Полимат. История универсальных людей от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг - Берк Питер

Прославившую Дарвина книгу «Происхождение видов путем естественного отбора» (On the Origin of Species by Means of Natural Selection, 1859) можно анализировать (что и делалось) как литературное произведение, представляющее теорию в форме повествования, которое подкреплялось и оживлялось примерами, точно подмеченными и ярко описанными[434]. Многие изложенные в этой книге идеи родились благодаря широкому кругу чтения ее автора, являя пример того, как полимат может внести вклад в ту или иную науку, заимствуя идеи у смежной дисциплины и адаптируя их к новой ситуации. «Начала геологии» (Principles of Geology, 1830–1833) Чарльза Лайеля, друга Дарвина, заставили последнего задуматься об эволюции видов как о чрезвычайно протяженном процессе, а «Опыт о законе народонаселения» (An Essay on the Principle of Population, 1798) Томаса Мальтуса подсказал ему идею о борьбе за существование[435].

Томас Генри Гексли, более всего известный своими публичными выступлениями в защиту Дарвина, был еще одним из полиматов, однажды возблагодарившим богов за присущее ему «разнообразие вкусов». Он говорил: «Если бы у меня было столько же жизней, сколько у кошки, я бы не оставил неисследованным ни один уголок». Подобно Дарвину, Гексли изучал медицину, но не получил научную степень. Как и у Дарвина, его жизнь изменилась благодаря научной экспедиции, в его случае – плаванию к Торресову проливу и берегам Австралии в 1846–1850 годах на британском корабле «Раттлснейк». Гексли заинтересовался зоологией и занялся изучением актиний, медуз и морских ежей. По возвращении в Британию он читал лекции по геологии в Горной школе в Лондоне. Интерес к геологии и эволюции привел его к палеонтологии, изучению динозавров и черепа неандертальца. После знакомства с Гербертом Спенсером Гексли вошел в круг авторов The Westminster Review и стал регулярно писать для этого журнала, открыв в себе талант к живой и доступной популяризации. Он также читал публичные лекции по самым разным вопросам, включая знаменитую лекцию «О куске мела», с которой выступил перед рабочими Нориджа в 1868 году. Собрание очерков и лекций Гексли насчитывает девять томов; в него вошла дискуссия с Мэтью Арнольдом о месте литературы и естествознания в образовании[436].

Еще один разносторонний ученый, Фрэнсис Гальтон, теперь известен – а лучше сказать, печально знаменит – своими выступлениями в защиту евгеники. Он тоже начинал карьеру как исследователь-путешественник: изучал Средний Восток и области Юго-Западной Африки, которые до той поры были неизвестны европейцам. Гальтон опубликовал книгу об искусстве путешествовать. Будучи кузеном Чарльза Дарвина, он особенно интересовался вопросами наследственности, изучая ее как у людей, так и у гороха. Гальтон также занимался математикой, статистикой, физической антропологией (основал антропометрическую лабораторию), психологическими экспериментами, особенно тестами на интеллект и визуальную память, и метеорологией (открыл антициклон и дал ему название). Он также классифицировал отпечатки пальцев, основываясь на работе Уильяма Джеймса Гершеля, сына полимата Джона Гершеля[437].

Уильям Генри Фокс Тальбот – яркий пример разносторонней личности, которую сейчас знают только благодаря достижениям в одной сфере, а именно фотографии. Но даже если бы он не изобрел фотоаппарат и не написал о фотографии в своей книге «Кисть натуры» (The pencil of nature, 1844), то все равно вошел бы в историю как полимат Викторианской эпохи. Он был признанным математиком – в его честь названа кривая Тальбота. После знакомства с Джоном Гершелем он занялся оптикой и сформулировал закон Тальбота. Работая со спектроскопом, он перешел от оптики к химии, продемонстрировав, что можно идентифицировать различные вещества по их спектру. Исследования вопросов оптики и химии объединились в сфере фотографии, но интересы Тальбота были еще шире. В ботанике он выделил два новых вида растений. Опубликовал три работы по астрономии и несколько – по теории чисел. Тальбот также писал об этимологии и был одним из первых, кому удалось расшифровать ассирийские клинописные тексты. Рассуждая как естествоиспытатель, он предложил своего рода эксперимент для проверки правильности перевода этих текстов, в ходе которого несколько ученых переводили вновь открытые надписи независимо друг от друга (к счастью, их версии не сильно различались). Тальбот также был членом парламента, а в число его произведений входят «Размышления об умеренной реформе в палате общин» (Thoughts on Moderate Reform in the House of Commons)[438].

К новому кризису

По мере того как количество информации в описываемый период постепенно возрастало, идея и практика разделения интеллектуального труда становились все более актуальными. Начиная с середины XVIII века специализация, в том числе специализация знаний, стала предметом публичного обсуждения. В 1748 году Дени Дидро уже говорил о развитии специализации в хирургии и предсказал (верно) аналогичную тенденцию во всей медицине[439].

Ремарки Адама Смита об интеллектуальной деятельности в его лекциях по праву (1763) предвосхищают знаменитую дискуссию о разделении труда в «Богатстве народов» (The Wealth of Nations, 1776): Смит отмечает, что философия (имеется в виду то, что мы называем наукой) «становится отдельной профессией, которая с течением времени, как и все остальные, разделяется на различные области» или на «большое число отраслей, каждая из которых дает работу определенной группе или классу философов». Кто-то может увидеть в словах Смита сарказм, но он продолжает: «По мере того как каждый становится все более сведущим в своей области, все больше работы делается для целого, в результате чего значительно возрастает объем научных знаний»[440].

В своих работах 1785 года Иммануил Кант соглашался со Смитом как в вопросе о разделении труда в целом, так и в плане философии, особенно в отношении разделения эмпирического и рационалистического подходов. Согласно Канту, следовало подумать, «не требуются ли для чистой философии во всех ее частях отдельные люди и не будет ли лучше для науки в целом, если те, кто в угоду вкусам публики привыкли продавать эмпирическое вместе с рациональным, смешивая их в неведомых даже им самим пропорциях, будут предупреждены об опасности делать одновременно два дела, которые сильно различаются по способам своего выполнения и каждое из которых, возможно, требует особого таланта, в то время как попытки сочетать их в одном человеке порождают лишь шарлатанов»[441].

В Англии Чарльз Бэббидж, несмотря на широту собственных интересов, приветствовал то, что он называл разделением «умственного труда»[442]. Главной темой в теории общественного развития Герберта Спенсера была тенденция к специализации, или «дифференциации», которая, по его мнению, способствовала прогрессу, или социальной «эволюции»[443]. Другие английские ученые были настроены не столь оптимистично. Особенно красноречив был Уильям Уэвелл, отмечавший «усиливающуюся тягу к разъединению и расчленению» в научной среде. «Математики отворачиваются от химиков, химики – от естествоиспытателей; математики, предоставленные самим себе, делятся на чистых математиков и прикладных математиков, которые вскоре тоже расстаются» и т. д.[444] Используя политическую метафору, которая с тех пор звучала не раз, Уэвелл выражал опасение, что общность, называемая им содружеством наук, может распасться, как распадаются на части великие империи[445].