Адаптер - Борис Петров

— Что есть, то есть. Транспорта все равно не будет, пока они там не успокоятся. Учения какие-то, каждого сканируют, зеков тоже. Придется ждать.

— А у них есть другие игры? — с интересом спросила Ю-ли, наблюдая с Лиз за тем, как малые роботы, маявшиеся от безделья, водили хоровод запутанной змейкой, вокруг больших погрузчиков, исполнявших странный незамысловатый танец.

— Есть, увидите. Я же говорю, здесь весело, — худой зевнул. — Скоро закончат. Они не могут двигаться вне положенного по регламенту времени на погрузку.

— А они грузы роняют? — спросил Беджан. — Так можно и баржу потопить.

— Было пару раз, уронили в воду контейнер. Видели бы вы этого кальмара — у него был такой расстроенный вид! — захохотал худой.

Лиз встала на край искусственной насыпи, массивного рукотворного холма, на котором поставили жилые корпуса. Холм вырос после расширения канала и укрепления причалов, на него и перенесли потом все оставшиеся после частых наводнений здания. Раньше река не знала таких разливов, но война изменила не только ландшафт, но и всю отлаженную столетиями программу жизни. Лиз не могла этого знать, как не знали этого и старожилы порта. Она чувствовала, что эти потрепанные ветрами и временем серые панельки видели и знают несравнимо больше, чем они, родившиеся в мирной стране, получившие образование, имея возможность задать любой вопрос, и тут же получить на него ответ от заботливого цифрового мозга. Но вопросы рождались редко, сдавленные пустотой интересов и неизбежным наказанием за нездоровый интерес. Речной порт был несравнимо меньше морских и океанических роботизированных портов, которые она видела в учебных фильмах, и все же он потрясал воображение. Причал уходил черной змеей в непроглядную тьму, в которую луна не смела светить, только воде позволялось быть там, поблескивая серебристо-черным равнодушием.

Лиз с трудом вырвалась, порт тянул к себе, она уже хотела сделать последние шаги вперед, чтобы быть ближе, чтобы увидеть, стать частью той жизни неспящих роботов, раствориться в серебристо-черном свете. Она поняла, что ее накрывает приступ, и еще немного, и она свалится на месте. Лиз не слышала, как Ю-ли зовет Беджана. Она не почувствовала, как он понес ее в дальний корпус. Мир медленно исчезал, темнота заполняла ее, а в сердце колола паника, желание вернуться, выполнить свой долг, стать снова функцией. Адаптер, ощущая власть над ней, требовал, выдавливал волю из ранок на коже, пока мозг не сжалился, и она не провалилась в долгий обморочный сон.

Лиз разбудил жаркий солнечный луч, бесцеремонно прыгавший на лице. Она чихнула и открыла глаза. Первой мыслью, обжегшей легкие, сдавившей горло, была паника от того, что она пропустила утренний намаз. Лиз резко села и застыла, не понимая, где находится. Комната небольшая, узкая и странная, она никогда не видела таких комнат. Вдоль стены стояли две двухъярусные кровати, очень узкие, как раз для таких как она и Ю-ли. Вдоль другой стены стоял потертый шкаф и стол с электрочайником и подносом со стаканами и печеньем. Окно было огромное, занимавшее почти всю стену, и от этого комната казалась больше и уютнее.

Лиз тихо засмеялась, отпуская на свободу беспричинный страх перед полицией совести, что они могут ей сделать здесь, она уже заключенная. Странно, но этот статус совершенно не страшил, а скорее веселил. Худой был прав, что-то распрямлялось внутри, отбрасывая ржавые оковы. Лиз попыталась вспомнить, сколько раз она совершала намаз в СИЗО, и не смогла.

Она встала, долго тянулась, подставляя лицо и тело под солнечные лучи. На соседней кровати спала Ю-ли. Простынь валялась на полу, а майка на спине задралась, и девушка, чувствуя во сне прикосновения солнечного зайчика, лениво почесывалась. Она была как ребенок, Лиз наклонилась и погладила Ю-ли по голове и поправила майку.

Когда Лиз закончила зарядку, Ю-ли с трудом разлепила глаза. Она смотрела на Лиз с недовольством, которое не было обращено лично к ней. Так смотрят дети, когда их разбудили на самом интересном месте.

— Доброе утро, — зевнула Ю-ли и, взглянув на часы, поправилась. — О, уже почти полдень. Ты выспалась? Как себя чувствуешь?

Лиз улыбнулась и показала большой палец. Этот старый жест она подсмотрела в одном учебном фильме про юность Пророка. Лиз вопросительно смотрела на Ю-ли, показав пальцем на часы.

— А, нормально, — зевнула Ю-ли. — Я перед сном приняла дозу, так и проспала весь приступ. Не помню, чтобы меня накрыло. Мы за тебя вчера так испугались, у тебя же не должно быть больше сильных приступов, да?

Лиз пожала плечами. Она не знала, и никто не мог знать, как будет реагировать организм, выдернутый из привычной системы внешнего управления. Лиз не ощущала здесь никакого давления, еле уловимого покалывания во всем теле, с которым она привыкла жить в городе. Она заново знакомилась со своим телом, которое имело силу и объем, которое хотело двигаться, бежать, прыгать, жить. Лиз сделала ласточку, Ю-ли удивленно свистнула, как мальчишка.

— Ого, как ты умеешь! Я так никогда не смогу.

Лиз поманила Ю-ли к себе, та неохотно встала. Заставив ее делать зарядку, Лиз ощутила жуткий голод. Было бы неплохо умыться, но есть хотелось сильнее. Ю-ли была того же мнения, и, не сговариваясь, они сели пить чай.

— Интересно, сколько он здесь пролежал? — Ю-ли рассматривала пачку с чайными пакетиками, притаившуюся в одном из ящиков стола. — Тут все такое старое, как будто из прошлого века, но мне нравится. Тут лучше, чем дома.

Лиз согласно кивнула. Белье было жесткое, стираное десятки раз, но чистое, пахнущее простой органической тканью, а не благовониями, которыми было положено обрабатывать постельное белье в домах первого круга.

— Теперь можно и в душ сходить, — блаженно потянулась Ю-ли. — Я тут все знаю. Это женский этаж, и кроме нас тут никого нет.

Она достала из шкафа полотенца и смену белья для себя и Лиз. У двери стояли синие резиновые тапки, Ю-ли они были слишком большие, у Лиз нога была больше, и сланцы не так болтались. Ни о чем не беспокоясь, Ю-ли, как была в майке и трусах, так и вышла из комнаты. Лиз кольнуло в первый момент чувство стыда, женщине не позволялось вот так расхаживать даже по пустому дому.

Веселые и голодные, одетые в легкую робу светло-бежевого оттенка, на лямках полукомбинезона кто-то вышил лозу с красными цветочками, а футболки, хоть и застиранные, вторили нежно-голубому теплому небу, девушки спустились вниз. На площадке у корпуса Беджан, худой и полицейский играли в мяч.

— Мы хотим есть! — с ходу заявила Ю-ли, пнув мяч в Беджана. Удар получился слабый, и худой добавил,