Медвежьи сны - Светлана Смолина

– А что еще? На колени встать и кольцо подарить? – Он бесился, как медведь-шатун, почуявший запах металла и пороха. – Когда я уезжал, ты сказала, что хочешь меня. Вот и поехали, чего время терять!

– Зачем ты так, Дима? Это оскорбительно… для нас обоих.

– За себя я сам в состоянии решать! – почти заорал он и надвинулся на нее, как грозовой фронт. – А ты снова передумала? Будешь меня за нос водить?

– Прошу тебя! Ты взвинчен и устал. Давай встретимся вечером и все обсудим…

– Обсудим? Или ты едешь со мной сейчас, или мы ставим точку!

– Почему ты меня не слышишь? – чуть не плача, недоумевала она. – Я не могу сейчас. Я обещала Димке…

– Кому?

– Посмотри, как он играет с собакой! У них так мало в жизни радости… А когда он смеется…

– Маш, у тебя крыша совсем, что ли, съехала? Какие радости, какой Димка? Ты превращаешься в старую деву. Собак пригреваешь, с чужими детьми нянчишься… Тебе мужик нужен!

– Нужен, – согласилась она и посмотрела на него тревожным взглядом. – Но в жизни есть вещи…

– Теперь тебя на философию потянуло, – мрачно заключил он и потер рукой лоб. – А вот я хочу тебя. Это же куда проще понять, чем рассуждения о смысле жизни и чужих проблемах. Я не собираюсь разглагольствовать о высоком. Я жду, что ты выполнишь свое обещание.

Она встряхнула волосами и вытерла подозрительную каплю на щеке. На ее руке не было привычного кольца, напоминанием о котором осталась бледная полоска и ее упрямство.

– Ты кольцо сняла, – вслух подумал он. – Значит, ты ждала меня. Так в чем же дело?

– В нем!

Маруся обернулась, только сейчас осознав, что за спиной стало тихо. Малыш и пес стояли на дорожке и прислушивались к диалогу взрослых. Но стоило ей встретиться с ними глазами, как Филька замотал хвостом, а Димка заулыбался во весь рот и закричал громче, чем требовало расстояние:

– Маруся, иди к нам! Ты обещала с нами гулять, а не с ним!

– Маруся? – переспросил мужчина и поймал ее пальцы в ладонь. – Ты можешь объяснить мне, что происходит?

– Я сама еще не очень понимаю. Но мы же встретимся вечером, да? Ты ведь придешь послушать, как я пою для тебя? – Он хмуро смотрел на ребенка и собаку, отнявших у него женщину. – Я все время пою для тебя, даже когда тебя нет. Ты представить себе не можешь, что ты для меня сделал, когда позволил мне петь. Я как будто заново родилась… и увидела тебя!

– Нечего там видеть! – буркнул он и исподлобья посмотрел на ее приоткрытые губы. – И у тебя контракт!

– Ты можешь ругаться, кричать и говорить ужасные вещи. Но я знаю…

– Довольно! – Он не хотел поддаваться власти ее слов, потому что сам хотел получить над ней власть. – Если добром не поедешь, заберу силой.

Она замолчала и приготовилась к обороне, вдруг осознав, что он не шутит. Ей не было страшно, не было обидно, ей больше всего на свете в глубине ее плачущей души хотелось, чтобы ее вот так забрали и увезли, и любили до вечера и всю ночь напролет, и утром хоть до завтрака, хоть вместо. Но малыш, похожий на снеговика, снова тоненько позвал «Маруся!», пес в тон ему визгливо залаял, а глаза мужчины сузились и потемнели. Делать выбор там, где его в принципе нет, где одно дополняет другое, потому что не будь Дмитрия Алексеевича, не было бы ни Фильки, ни Димки с Машей, ни музыки каждый вечер, было несправедливо.

– Я пойду, я обещала.

Он выпустил потеплевшую руку и скривился, как от боли.

– Это твой выбор!

– Мой выбор – это ты, Дима! – сказала она и ушла.

Сзади он слышал звонкий лай и детский визг, а потом она крикнула «не догонишь!» и засмеялась, и хозяин, стиснув кулаки, ускорил шаг. Он шел к машине, глядя в землю, и только когда ему на шею бросилась женщина в распахнутой шубке, пахнущая духами и морозом, с яркой помадой и опасными черными глазами, он вернулся в свой город.

– Вот ты где гуляешь! – смеялась Люська и, не стыдясь внимания окружающих, оставляла на его небритом лице алые отпечатки губ. – Как же я соскучилась, просто ужас! Уже начала думать, что ты укатил в Австрию без меня! Хорошо Костику догадалась позвонить, а он сказал, что ты тут рядышком в парке гуляешь. Что тебя в парк потянуло?

– Угу, потянуло! – угрюмо повторил он, сняв с шеи обнимающие руки. – Домой поеду. Устал, как собака.

– Поехали! – весело согласилась Люська и лукаво подмигнула. – Я тебе ванну налью, массаж сделаю, и усталость как рукой снимет.

– Мне бы поспать часов двенадцать… Иначе в ванне я утону к чертовой матери.

– Правильно! – Она подхватила его под руку и участливо вздохнула. – К тебе еще вон сколько ехать, а ты еле живой. Я тебя здесь уложу и колыбельную спою.

