Лучшее прощение — месть - Джакомо Ванненес

Здесь мне придется признать превосходство северян над южанами. Я никогда бы не сдержался, чтобы не выхватить нож, а Франческо (он сам потом мне признался) стал холоднее льда, хотя сердце его прыгнуло куда-то вниз. Он вернулся в гостиную, удобно расположился и стал ждать, пока они вернутся.

С Николь он по-прежнему разговаривал с отеческой нежностью. В конце концов решили, что девушке слишком рано связывать себя путами материнства: ей едва за двадцать. К тому же не стоило забывать и об отце. Человек он был нетерпимый и не вынес бы, чтобы и на этот раз его самая любимая дочь вышла замуж так же «позорно» (как он считал), как и первая. Франческо во всем согласился с адвокатом и даже смог сказать:

— Не знаю, как и отблагодарить вас за вашу любезность.

В общем, он прекрасно исполнил роль рогоносца и вежливого господина.

Когда он вез домой свою Николь, он вдруг выпалил:

— Дорогая, если тебе не удастся освободиться от ребенка, кого бы ты хотела ему в отцы?

— Что ты имеешь в виду? — спросила Николь неуверенным голосом.

— Ничего особенного. Поскольку ребенок от двух отцов, не вижу нужды мне и только мне брать на себя всю ответственность.

Тут Николь все поняла и призналась:

— Ребенок твой, я уверена. Все очень просто. В то время адвокат был в Японии. Можешь мне не верить, но для меня это было прекрасное время, для нас обоих. Я решила стать твоей любовницей, чтобы ему отомстить и никогда бы не подумала, что все будет так прекрасно.

— Ну конечно! Давай уж без церемоний, тем более сейчас. Значит, так… Сколько стоит этот зонд? Я тут же даю наличные.

На него внезапно напал приступ рвоты. Это случилось почти в полночь, и в это время — как он потом рассказывал, он выбросил из себя остатки алкоголя, выпитого у адвоката, часть собственной души и всю Николь, с ног до головы.

После этого он почувствовал себя совершенно другим и понял, что каким-то чудом вновь обрел самого себя.

Наконец-то он увидел Николь в истинном свете: поверхностной, фривольной, низкой, черствой. Кроме того, он разглядел в ней то, что люди подобные Римлянину, ни в ком терпеть не могли: недостаток интеллекта при недостатке чувств. Но во время страстной любви к Николь он мог это вынести, может быть терпел бы это и всю жизнь. Но она сама погасила эту страсть, вызвала в нем тошноту.

После всего этого он почувствовал, что вновь возрождается к жизни. У него появился аппетит, он захотел новых блюд, экзотической кухни, разнообразия. Вернулась к нему и радость голода — он стал наслаждаться едой. И все мы вновь узнали в нем прежнего старого друга.

Николь сделала аборт. Через месяц у нее началось сильное кровотечение, и ее чудом удалось спасти. Франческо от щедрот своих оплатил все расходы по лечению, и вовсе не с какой-то задней мыслью, а просто потому, что легко быть щедрым, когда есть деньги. А после этого он исчез из ее жизни.

Римлянину, как видно, не очень-то нравились геометрические фигуры. Классический любовный треугольник был слишком тяжелым компромиссом для его гордости. Он предпочитал окружность. Несостоявшееся отцовство не очень его травмировало. Франческо был человеком действия, а для подобных людей само действие — лучший бальзам на раны, оставшиеся после драмы.

В отличие рт Франческо я был человеком созерцательным и ленивым от природы. У меня была масса времени, чтобы поразмышлять обо всех, самых интимных вариациях нашей связи с Брижитт, навсегда оставаясь верным ее памяти. Неспособный броситься в водоворот жизни и пережить новые воспоминания, я предпочитал жить экстазом прошлого, а не рисковать и не стремиться к новым приключениям.

А вот наш Франческо как с цепи сорвался. Днем он бодро работал, а ночью начинал развлекаться с такой яростью и постоянством, что, похоже, путал развлечения с работой. Оправдывался он тем, что должен наверстать упущенное.

Он специализировался на англичанках и ухитрялся иметь дело сразу с тремя. И все три были студентки «Альянс франсез». Однажды, по странной игре судьбы, все они одновременно спустились по лестнице к выходу из института. Римлянин, естественно, ждал только одну. Нисколечко не смутившись, он представил девушек друг другу, извинился, что не может больше задерживаться из-за работы и оставил всех троих на лестничной площадке, как будто каждая из них была просто его знакомой по институту. Потом он присоединился к нам в одном из баров на Монпарнасе и, поскольку все мы были с дамами сердца, извинился, что пришел один, потому что ему казалось безнравственным и показушным приходить сразу с тремя. Сортир воспользовался случаем, чтобы выдать одну из своих вульгарных шуточек, которые не стоит здесь повторять. Джанни Сиракуза предложил всем выпить. Ему хотелось пустить пыль в глаза одной немочке, похожей на мейссенскую статуэтку.

