Бал Додо - Женевьева Дорманн

На четвертый день он встал, навсегда исцеленный от морской болезни, но в этом плавании Бесстыжая дорого заплатила за свой сарказм. И когда после Мозамбика выбрасывали за борт ее тело, сраженное непонятной болезнью, то, глядя, как она кружится в водовороте, он не испытывал ни малейшего сожаления.

Чем ближе к экватору, тем нестерпимей становилась жара. Больные задыхаются в собственных миазмах, матросы еле передвигаются, младенцы умирают. Пытаясь не дать расплавиться смоле, палубу поливают водой и натягивают большое полотно, чтобы была хоть какая-нибудь тень. Бесстыжая Марион, с блестящим от пота декольте, задирает юбки до бедер и обмахивает веером между колен, бросая сальные взгляды на мужчин. Купаться невозможно из-за акул, последнее время они неотступно следуют за кораблем.

Франсуа-Мари наконец замечает очарование маленькой Гильометты: она в белом батистовом платье, волосы подобраны в пучок, тоненькая шея открыта. От жары дохнут куры. Рацион воды сократили до половины пинты в день на человека. При пересечении экватора Франсуа-Мари подвергли ритуальному обряду крещения, его макали в бочку с водой. Солдатская любовница недавно родила задушенного пуповиной ребенка. Неделю спустя она последует за ним.

Когда ход корабля позволяет, то ловят тунцов и пеламид. Все очень рады, потому что свежее мясо закончилось, а когда нет рыбы, то даже офицеры довольствуются за столом задубевшей солониной. Алексис угостил Франсуа-Мари изысканным лакомством — глазами тунца, которые тот с удовольствием сгрыз. На следующий день моряк из Бордо уговорил его попробовать лакомство бондарей — жареную крысу, приготовленную по рецепту с его родины. К великому удивлению, вкус этого сочного мяса Франсуа-Мари находит утонченным, оно напоминает то ли свинину, то ли молодую куропатку. Он даже записал его рецепт: «Взять красивую крысу, немного жирную, снять с нее шкуру, выпотрошить, разрезать надвое и положить жариться на сильный огонь с травами, солью и перцем».

Акулы следуют за кораблем и примиряют между собой матросов, объединившихся, чтобы отлавливать их, используя головы пеламид, насаженные на железные крюки; потом они вытаскивают их, выкалывают глаза, выламывают зубы и ударом топора отрубают хвост. Они напрягают все свое воображение, придумывая, как отомстить этим монстрам за страх, который они им внушают, а заодно и за несчастья всей своей жизни. Иногда они бросают их обратно в воду, полумертвых, связанных одну с другой хвостами, и, глядя, как они бьются в предсмертном исступлении, веселятся. Франсуа-Мари наблюдает за реакцией Гильометты, та отворачивается от этого зрелища и прикрывает глаза руками. Ему очень хочется заговорить с ней, но он не решается. После этих развлечений даже самые грубые матросы становятся не такими свирепыми. Одни поют, другие трогательно вспоминают о своих матерях, о невестах, о родине.

Еще будут грозы и удары грома, готовые расколоть горизонт. Ветра, способные сорвать рога со всех рогоносцев Финистера. Тогда матросы молятся Деве Марии, святому Антонию и святому Иву, чтобы ветер утих.

Будет и штиль, без признаков дуновения ветра, и долгие-предолгие часы отчаянной тоски. Тогда матросы молят Деву Марию, святого Антония и святого Ива, сначала благоговейно, а потом гневно, чтобы поднялся ветер. Но увы! В небо стреляют из ружей, привязывают акулий хвост к бушприт-утлегарю, секут пену. Ничего. Нервничают. Море спокойно, как озеро, а неподвижный корабль смердит сильнее обычного. Тогда посылают за Матье Кемене, старым пятидесятилетним чародеем, который по приметам умеет не только определять погоду, но и менять ее. Матье начинает вызывать ветер тихим, ни на что не похожим свистом, таким, что его невозможно повторить. Особенный звук, тихий, нежный, как легкий свист начинающегося ветра в такелаже. И женщины, нежные и такие же капризные, как легкий бриз, просыпаются и, очарованные этим зовом, окружают его. «И чтоб я сдох, если вру, но после этого дрожь пробежала по поверхности моря и поднялся ветер».

Когда ученик лоцмана де Карноэ не стоял на вахте и ночь была хорошая, он предпочитал ночевать на свежем воздухе, устроившись на клетках с курами и укрываясь куском брезента от ветра и опасного лунного света. Он спит урывками, тревожным, беспокойным сном, часто просыпаясь, так как на борту даже глубокой ночью не бывает тишины. Корабль скрипит, хрустит, отовсюду раздаются шумы. На полубаке вовсю горланят; одинокий сиплый голос на припевах подхватывают нестройные, пропитые голоса. Отзванивает вахты рында. Приказы звучат, как хлопки в ночи. Слышится приглушенный гул храпа, ругань, кто-то смеется, плачет, ссорится, сетует. Громко кричат неугомонные дети, выпоротые раздраженными мамашами. Перекрикиваются друг с другом с одной палубы на другую. Деревянные башмаки шаркают по дереву. Безмозглый встревоженный петух возвещает о рассвете незадолго до полуночи. Шавка, ненавидящая летучих рыб, при малейшем движении рычит от злости. В трюмах корабля уцелевшие животные не согласны с тем, как с ними обходятся, и выражают протест каждый на своем языке, и эти звуки заглушают плеск морских волн о борта корабля.

Просыпаясь, Франсуа-Мари видит на полуюте длинную фигуру Алексиса, который возится со своими бесценными приборами. Неутомимый Алексис, он подолгу смотрит на звезды и часами разговаривает с луной. Метеориты вызывают у него радостные возгласы. Похоже, Алексис никогда не спит. Днем он закрывается в каюте с чернильницами и делает записи. По ночам вгрызается в небо. Иногда на рассвете Франсуа-Мари присоединяется к нему и смотрит, как из-за моря появляется гигантское рубиновое или шафрановое солнце. Море становится розовым, а небо каждую секунду меняет цвет: от грязно-серого до бледно-зеленого, от розового до лазоревого.

Иногда Франсуа-Мари идет послушать, что рассказывают на полубаке, у которого есть странная особенность развязывать языки и распалять химер. Хвастаются и врут. Здесь рассказывают самые безумные, забавные, чудесные и самые страшные истории, рассказывают и клянутся, что это чистая правда, за это ручаются, при этом плюют на палубу, восклицают: «Пусть моя мать умрет, если я вру», — а в это время от Бордо до Гранвиля с ног валятся старухи, расплачиваясь за то, что их призвали в свидетели того, что вероломные русалки действительно являются между волнами, что существует фея миража Мари Морган, что на море слышали голоса, пришедшие ниоткуда, что своими глазами видели корабли-призраки, плавающие без экипажа, или лодки, управляемые мертвецами, которые с радостью посадят вас на камни на закуску гигантским осьминогам или морским змеям, которых в тумане тоже видели.