Маджонг - Алексей Никитин

После аварии у Регаме болел бок и сильно ныло ушибленное колено. Потому он и попросил место в аварийном ряду. Тут хоть ноги можно вытянуть. А в целом в этой аварии ему повезло, конечно. Все могло кончиться намного хуже, и случай несчастного Жени Львова доказывал это с непреложной очевидностью. При ударе парня выбросило с заднего сиденья, он вышиб лобовое стекло и вылетел на дорогу. Водитель и Регаме были пристегнуты, поэтому для них все обошлось синяками и ушибами.

Странная была авария. Этот невесть откуда взявшийся и потом непонятно куда девшийся лось.

Из стопки газет, привезенных стюардессой, Регаме выдернул первую попавшуюся. В глаза немедленно бросился заголовок: «В пожаре на Петровке погибли люди и древние манускрипты». И Регаме тут же забыл об аварии.

Он прочитал статью раз, потом еще раз, пытаясь отделить реальные события от глупостей, которыми их щедро пересыпал автор, но это у него получалось плохо. На фотографии было изображено полусгоревшее сооружение. С равной вероятностью это мог быть склад, а могла быть и конюшня.

«Умеют же люди писать и снимать так, что совершенно ничего нельзя понять», — раздраженно буркнул он, прочитав статью в третий раз, и только тут заметил, что к ней было подверстано небольшое интервью с Енотом Семеновым.

— Да это же Бидон сгорел! — не сдержался Регаме, едва взявшись читать интервью.

На него покосились из соседнего ряда и обернулись из переднего. Пришлось извиняться.

Из ответов Семенова Регаме понял, что сгоревший павильон Бидона был самым интересным на рынке; что Семенов накануне встречался с Бидоном и купил у него недорогую гравюру; что гибель коллекции Бидона — это большая потеря для библиофилов, а лично Семенову Кирилла будет очень не хватать.

Последний вопрос был таким:

— В кругах антикваров много говорят о редкой рукописи, сгоревшей прошедшей ночью. Есть даже версии, что эта рукопись была уничтожена умышленно. Что вы можете об этом сказать?

— Ничего.

Размышляя над странным вопросом корреспондента и непривычно лаконичным ответом неизменно болтливого Енота, Регаме продолжал просматривать заголовки. «Разборки возле фирменного магазина «Пуща», «Кровавая драка в супермаркете сети «com.ua», «Панамеру» порвали. Взорван автомобиль Елены Рудокоповой».

«Да что у них там происходит, в самом деле? — поразился он. — Совсем как в девяносто каком-нибудь третьем».

В Борисполе его встретил Коля, водитель Чаблова.

«Это он не меня, это он рукопись встречает, — догадался Регаме. — Вот Чаблов. Хоть бы дал домой заехать, переодеться».

— У нас такое тут в последние дни творится, — посетовал Коля. — Шеф говорит — война. После того как разнесли его любимый новый магазин, он всех перевел на осадное положение. Сам ночует на заводе.

— Да кто разнес-то?

— Бойцы этой. Рудняковой.

— Рудокоповой?

— Да-да, вот-вот.

— А машину ее кто взорвал, ваши?

— Этого шеф не говорил.

— Понятно, что не говорил.

Чаблов встретил Регаме как победителя.

— Молодец! Все сделал быстро, четко. Пришел, приехал, раздобыл. Показывай скорей трофеи!

Регаме достал рукопись.

— Отлично, отлично. — перелистал страницы Чаблов. — Ага, вот и отрывок: «Перед ними явилась обычная корчма, какие стоят при дорогах по всей Малороссии.» Отлично! Сразу, чтоб не забыть, — твой гонорар перечислят сегодня же.

— Спасибо, — Регаме поднялся.

— Что-то ты устало выглядишь.

— Два перелета, ночь не спал, авария по дороге.

— Да-да, сейчас тебя домой. Какая авария? Когда? Вот только что?

— Нет, не только что. Два дня назад, по дороге в Барнаул.

— Ну-ка, присядь. И во всех подробностях, пожалуйста. А то у нас тут, ты еще не знаешь, наверное.

— Да знаю, что у вас тут. Во всех газетах уже.

— Во всех, да не всё. Дело серьезное, и мелочей тут быть не может. Так что рассказывай подробно.

— Петя, я тебе сразу скажу, наша авария обошлась без Рудокоповой.

— А это уже мне судить. Ты полной картины не видишь.

Всех подробностей Регаме рассказывать не стал, но уже то, что случай свел его с человеком Рудокоповой в одной машине на пути в Семипалатинск, показалось Чаблову очень подозрительным.

