Хранители очага: Хроника уральской семьи - Георгий Баженов

— Подписывать, товарищ старшина, простите, не имею права. За ложь я не в ответе. А правда и сама за меня постоит. Круг жизни — он святой, от него не уйти, как не уйти и от расплаты.

— Значит, отрицаешь, что это ты украл?

— Даже и говорить об этом не берусь. Чист, как святой колодец, в который плюнули.

— Ну, смотри… — Старшина разозленно расстегнул черную кожаную сумку, висевшую на боку, сунул туда вчетверо сложенный акт. — Не хочешь по добру… будем вести дознание.

— А пожалуйста, товарищ старшина. Кто мудр, как ясная луна, тот светит ослепленно. Увидите — значит, из темноты да в темноте прозреете.

— Вот так! — старшина с прихлопом застегнул сумку, — Александра Петровна, если еще что заметите — сразу же сообщите и органы милиции. Лично мне! А пока… начнем дознание. Не беспокойтесь, все будет в наилучшем порядке. До свиданья! — И на прощанье погрозил Братову: — Смотри у меня!

Приходили и через день, и через два милиционеры, искали, спрашивали, узнавали, особо попросили описать приметы пропавших вещей. Уходили, говорили: ничего, мамаша, обнаружим вещи, дайте только срок; если они сбыты — то кому-то, и пока он не проявит себя — надо ждать. Старуха ждала. А на пятый день, поутру, обнаружила — пропали настенные часы. Уж чего-чего, а что может еще и без часов остаться — никак не загадывала. А часы, как и все у старого человека, тоже были памятные, Гаврила их с Германии привез, первое время, как повесили, все наслушаться не могли звону-перезвону, чудно было, не по-нашенски. И вот надо же — и часы пропали! Возмущенная до того, что даже в левой ноге у нее как-то ослабло, будто напрочь отсидела ее, Петровна заспешила к участковому и уж выложила теперь так выложила! — всю правду сказала, сколько думает о ней, всю себя освободила от боли.

Старшина показался ей позже как побитый.

Снова расследовали, снова приходили, а Кирилл Алексеевич Братов, усмехнувшись однажды, сказал старухе так: «Кто на меня с мечом пойдет, тот от того меча и погибнет! Нет у свободы веревок, но и границ ее не определишь. Свобода, как нахальство, безгранична. Это я сказал, Кирилл Братов…»

Подумала Петровна, подумала, пождала немного, пождала, а потом и пришло ей в голову: пока Аню-то дождешься, пропойца этот все из дому перетаскает, а после ищи ветра в поле. Пусть милиция и разбирается, ищет, что положено ей найти, а Петровне надо самой подумать, как быть дальше. Купила она в один прекрасный день огромный замок, попросила Антона, соседа своего по новой квартире, помочь перевезти кой-какой скарб и вещи, закрыла у Ани все на замок, предупредила о том участкового и, забрав Алешку, перебралась с ним на новое свое местожительство.

Уж кто-кто, а Антон был рад этому. Людей он любил. Маша же была тускла, как и в первую встречу.

И все же каждый день, обычно с утра, старуха собиралась потихоньку и ковыляла к Ане — огород нельзя же было оставить без присмотра. Старуха полола, окучивала, поливала, а Кирилл Алексеевич Братов, как и всегда, устраивался где-нибудь неподалеку, в травку, например, ложился и начинал разговаривать долгие свои заумные разговоры, которые старуха не слушала — не слушала, а иногда все же не выдерживала, усмехалась, качала головой — чудной он все же, этот Кирилл Алексеевич — вор, пропойца и человек.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Аню, можно сказать, выжали из автобуса, — как всегда, полным-полно народу! — и это почти уже забытое ощущение давки, суматохи, беспокойства и спешки с какой-то особой теплотой отозвалось в ней, напомнило, что она уже действительно здесь, в далеком северном краю, по которому так, оказывается, сильна была ее тоска. Даже и не ждала от себя, что так разволнуется, увидев эти места, этот вот автовокзал, рядом с которым, как прежде и как всегда, разбросанно стояли вахтовые автобусы с тупорылыми капотами, поджидая свои бригады, или — недалеко от вокзала — увидела, стоявший как и раньше, конечно, на обычный глаз самый захудалый, а для нее родной кинотеатр «Юбилейный» — столько связано с этим кинотеатром — и хорошего, и плохого, и светлого, и страшного, сюда бегали с Кольшей после смен смотреть уж давно, наверно, устаревшие на большой земле «новые» фильмы, и отсюда же, из большого зала, выносили гроб с телом убитого Кольши, обносили вокруг городка по окружной дороге под тяжкие звуки духового оркестра. Все было…

Дальше за кинотеатром — несколько коробок невзрачных домиков, с виду — невзрачных, да, но именно здесь и бьется сердце этого городка, пульс которого чувствует не только область, но и вся страна. В домиках этих — управления буровых работ, их здесь несколько, каждое — в жестком соперничестве друг с другом, тут ни компромиссов, ни поблажек, день и ночь кипит работа на износ, каждую неделю — рекорды, каждый месяц — перевыполнения плана, и она вот вспомнила сейчас, с какой же всегда страстью включалась в это кипение-борение, да и невозможно было остаться в стороне, потому что каждый человек в вахте ли, в бригаде — на счету, от каждого — посильная или сверхсильная помощь, и хочешь быть в мире, в ладу со своими — значит, тяни лямку на пределе, на износе, но тяни.

