Двуликий ангелочек - Светлана Алешина

Светлана Алешина

Двуликий ангелочек

Глава 1

Последние дни мне совершенно не хотелось работать. Привыкнув к мысли, что моя газета «Свидетель» держится исключительно на мне, я вдруг поняла, что последние номера выходили практически без моего участия. Опытнейший Сергей Иванович Кряжимский, который формально числился у меня ответственным секретарем, на деле руководил работой всей редакции. Он давал задания корреспондентам, правил материалы, заказывал снимки нашему фотографу Виктору, ругался с корректорами, пропускавшими ошибки, договаривался с типографией о переносе графика печатания тиража, принимал посетителей, все это успевал, а мне приносил только готовый номер, чтобы я подписала его в печать.

Что самое удивительное, меня это нисколько не раздражало, хотя я и видела, что газета за несколько последних выпусков немного изменилась. Но я не могла бы сказать, что изменилась она в худшую сторону. Пожалуй, наоборот. И редакция стала работать спокойнее, прекратились авралы, которыми при моем руководстве сопровождался выпуск каждого номера. Тираж не падал, и мы прочно удерживали тридцать тысяч экземпляров. Начал работать даже рекламный отдел, до которого у меня никогда руки не доходили. Прибыли вполне хватало на расчеты с типографией, на гонорары, зарплату и бумагу для следующего номера.

Короче говоря, «Свидетель» превратился в стабильно работающую газету, информации которой читатели доверяли и уже не искали в каждом ее номере сногсшибательной сенсации, как было еще недавно. Да, сенсации стали появляться у нас не часто, зато прибавилось аналитических статей, которые выходили у Кряжимского просто превосходно. Ему даже и материал не нужно было собирать, настолько хорошо он знал жизнь нашего Тарасова. Он все успевал, руководил людьми четко, номера выпускал без срывов и без серьезных фактических ошибок. Претензий к нему у меня не было никаких. Ну, проскакивало иногда вместо слова «можно», например, слово «модно» или там вместо «прибыл» — «прибил», так ведь от таких ошибок избавиться, по-моему, практически невозможно. Они случались у нас всегда и всегда, наверное, будут.

Претензии у меня были к самой себе. Я впала в апатию, тихо себя за это ненавидела, но сделать с собой ничего не могла. Моя секретарша, Маринка… Да какая она, впрочем, секретарша! Она моя подруга, и я ей простила бы, если бы она устроила мне взбучку и заставила встряхнуться и начать работать в полную силу. Но она, принося мне кофе, который я поглощала стаканами и все равно часто впадала в какое-то подобие спячки, только хмурилась, поджимала губы и укоризненно вздыхала.

Что-то было не так в моей жизни, и я уже начала думать, что журналистика не для меня. Когда мы готовили наши сенсационные номера, меня гораздо больше увлекал процесс сбора материалов, чем все то, что начиналось после этого в редакции.

Я кисла, сидя в своем редакторском кресле, и тихо радовалась, что меня мало последнее время беспокоят. Работают люди и пусть работают, а я посижу, с мыслями соберусь, газету свою почитаю. А то она в последнее время немножко чужая для меня стала.

Принявшись читать Ромкин репортаж о налете милиции на подпольный завод по производству «левой» водки, я порадовалась явным успехам моего «крестника» в журналистике, но опять задремала в кресле, так и не дочитав до конца.

Разбудил меня телефонный звонок.

Я с досадой посмотрела на свой сотовый, лежавший на столе, и протянула к нему руку.

«Кто бы это еще?» — подумала я раздраженно. Номер свой я не разрешала никому давать, только в случае крайней необходимости. По редакционным делам Маринка всех переключала на Сергея Ивановича. Если уж звонят мне — это означает, что кому-то понадобилась именно я.

— Бойкова, — ответила я тусклым голосом до конца не проснувшегося человека. — Ольга Юрьевна. Редактор газеты «Свидетель». Представьтесь, пожалуйста.

Эти фразы въелись в меня до автоматизма, и сейчас я повторила их совершенно машинально, хотя в этом, судя по всему, никакой необходимости не было. Раз звонили на мой телефон, значит, знали, кому звонят.

— Алло! — сказала я, раздражаясь на саму себя. — Кто это?

— Простите… — Низкий женский голос в трубке звучал неуверенно. — Я, собственно… Не знаю, удобно ли к вам обращаться…

— Кто это? — повторила я уже не столько с раздражением, сколько с недоумением. — Что вы хотите?

— Помогите мне, Ольга Юрьевна… — сказала вдруг женщина, и мне показалось, что она плачет там, у своего телефона.

