Хранители очага: Хроника уральской семьи - Георгий Баженов

— И мужской один костюм? — догадливо подхватил Братов.

— Скажи-ка, все правильно, — удивилась старуха.

— А я тебя тогда, Петровна, вот о чем спрошу…

— Ну-ка.

— Знаешь ты иль нет, почему супруга моя — бывшая, разумеется, — и я, Кирилл Братов, не имеем точек соприкосновения?

— Почему?

— Потому, что по-разному смотрим на дело собственности. Собственность — сие яд, разлагающий человека. Пущенная же по кругу собственность очищает душу. Она — как звук, а звук свободен, мать.

— Што-то не пойму тебя, Кирилла Алексеевич…

— Пойми другое: не враг, а друг твой — Кирилл Братов.

— Как понять-то? Украл ты, што ли? Ты мне прямо скажи.

— По-вашему — украл, стибрил еще говорят, а по-моему — позаимствовал, пустил, так сказать, во всеобщий круг пользования.

— Да как же это ты и мог-то?! Украсть?!

— Ошибаешься, мать! Воруют — когда следов не хотят оставлять, а от меня большой след остается. Душа у тебя в растерянности?

— Нет, ты скажи, по какому такому праву ты обворовал-то нас? Старуху и мальчонку? Совесть-то есть у тебя? Иль как же?

— А право у меня всечеловеческое. Никакого права, мать. По причине свободы и есть мое право. Пойди завтра, заяви на меня — и пошлют меня дальше по чужим людям. Которые, заметь, родные для меня. Свои.

— И других пойдешь обворовывать? Пьяница ты безбожный!

— Ругай, мать, праведника! Он это заслужил — благодарение в ругательских словах…

— То-то я думаю, отчего ты мне понравился сначала… А ты в душу-то влез, а сам — воровать. Обкрутил старуху…

— Противоединство взглядов. Так это надо назвать, мать.

— Завтра же штоб духу твоего здесь не было! У меня мальчонка растет, говорила тебе, его надо на ноги поднимать — а ты чему его научишь-то?! Вор поганый!

— Это — необходимость, но не состояние души. Душа парит и душа знает. Это я сказал, Кирилл Братов.

— Подлец и проходимец! Вот ты кто, а не Кирилл Братов. Штоб духу твоего…

— А это, мать, история получится не очень коротка. Ордерок — он как крест на душу. Заявить — пожалуйста, а вот чтоб дух вон — это земным дрязгам не под силу.

Но ни завтра, ни послезавтра Кирилл Алексеевич Братов уходить никуда не собирался, а вместо этого украл у старухи старинную, ручной работы шкатулку и пропил ее. После чего старуха пришла в такую ярость; что стукнула Братова скалкой по голове, на что Братов, схватившись за голову, закричал дурным голосом: «Приложение силы есть смерть свободы! А свобода — она как звук, она везде! И потому, мамаша, не имеешь права!..» Старуха слушала его разинув рот, пораженная, что Братов не упал замертво, а опять кричит свои непонятные завораживающие слова. Потом догадалась, что алкоголиков, видать, ничем не проймешь, и как ни хотела этого поначалу, а решилась пойти в милицию и заявить.

В милиции выслушали о Братове как о давнем знакомце, один даже лейтенант, когда старуха рассказывала, едва утаивал легкую усмешку в уголках губ, но все же обо всем выслушали, все записали и послали разобраться в деле участкового старшину, тоже уже хорошо знакомого Петровне.

— Понимаете ли, Александра Петровна, — говорил по дороге старшина, — и у жены своей, Варвары Алексеевны Братовой, он тащил из дому что попадя, одно пропивал, другое раздавал, сладу с ним никакого, и судили его, и лечили от алкоголя, но единственное, что Варвара Алексеевна смогла сделать — это разойтись с ним раз и навсегда, и уж, конечно, никто не виноват, что дали ему комнату рядом с вами, он хоть и забавный человек, но пьет, ворует, это доподлинно известно, но и за тунеядство его не привлечешь, во-первых, по состоянию здоровья, а во-вторых, и возраст пенсионный…

— Да как же… какой там возраст?

— А вот сохранился так, Александра Петровна, удивительно — а сохранился. Вот как поганый гриб: засохнет — а все стоит.

— Так нам-то што ж — так и терпеть его? Што делать-то?

— Ну, почему… примем меры… не беспокойтесь. Милицию он уважает.

Братов, когда они вошли во двор, сидел на крыльце и пил, как обычно, водку, с воодушевлением рассказывая о чем-то Алешке; Алешка слушал его завороженно.

— Алешка, а ну-ка в дом! — прикрикнула на него Петровна. — Живо мне!

— Ну, бабушка…

— Кому велено? А ну-ка!.. — И она даже чуть подтолкнула его, чтоб и не думал, что будет нынче поблажка.

Алешка нехотя, косясь обиженным глазом, открыл дверь и, шаркая погромче ногами, поплелся в дом.