Прошло почти полгода, и Николь вновь появилась на горизонте с покаянным письмом. Адвокат X тем временем женился на восемнадцатилетней, невероятно богатой провансалочке, забеременевшей в ходе матримониальных баталий. Друзья побаивались за Франческо, а я нет, потому что понял: он был настоящий мужчина. Он, как и раньше это бывало, сделал вид, что все еще находится в ее власти и пригласил ее в театр.

Раньше все их стычки и перепалки проходили довольно мирно, потому что Николь вполне хватало адвоката в постели, а с Франческо она любила сходить на танцы или посмотреть какую-нибудь пьеску на Бульварах. Теперь, когда адвокат пристал к семейному берегу и покинул ее, Николь чаще стала вспоминать о Франческо в постели: ей он нравился не меньше, а может и больше адвоката. Она была большой любительницей этого дела. Чтобы устоять перед соблазном, Римлянин перед свиданием с Николь выпускал пар с одной из своих англичаночек. Потом отправлялся на встречу с Николь и вел ее в кино или театр. Чтобы постоянно держать ее в узде и придать определенную изысканность собственной мести, он иногда звонил ей в обед на работу и приводил в свою маленькую квартирку на рю Коньяк джей, которую снял совсем недавно. Здесь они обедали макаронами, а на десерт быстренько, попросту, перекручивались в постели. Потом он бегом провожал ее на работу. Неоднократно она пыталась убедить Франческо, что могла бы провести и ночь в его квартирке, но он невозмутимо отвечал:

— Сокровище мое, говорят, идет потрясающая пьеса «Боинг, Боинг». Ни за что на свете я не хотел бы лишать тебя этого удовольствия.

Месть длилась почти год. Наконец он устал и оставил Николь. Она вышла замуж за врача, который, к большому огорчению Николь и ее матери, не хотел детей.

Никогда я так глубоко не уважал Франческо, как в то время. Я чувствовал его рядом, как брата. Он жил и наслаждался местью как настоящий сицилиец и частенько шутил:

— Лучший способ простить — это отомстить.

Я часто спрашивал сам себя, не был ли и он сыном нашего острова, потому что он рассуждал, как и я: а для нас, сицилийцев, месть — это культ. Для нас, сицилийцев, месть — это религия. Для нас, сицилийцев, месть — это искусство. Но, прежде всего, для нас, сицилийцев, месть — это память».

В этом месте дневника Марио Силенти комиссар Ришоттани нашел несколько заметок комиссара Брокара.

«Дорогой друг,

из чтения воспоминаний, или, если хотите, этого дневника Марио Силенти я могу вполне определенно сделать вывод о двойственности характера Франческо Рубирозы.

Друзья вспоминают о нем, как о человеке скрытном, внешне холодном, расчетливом, способном замыслить и долгое время осуществлять план тонкой мести из-за событий, с моей точки зрения, незначительных, как это было с Николь. Незначительных в том смысле, что это просто проходные эпизоды любой человеческой жизни. Но в то же время он мог быть щедрым и отзывчивым с друзьями, хотя со многими из них и обращался свысока.

Жена, Анник, напротив, описывает его как человека тоже щедрого, но подверженного ужасным вспышкам гнева и движимого непомерными амбициями.

Углубившись в чтение вы заметите, как нарастает это стремление мстить, Я бы даже назвал его патологическим. Оно порождается непомерной гордостью и столь же сильным желанием первенствовать во что бы то ни стало, любой ценой.

Получается очень сложный портрет еще и потому, что необходимо с должным вниманием отнестись и к развитию его характера в молодости, т. е. в период, описанный Силенти, а затем и в зрелые годы, когда он встретил первую, а потом и вторую жену.

К гордости и мстительности молодого Рубирозы следует добавить и его непомерные амбиции, которые странным образом стали проявляться к сорока годам.

Я согласен с вашим утверждением о том, что глубокое знание участников этой драмы поможет разрешить это дело, но не это является главным и определяющим фактором. Что же касается Франческо Рубирозы, одного из составляющих эту мозаику, мы выставили на свет все грани этого кусочка, определили его основной цвет, и все же пока что можем лишь сказать, что кусочек этот у нас в руках, но мы не знаем, куда его поместить.