– Нет уж, вот петь мне точно не надо!

– Пойдем, Дима! – Она тянула его к подъезду, выразительно оглянувшись на вылезшего из машины Константина. – Раздену и уложу, телефоны выключу и рядом лягу. Тебе будет тепло и уютно, мой милый. А если ты проснешься и захочешь меня, то вот она я, вся твоя…

Почему эта, которую он хотел по привычке, когда видел, а когда не видел, даже не вспоминал, умела вовремя говорить такие слова и с готовностью делала то, о чем говорила? А та, которую он хотел, когда не видел, и безумно хотел, когда оказывался рядом, рассказывала ему сказки о том, что случится когда-то в светлом будущем. И каждый раз отодвигала это будущее на неопределенный срок.

Из окна Люськиной квартиры был виден парк, в котором на снегу копошились три фигуры. И пока первая красавица его королевства, как обещала, стягивала с него пиджак и рубашку, он смотрел на Марусю, которая снова обманула его. Больше всего на свете он желал, чтобы это ее пальцы справлялись с пряжкой ремня и ее голос шептал: «Вот так, мой хороший, сейчас мы ляжем, и ты отдохнешь… если захочешь!»

По дороге домой Маруся наткнулась на Костю, идущего из магазина.

– Привет! Что ты тут делаешь?

– Хозяина жду, – сухо ответил тот, даже не поздоровавшись, и направился к машине.

– Вот как! Он не уехал домой… – догадалась она еще до того, как задала вопрос.

– Он решил остаться.

– Ну, конечно! – Маруся подняла голову к Люськиным окнам. – Зачем куда-то ехать, когда и тут пригреют.

– Не лезла бы ты между ними, – попросил охранник, и Маруся с изумлением обернулась. – Может, она и не такая культурная, как ты, но они до тебя жили и он почти был готов жениться.

– А тебе что за дело до их отношений?

– Мы с Люськой с первого класса учились. Я ее, может, лучше всех знаю. Она, когда с ним встретилась, как будто с катушек сошла. Замуж хочет. А ему давно пора остепениться и бабу себе нормальную найти. И только он нашел, тут ты явилась.

– Я не стою между ними, Костя, – помотала головой Маруся и поджала губы. – Я не претендую ни на что и ни во что не лезу. Хочет жениться – пусть женится.

– С того дня, как ты приехала, он к Люське охладел. Ходит к ней, как на работу, а она изводится.

– Это лишь твое предположение!

– Он тебя хочет, – краснея, сказал Константин. – У него бзик такой. Если чего получить не может, будет добиваться до последнего.

– И что? – осторожно уточнила Маруся, памятуя давний разговор с Любаней. – Что ты предлагаешь?

– Уезжай.

– И тогда он перестанет меня хотеть и вернется к твоей однокласснице? А если он меня искать начнет?

– Ну, ты прятаться умеешь. Она тебе денег даст, если надо. Устроишься в другой области, подальше отсюда.

– А, новый хозяин, новая жизнь, новая проблема! – понимающе усмехнулась Маруся. – У меня что, Каинова печать на лбу?

– Чего?

Константин изобразил лицом мыслительный процесс, напомнив ей человекоподобного робота во время их первой встречи.

– Ничего! – огрызнулась она. – Я не уеду. А что касается его матримониальных перспектив – то уж как-нибудь без меня разберитесь.

– Все равно тебе не такой мужик нужен, – сказал упрямый охранник. – Чего время тянуть?

– Как вы тут все о времени беспокоитесь… – съехидничала Маруся. – И о моей личной жизни. Может, ты подойдешь на роль моего мужика? Заглянешь в гости, пока хозяин на Люське занят?

– Я нет… я не подойду… – осипшим голосом выдавил Константин и попятился к машине. – Я не могу, мне ждать велено.

– Ну жди, – снизошла к его проблеме она и стряхнула тающий снег с плеча. – Я вот тоже пока жду. Принца. Так и передай им обоим. Если увидишь подходящего на белом коне, пришли ко мне, не сочти за труд.

Константин остался стоять с открытым ртом, пока она уходила к своему подъезду, на ходу отряхивая Димкину курточку и Филькин загривок.

Через час, когда она отвозила Димку в интернат, Костя все еще был на посту, и еще через час, когда вернулась, тоже. Она старалась не думать, почему все получилось так глупо, но мысли возвращались к разговору в парке, и сейчас, если прокрутить их реплики обратно и начать сначала, она все равно не знала, что изменить. Филька нервничал и ходил за ней хвостом, тычась мокрым носом под коленку, стоило где-то остановиться.

– Да что с тобой, радость моя? – наконец не выдержала Маруся и, присев на корточки, взялась руками за массивные складки на шее. – Ты какой-то неприкаянный сегодня. Устал? Димка сейчас тоже спит, думаю. Укатали вы друг друга. – Филька облизал ей лицо и вяло постучал по полу хвостом. – И этот, другой, отдыхает. Ну и пусть! Мы жили без него и еще проживем. Завтра поедем в город, подарков накупим. Что ты хочешь на Новый год, а, заяц? – Она подняла его уши торчком и, рассмеявшись, обхватила руками за шею и прижалась, как маленькая. – Знаешь, что я хочу в подарок? Ты никому не расскажешь?