— Ну так что, здравствуйте будете, Кирилл Алексеевич! — поприветствовал его старшина и легонько козырнул.

— Здравия желаем, товарищ старшина, — с приветливой хитрецой улыбнулся Братов.

— Как на новом месте живется? Все по-старому? Старыми делами занимаетесь, товарищ Братов?

— Жизнь, товарищ старшина, она одна, и в ней очерчен круг. Куда из круга выйдешь?

— Из круга, правильно, выходить некуда и незачем, а обижать старого да малого — это и по-вашему должен быть грех.

— Помочь — называется грешить? Не знал, что такие представления у Александры уважаемой Петровны.

— Воровать-то — помочь?! — даже притопнула ногой Петровна.

— Как воровать? — удивился Братов.

— А вот так, товарищ Братов, поступила от гражданки Симуковой жалоба: пропала в доме кофта, платье, мужской костюм, шкатулка ручной работы. Это как?

— Значит, когда пропало, ко мне и идут с бедой?

— Да ты же сам сказывал! Сам! — возмутилась старуха, плохо понимая Кирилла Алексеевича. — Иль уж совсем запамятовал?!

— Я, мать, помогаю тебе в воспитании твоего внука Алексея батьковича, в уяснении им смысла существованья. А ты ругаешься.

— Так што же выходит, не ты и воровал, скажешь?! — совсем разгневалась старуха.

— Да, есть на вас такое подозрение, товарищ Братов, — поддержал ее и старшина. — Вы, как всегда, вне подозрений не бываете.

— А честный человек, товарищ старшина, он завсегда вне подозрений не бывает. Касательно же воровства, так смешно слушать, потому — без доказательств это одно подозрительное оскорбление выходит.

— Вот тут я протокольчик приготовил, — показал старшина, — подпишете или как?

— Так доказать же надо, доказать, товарищ старшина, по закону полагается, — поучительно сказал Братов. — А между тем есть у меня одно соображенье… не присядете вот рядом?

Старшина присел на крыльцо, с удовольствием вытянул затекшие ноги; присела вдруг и старуха, завороженная проникновенным тоном Кирилла Алексеевича.

— Вот спросите меня, как я здесь живу? А я отвечу: я, Кирилл Алексеевич Братов, живу здесь по закону, есть у меня законный ордерок, законная прописка. Кому это неизвестно… Теперь, простите, у меня вопросик. Александра Петровна Симукова — она здесь кто? Она есть человек, которого закон не предусмотрел в своем распространении на данную жилплощадь. Так как же можно человеку вне закона идти и жаловаться на меня? Тем более на друга и на брата? Может, она-то, Александра-то Петровна, сама и есть виновница всех бед? Сама и своровала?

Петровна ошарашенно моргала и вглядывалась в Кирилла Алексеевича, силясь понять его слова; многое как-то просто не доходило до нее, тем более и не дошло последнее обвинение.

— Александра Петровна, — сказал ей Братов, — может, это вы сами и украли вещи? А? Ведь вы ж тут не по закону, а по причине всего лишь моего милостивого согласия обитаете, а?

— Чего? — повернулась старуха к милиционеру. — Чего он плетет-то? Чего плете-е-т?..

— Ты вот что, Братов, — отрезал старшина, — ты говори, говори, да не заговаривайся! Мы знаем, как и что, понятно?! А хочешь жить по-доброму, смотри не огрызайся! Ишь, нашелся законник! Моя бы воля — давно б уж упрятал тебя в каталажку, не посмотрел бы на твои годы. Старый — значит, мудрый должен быть и добрый, а не свинья!

— Это што ж, — наконец дошло и до старухи, — он меня же и обвинил?! У-у, да ты, оказывается, какая своло-ота-а… — Петровна даже и вздохнуть толком не могла от гнева. — Во-он ты, оказывается, какой… вон какой… — И качала пораженно головой.

— А такой, Александра Петровна! Я ж на тебя не побежал жаловаться, что живешь тут не по закону и что вещи у законной у хозяйки Анны Борисовны Симуковой пропадают в доме? Не побежал. А вот, между прочим, товарищ старшина, — как ни в чем не бывало продолжал болтать Братов, — не скажете ли, где законная хозяйка находится? Хотелось бы, так сказать, лично повидаться…

— А твое какое дело? Какое тебе дело-то?! — зло вырвалось у старухи.

— А такое… чтоб жили законные хозяева и чтоб меня не трогали по пустякам. А то тут о смысле жизни думаешь, о судьбах существованья, а тебе дрязги подсовывают. Не в них смысл, бабка, смысл в движенье. Это я сказал, Кирилл Братов.

— Вот что, Кирилл Братов, я тебя предупреждаю, — старшина поднялся с крыльца, — пропадет еще что — тебе несдобровать! Обещаю лично, строго конфиденциально. А пока — подписывай протокол. И не темни смотри!