Стихотворения и поэмы - Ярослав Смеляков

131. КОМСОМОЛЬСКИЙ ВАГОН

Пробив привокзальную давку,прощальным огнем озарен,уже перед самой отправкойя сел в комсомольский вагон.

И сразу же, в эту же пору,качнувшись и дернув сперва,в зеленых кружках семафоровпошла отдаляться Москва.

Шел поезд надежно и споро,его от знакомой землив иные края и просторыдалекие рельсы вели.

Туда уходила дорога,где вечно — с утра до утра —в районе большого порогасурово шумит Ангара.

И где на брегах диковатых,на склонах нетронутых горвас всех ожидают, ребята,взрывчатка, кайло и лопата,бульдозер, пила и топор.

Там всё вы построите сами,возьмете весь край в оборот…Прощаясь с родными местами,притих комсомольский народ.

Тот самый народ современный,что вовсе недавно из школ,как это ведется, на сменуотцам или братьям пришел.

И я, начиная дорогу,забыв о заботах иных,пытливо, внимательно, строго,с надеждой и скрытой тревогойгляжу на людей молодых.

Как будто в большую разведку,в мерцанье грядущего дня,к ребятам шестой пятилеткиячейка послала меня;

как будто отважным народом,что трудно и весело жил,из песен тридцатого годая к ним делегирован был.

Мне с ними привольно и просто,мне радостно — что тут скрывать! —в теперешних этих подросткахтогдашних друзей узнавать.

Не хуже они и не краше,такие же, — вот они, тут! —и песни любимые нашис таким же азартом поют.

Не то что различия нету, —оно не решает как раз,—ну разве почище одетыда разве ученее нас.

Не то чтобы разницы нету,но в самом большом мы сродни,и главные наши приметыу двух поколений одни.

Ну нет, мы не просто знакомы,я вашим товарищем стал,посланцы того же райкома,который меня принимал.

132. ПЕРЕКРЫТЬЕ

(Из очерка)

Свидетель большого событья,течению дней вопреки,запомнил я день перекрытьянедальней сибирской реки.

Нет, это совсем не описка,не ради бахвальства строка:мне стала действительноблизкой нелегкая эта река.

Признаюсь, что в школьные годы,таская учебники в класс,я знал только так, мимоходом,что есть и такая у нас.

Мне также случалось позднее,не путаясь даже почти,на карте, вблизи Енисея,ее равнодушно найти.

Но вот я увидел воочьюживую ее красоту,когда у прожектора ночьюстоял на плавучем мосту.

Валили, теснясь, самосвалыбетонные глыбы туда,где трудно уже клокоталаи прядала набок вода.

Захваченный общим движеньем,я молча смотрел, как велосьгражданское то наступленьеплакатов, кабин и колес.

Рожденный в далекие годыпод смутною сельской звездой,я русскую нашу природуне хуже люблю, чем другой.

Крестьянскому внуку и сынунельзя позабыть погодяскопленья берез и осиноксквозь мелкую сетку дождя.

Нельзя даже в шутку отречься,нельзя отказаться от них —от малых родительских речек,от милых цветов полевых.

Но, видно, уж так воспиталаменя городская среда,что ближе мне воздух металлаи гул коллективный труда.

И я, в настроенье рабочемвходя в наступательный раж,люблю, когда он разворочен,тот самый прелестный пейзаж.

Рабочие смены и сутки,земли темно-серой валы,дощатые — наскоро! — будкии сбитые с ходу столы.

Колес и взрывчатки усилья,рабочая хватка и стать!Не то чтобы дымом и пыльюмне нравилось больше дышать,

но я полюбил без оглядкивсей сущностью самойсвоей строительный воздух площадки —предтечи больших площадей.

На полке вагонной качаясь,покинув уют и семью,я ехал в Сибирь, возвращаясь,как думалось, в юность свою.

Не зря же строительный опытдостался мне с тех еще пор,когда я ходил в землекопах,месил известковый раствор.

Когда я весь день без обмана,сумев эту хитрость постичь,на той на козе деревяннойтаскал краснотелый кирпич.

С работою прежней знакомый,я верил умом и душой,что буду почти что как домана нынешней стройке большой.

Но, эти портальные вышкиедва увидав наяву,я обмер, как сельский мальчишка,впервые попавший в Москву.

Я снизу смотрел и несмелоиз юности бедной своейна эти подъемные стрелы,на дело крюков и ковшей.

Как будто, стеснительность пряча,один, совершенно один,стою я с лопатой и тачкойсредь этих железных махин.

Я в этом бы стиле и вкусеи дальше раздумывать стал,но тут самосвал Беларусипод ковш экскаватора встал.

В семье тепловозов и кранов,среди рычагов и колестаким же он был великаном,нагрузку такую же нес.

Растерянность кончилась сразу,механику поняв чудес,я быстро по лесенке МАЗав кабину огромную влез…

133. КАРМАН

На будних потертых штанишках,известных окрестным дворам,у нашего есть у мальчишкиединственный только карман.

По летне-весенним неделямпод небом московским живымон служит ему и портфелем,и верным мешком вещевым.

Кладет он туда без утайки,по всем закоулкам гостя,то круглую темную гайку,то ржавую шляпку гвоздя.

Какие там, к черту, игрушки —подделки ему не нужны.Надежнее комнатной пушкипомятая гильза войны.

И я говорю без обмана,что вы бы нащупать смоглив таинственных недрах карманаребячую горстку земли.

Ты сам, мальчуган красноротый,в своей разобрался судьбе:пусть будут земля и работа —и этого хватит тебе.

134. МАЛЬЧИШЕЧКА

В Петропавловской крепости,в мире тюремных ворот,возле отпертой камерымолча теснится народ.

Через спины и головызрителям смутно видныодинокие, голыеструйки тюремной стены.

Вряд ли скоро забудетсяэтот сложенный намертво дом,кандалы каторжанина,куртка с бубновым тузом.

Экскурсанты обычные,мы под каменным небом сырымлишь отрывистым шепотом,на ухо лишь говорим.

Но какой-то мальчишечканаши смущает умы,словно малое солнышков царстве железа и тьмы.

И родители чинные,те, что рядом со мною стоят,на мальчишку на этого,и гордясь и смущаясь, глядят.

Не стесняйся, мальчонышек!Если охота — шуми,быстро бегай по камерам,весело хлопай дверьми.

Пусть резвится и носитсяв милом азарте своем,открывает те камеры,что заперты были царем.

Без попытки пророчествая предрекаю, любя:никогда одиночество,ни за что не коснется тебя.

135. ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Татьяне