Так или иначе, но первым, куда решила сходить Аня, было родное УБР-3, да и вообще, когда бы и кто бы ни приезжал сюда, без управления буровых работ обойтись невозможно, здесь и главные события, и главные новости, и определят тебя здесь, и переведут из одной вахты в другую, и уволят тоже здесь, и выгонят с треском, и орденами наградят — все здесь. Жизнь буровых начиналась отсюда и здесь же заканчивалась.

Перед входом в УБР, как и раньше, — кажется, как давно и в то же время как недавно все это было! — Аня постояла перед доской показателей, и красная, разлинованная мелом на квадраты доска не обманула ее ожиданий — бригада мастера Говорова была привычно впереди, значит, и Яшина вахта по-прежнему ставит рекорды суточной проходки породы. Да и цифры сами за себя говорили об этом. Мимо Ани кто-то проходил то туда, то сюда, одни здоровались, другие проходили молча, но те и другие явно принимали ее за свою, не обращая на нее особого внимания, не успели, значит, еще забыть, лицо знакомое, привычное — и ладно. Аня улыбнулась, подумав, что она-то считала, давно уже уехала отсюда, а для людей она по-прежнему здешняя, своя. Странно, не сразу исчезает человек из поля зрения, хотя человек этот, может, давным-давно уже покинул северные студеные края. У здешних людей благодарная память.

Была Аня даже и не с чемоданчиком — уместилось, что надо, в обычную спортивную сумку, так что и тем более на нее никто не обращал внимания. Хотя первый человек, который ее узнал, узнал как раз по этой самой спортивной сумке. А как узнал? Сначала, как и все, проскочил мимо, в дверь — и в управление, тут как раз и Аня решила зайти наконец, только заходит — а тот, что был впереди, вдруг разворачивается и обалдело так говорит:

— Слуша-ай… я думаю, что за знакомая такая сумка… а это… Ань? Ты? Вот так пироги…

Она, со света-то, не сразу и разглядела, кто говорит, только голос узнала, тоже растерялась, пробормотала:

— Базиль? Ты?

Тут кто-то — в двери, кто-то — из дверей, а они бросились друг к другу, проход загородили, обнялись, Базиль говорит:

— Ну, ты даешь! Откуда? К нам? Вернулась? — А она в ответ:

— Да вот, решила проведать… как вы тут… без меня… не захирели еще?

— Ну, молоток, Ань! А мы, убей бог, понять не могли, куда ты вдруг так быстро исчезла? Говорила — к сыну, ненадолго, а сама — фьюить? Эх ты! И ведь главное — квартиру сдала. Да ты что, Ань, и ничего не сказала?!

— Базиль, милый, надо так было! Надо! Да ладно… чего мы об этом… как вы тут? Как работаете-то?

— Стоп, Аньша! Стоп, машина! Один секунд! Я сейчас! Мигом! А ты пока здесь. Усекла? Здесь! — И он вдруг исчез куда-то, видела только — юркнул по коридору влево, и дверь хлопнула. А-а-а, ну да, там же планово-финансовый отдел, вон куда…

Но и правда, Базиль пропадал не больше минуты, выбежал — потряс перед Аней бумагой.

— Все, мать, живем! Получаю премию — и шалишь, мать, обмываем эту встречу. В общагу! К нам!

Базиль подбежал к бухгалтерии, постучал в расчетное окно:

— Вера!.. А-а, Нинусь, слушай, будь другом, проверни это дело мигом… Аня Симукова приехала. Усекла?

— Ну да?! — Нинусь выглянула из окна, улыбнулась: — И правда… Ань, здравствуй! С приездом!

— Спасибо! — улыбнулась и Аня. — Как дела на денежном фронте? Не пролетела еще с этими гавриками?

— Давно б пролетела! Да видишь — не даюсь! — Нина весело рассмеялась, не без игривости поглядывая на Базиля; это была старая история — Нина сохла по Базилю, а Базиль — по Вере, а Вера там еще по кому-то; обычная житейская история. — А меня с собой не возьмете? — напрашивалась Нинусь.

— Забегай в общагу! — крикнул уже на ходу Базиль. — Забегай после смены.