочвенный?

В третий свой подход к краю я преспокойно сидел на парапете, свесив ноги наружу, одновременно наблюдая движения по дну улицы подо мной и звездное небо над головой. Откуда ни возьмись, от черной кровли отделилось темное пятно и бесшумно перетекло на мой мерцающий цинком отлив. Лишь когда это нечто мягко коснулось моей руки и уютно заурчало, до меня дошло: следом за мной на крышу проникла кошка и вежливо меня приветствовала. Я погладил теплую шерстяную спинку и продолжил наблюдение за внутренними ощущениями, разглядывая ось земля–небо ввиду реальной опасности свалиться вниз. Над головой прошелестел крыльями голубь, кошка вскочила, пробежала по парапету в сторону полета птицы и, остановившись на самом краю, свесившись половиной тела наружу, наблюдала за приземлением потенциальной добычи. Голубь скрылся из виду, а кошка так и осталась сидеть на самом краю и преспокойно разглядывала шевеления внизу. Столь бесстрашное поведение животного вдохновило меня на продолжение экспериментального изучения своего страха.

Я вернулся на крышу, сделал легкую разминку и заставил себя встать на парапет, глядя прямо перед собой. Ничего, нормально… Веет приятный ветерок, звезды по–прежнему поблескивают в небе, одна звездочка медленно падает на землю – это идет на посадку самолет, редкие ночные машины пролетают по улице, скрываясь за углом соседнего дома, покачивают верхними гибкими веточками, помахивая ладошками листьев деревья, а я стою на краю и преспокойно любуюсь высотной панорамой. Наконец, удостоверившись в победе человеческого разума над страхом высоты, я осторожно спрыгнул на крышу и привычно сел на парапет, свесив ноги наружу. Кошка запрыгнула ко мне на ноги и, поурчав для приличия, притаилась, положив мордочку на вытянутые лапки.

— Ну вот, кажется оба успокоились, – прозвучал приятный женский голос.

Я подумал, начальница ЖЭКа вернулась отобрать у меня ключ. Обернулся к дверце выхода на крышу – никого. Моей ладони, упертой в стальной слив, коснулась теплая рука, я резко повернул голову – рядом сидела Маша, так же свесив ноги наружу. Ее светлое воздушное платье и длинные волосы чуть колыхал ветерок. Она улыбалась так нежно, как мать, склонившаяся над грудным ребенком. Лицо без единой морщинки, сияющие глаза, красивые руки, чуть вьющееся крупными локонами светлые волосы, легкие складки длинного белого в синеву платья с воротом по горлышко, бежевые босоножки на ногах в белых носочках – я жадно разглядывал это, как будто много лет был слепым и вот неожиданно прозрел.

— Машенька!.. – только и сумел произнести, онемев от нахлынувшего восторга.

— Арсюш, пожалуйста, не ходи по краю, не пугай меня.

— Да это я так, – смущенно пролепетал я, – экспериментирую насчет страха высоты. А ты‑то, ты‑то как Маша?

— Как видишь, примчалась навестить тебя… Конечно, Маринку и папу.

— Ты надолго? Мы успеем погулять вместе, сходить куда‑нибудь?

— Нет, Арсюш, я туда и обратно. Но ты не грусти, я ведь всегда рядом с тобой, как и ты рядом со мной. Не забыл еще?

— Нет, что ты, – опять смутился я. А ведь и вправду забыл. В последние дни, наполненные печальными событиями и даже потерями, я о Маше почти и не вспоминал.

— Вот поэтому я и заглянула к тебе, чтобы напомнить, – будто услышав мои мысли, сказала Маша. – Ты, пожалуйста, не бросай Надю.

— Она сама меня бросила.

— А ты верни. У нее кроме тебя никого нет. Пожалей ее. Она тебя любит. Просто, оступилась. Это бывает…

— Конечно, Маша. Вот чуть отлежится, успокоится, тогда…

— Ну ладно, Арсюш, не грусти. Мне пора.

Маша вспорхнула с парапета, мелькнуло белое платье и ее невесомая фигурка растаяла в темноте ночи. Кошка, все время наблюдавшая за моей таинственной собеседницей, посмотрела напоследок вверх, потом на меня и обратно опустила мордочку на свои лапки.

Следующим вечером после работы я постучал в дверь квартиры Невойс. Надя чуть приоткрыла дверь, не сняв цепочки, и сказала:

— Пожалуйста, Арсений, не приходи ко мне. Я не достойна тебя.

— Надюш, брось ты выдумывать, – сказал я мягко, – возвращайся, я тебя давно простил. Ты мне нужна!

— Нет, Арсений. Не надо, прости…

Дверь закрылась, раздались уходящие шлепки тапок и настала тишина. Что делать?..

Брошенные

По дороге разочарований

Снова очарованный пойду.

Разум полон светлых ожиданий,

Сердце чует новую беду.

(«По Дороге Разочарований» группа «Воскресение»)

На душе стало пусто и вовсе невесело, я вышел во двор, ноги сами вынесли меня на проспект, и зашагал я вниз по направлению к реке.

Внезапный дождь загнал меня в кафе, я сел за столик и заказал кофе. Досада и раздражение не оставляли меня: дождь прервал хождение по каменистому дну моей затяжной муки, именно в тот миг озарения, когда ко мне из путаных лабиринтов памяти пришли очень важные слова.

Такое иногда случается: в толпе суетливых прохожих, бегущих по берегу автомобильной реки, бредешь поближе к домам и невольно скользишь по витринам невидящим взглядом, вдруг наступает минута тишины, мельтешение замирает, а из наслоения лиловых туч солнечный луч выплёскивает на город малиновый свет. В такой миг открывается нечто такое!..

Что же это было? Да, да, «Морозко», чудесный старый фильм–сказка… Старичок–боровичок что‑то говорит добру молодцу Ивану, которого он заколдовал в медведя. А на скале выбита поучительная надпись: «Не был бы ты невежей, не ходил бы с мордой медвежьей!» Нет, не то… Что‑то было еще, чуть позже! Оборотень–экс–Иван бродит по лесу и обращается к людям с криком: «Какое вам доброе дело сделать?» – а люди в панике бросаются врассыпную.

Да вот же оно: нужно сделать доброе дело! Это же так просто!

Я сразу успокоился и в ожидании официантки огляделся. В этом заведении сохранился традиционный стиль: дубовые панели, зеркала, на каждом столике уютная лампа, льющая мягкий рассеянный свет. Густой запах свежесмолотого кофе и ванили, казалось, навеки впитался в старинное дерево стен. Приглушенная мелодия витала под самым потолком, гладила сгустками звуковых волн, как влажными ладонями, головы посетителей, стекала по стенам и обнимала покоем.

Может быть поэтому, диссонансом внутренней атмосфере уюта выглядела эта девушка напротив. Её хорошенькая головка на тонкой длинной шее с каждым аккордом тягучей мелодии опускалась ниже и ниже, пока лоб не коснулся поверхности столешницы. Словно эту хрупкую девушку сковала боль в животе или в сердце… Я подхватил чашку с кофе и подсел за её стол, рискуя быть изгнанным за вторжение на частную территорию. Но девушка не отпрянула от наглеца, внезапно проникшего в зону личного одиночества, она взглянула мне прямо в глаза, но будто сквозь прозрачное стекло.

— Простите, мне показалось, вы нуждаетесь в помощи, – прошептал я. – Что с вами?

— А? – отозвалась она, словно очнувшись ото сна. – Меня, кажется, бросили… У меня нет денег даже оплатить заказ.