— Костя, просто так этого быть не могло. Почему он поехал в Казахстан, а не продолжал обхаживать меня здесь, в Киеве, а? Они знали, что ты туда едешь. Они нас слушали, ты понял?! Еще тогда! А мне говорят, что я слишком подозрителен. И опять-таки вопрос: как вы оказались в одной машине на обратном пути? Что, тоже случайно?

— Но со сломанным позвоночником сейчас лежит он, а не я.

— Все это странно. Все это очень странно, — хмуро ответил Чаблов. — Ладно, сейчас тебя отвезут домой, отдыхай. Завтра подумаем, что делать дальше.

— Завтра я буду говорить с Рудокоповой. Надо все-таки рассказать ей, что случилось со Львовым.

— Что?! Ни в коем случае! Какие еще разговоры?..

— Петро Тодосьевич, — Регаме поднялся и, хромая, сделал несколько шагов вдоль стола. Нога затекла, и колено болело сильнее прежнего, — что-то ты увлекся. Работу я выполнил, документы у тебя. Ваша война — глупость, и участвовать в ней я не собираюсь. С Рудокоповой я завтра буду говорить в любом случае, если захочешь ей что-то передать — звони.

— Ну, что ж, Костя, — неожиданно улыбнулся Чаблов. — Может, ты и прав. Давай, до завтра.

Когда Регаме вышел, Чаблов убрал рукопись в сейф и набрал номер охраны:

— За Регаме организуй наблюдение. Аккуратно, без демонстраций. Ты должен знать всё, что он будет делать ближайшие несколько дней. Сейчас Коля повезет его домой, скажи ему, чтоб не спешил, и поставь за это время жучок. Будешь докладывать каждые два часа. Все.

Утром Регаме собирался ехать на Петровку, но колено болело, погода стала неважной, и непонятно было, отчего теперь болит колено: то ли не может забыть о давешней аварии, то ли недовольно хмурым небом и северо-западным ветром, несущим в наши края дождевые тучи, сырые и тяжелые, как невыжатые половые тряпки. Постояв пару минут у серого окна, Регаме решил, что никуда сегодня не поедет.

Он выложил на стол записные книжки и взялся обзванивать знакомых, расспрашивая о событиях последних дней.

Говорили разное. Продавцы с Петровки были уверены, что Бидона сожгли потому, что на месте его павильона давно уже собирались строить автозаправку. Некоторые не сомневались, что Бидон — это только начало и жечь их теперь будут регулярно, ведь в газетах писали, да и без газет понятно, что Петровку снесут и будет здесь новый гипермаркет. Кто-то даже видел проект и точно знал, что не гипермаркет, а гостиница. Молодежь винила американцев и подозревала их в нехорошем — всем ведь известно, что Петровка занимает не последнее место в составленном Госдепом списке распространителей контрафакта.

Старые книжники, напротив, не связывали локальный пожар с судьбой всей Петровки, но подозревали Бидона в торговле крадеными иконами и старопечатными изданиями. Предполагалось, что Бидон был последним звеном в цепочке — через него шел сбыт. А когда сыскари взяли след и сделали контрольную закупку, то свои же решили Бидона убрать.

С Енотом Семеновым разговор не получился вовсе.

— Толик, ну хоть ты не морочь мне голову, — попросил Регаме, — ты же был там, так объясни мне просто и понятно, что случилось с Бидоном и его книжками!

— Они сгорели! — просто и понятно рявкнул измученный журналистами Енот и швырнул трубку.

Чепухи в этот день он услышал много и самой разной, но к обеду уже смог составить картину происшедшего. Эта картина ему не понравилась. Она напугала Регаме. Но что он мог сделать один в войне Чаблова и Рудокоповой? Ему были нужны союзники. И он опять сел за телефон.

На этот раз первым Регаме позвонил Малевичу.

— Виталий, мы с тобой сто лет не виделись, и виноват в этом ты, — сухо и жестко сказал он.

— Что ты, Костя? — растерялся Виталий Петрович.

— Ты меня избегаешь. Не хочу так думать, но мне кажется, что нашей старой дружбе ты предпочел интересы своего клиента.

О клиенте Малевича Регаме только догадывался, да к тому же Малевич и не избегал его вовсе, хотя они действительно давно не виделись. А говорил Константин Рудольфович все это только затем, чтобы избежать пустых отговорок да утомительных жалоб Малевича на здоровье. И без того ведь, выслушав все, что мог сказать ему Виталий, потратив на это полчаса, а то и час, он заставил бы его приехать. Так зачем терять время?

— Ты это что, о Рудокоповой?.. Послушай, как ты мог так обо мне подумать?

— Отлично! Если я ошибся, то срочно приезжай. Будет важный разговор. Все бери и приезжай.

Что именно должен взять Малевич, он тоже не знал, но решил, что тот сам разберется.