Я, честно говоря, растерялась. Я выпрямилась в своем кресле, отодвинула чашку с недопитым кофе и посмотрела в зеркало на стене. На меня смотрела очень симпатичная, спору нет, хотя и весьма сонная физиономия.

— Кто это? — повторила я в третий раз, но уже мягко и осторожно. — И чем, собственно, я могу вам…

— Меня зовут Ксения Давыдовна, — сказала женщина. — Понимаете, Ольга Юрьевна, я не верю, что моя девочка могла это сделать…

— Подождите, подождите, — перебила я ее. — А что, собственно, она сделала?

«Привязалось ко мне это дурацкое слово! — рассердилась я на себя. — И вообще, почему я ее об этом спрашиваю, мне нужно было спросить, почему она звонит именно мне?»

— Она выбросилась с одиннадцатого этажа… На асфальт… — Теперь женщина точно плакала. — Она не могла этого сделать.

— А… — Я хотела спросить, чем я могу ей помочь в таком случае, но Ксения Давыдовна меня перебила.

— В милицию я уже обращалась, — сказала она, всхлипывая. — Они не верят. Они говорят, что это типичное самоубийство. Но она не могла этого сделать!

Я уже пришла в себя, но в ситуации так и не разобралась пока.

— Так это было не самоубийство? — спросила я. — Тогда что же, несчастный случай?

— Я не знаю, как это случилось! — воскликнула женщина. — Но это не самоубийство и не несчастный случай!

— Вы хотите сказать, что вашу дочь убили? — спросила я. — Я правильно вас поняла?

— Правильно, — прошептала она в трубку. — Убили моего тихого ангелочка…

— Что, простите? — не поняла я. — Вы что-то сказали?

— Ее звали Гелечка, — сказала Ксения Давыдовна. — Ангелина. Я не знаю, кому это понадобилось. Она была тихой и ласковой девочкой…

— А мне вы звоните… — начала я в надежде, что она продолжит, и не ошиблась.

— Чтобы вы разобрались, — сказала она.

— Чтобы я нашла убийцу? — спросила я с некоторым удивлением. Я всего однажды попыталась работать частным детективом, но из этого вышла целая история, в которой принимала активное участие вся редакция.

— Не знаю, — пробормотала она. — Наверное.

— Но… — протянула я, собираясь отказаться, но она меня перебила.

— Я заплачу! — воскликнула она нервно. — Я заплачу столько, сколько вы скажете! Для меня это не существенно. Но я не могу думать о том, что ей со мной было плохо! И не думать об этом — тоже не могу! Вы меня понимаете?

— Понимаю, — пробормотала я, представив, как терзается мать, считая, что она чем-нибудь спровоцировала дочь на самоубийство. — Но почему вы ко мне обратились? Ведь я журналистка!

— Разве? — искренне удивилась она и вдруг заявила: — Я регулярно читаю газету «Свидетель». И мне показалось, что вы самый лучший детектив из всей вашей команды.

«Вот черт! — воскликнула я про себя. — Вот так имидж у меня сформировался! Интересно, многие ли из читателей считают меня детективом?»

Я вдруг почувствовала, что проснулась. Я поняла, что мне интересно, и что я хочу помочь этой женщине, и что мне приятно ее мнение обо мне.

— А знаете, давайте встретимся, — сказала я, оставляя себе путь к отступлению. — Вы мне расскажете все подробно, и тогда я уже решу, смогу ли я вам помочь. — Вам удобно будет прийти ко мне домой? — спросила она. — Видите ли, я не выхожу сейчас из дома…

— Давайте адрес, — ответила я. — Через час вас устроит?

Когда в телефоне послышались сигналы отбоя, я поймала себя на том, что нахожусь в состоянии какого-то странного возбуждения. Со мною давно уже такого не было, пожалуй, пару недель, не меньше. Я с некоторым даже удивлением отметила в себе желание работать. Но только не редактором газеты и не журналистом. Мне хотелось столкнуться с какой-нибудь непонятной Загадкой и найти ее решение. Наверное, нечто подобное испытывает любитель кроссвордов, беря в руки свежий номер газеты с традиционной головоломкой на последней странице.

«Вот черт! — усмехнулась я про себя. — Опять я на газету съехала. Нет, не хочу никаких газет! Да и сравнение мое, конечно, хромает, причем на обе ноги сразу. Преступление — это вовсе не кроссворд. Тут за каждым неизвестным фактом стоит не изящная интеллектуальная головоломка, а судьбы реальных людей. И ошибки стоят тут гораздо дороже. К раскрытию преступления нельзя относиться как к интеллектуальному развлечению. Это работа, чаще всего тяжелая и опасная. А все эти мои сравнения с кроссвордами — сплошное пижонство…»