Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко - Ирина Глебова

Когда бандитов судили, и не только за изготовление фальшивых бумаг – на их счету было несколько убийств, – Копылов, как и все, получил большой срок. Было доказано, что одно убийство совершил лично он: изготовил и подмешал в еду яд. Да и сам Копылов этого не отрицал. Он был отправлен во Владимирскую каторжную тюрьму, и через пять лет умер там. Вроде бы от язвы желудка, но сам Борис Аристархович до последнего твердил, что его отравили мышьяком…

Итак, химик-самоучка, знаток изготовления ядов и фальшивых денег Борис Аристархович! Данные картотеки не разочаровали Петрусенко. С небольшими отклонениями у них совпадало всё: возраст, рост, комплекция фигуры, цвет волос… Хотя вряд ли в городе найдётся человек, который бы лично встречал Копылова. Борис Аристархович и не был никогда в Харькове. А на каторге… Это было так давно, так далеко, да и мало кто дожил до наших дней. Но всё же Викентий Павлович порадовался внешнему совпадению. И стал отращивать бородку – Копылов всегда носил такую.

Первым его спросил Дмитрий:

– Я не понял, дядя? Ты просто бриться ленишься, или что-то задумал?

– Ленюсь, вестимо.

– Ну-ну…

Митя хмыкнул и взял его под руку. Они вместе вышли утром из дому и ещё не дошли до перекрёстка, где должны были разойтись в разные стороны.

– Давай, рассказывай.

– Тогда пошли ко мне, – предложил Викентий Павлович. – Я позвоню Андрею, скажу, что отвлёк тебя по делу. Посоветуемся, а там и Троянцу расскажем.

С первых же фраз Дмитрий уловил главную суть и восхитился:

– Да, дядя, это только ты мог такое придумать! Как в старые времена! Вот только тогда ты был моложе…

– А сейчас мой возраст мне как раз на руку! И согласись, дорогой: никто кроме меня не сыграет эту роль. И типаж никому не знаком, и опыта такого нет ни у кого. Да и таланта.

Петрусенко засмеялся, пафосно разводя руками.

Потом уже втроём – Кандауров, Троянец и Петрусенко, – вновь всё детально обговаривали. Как Викентий Павлович и предполагал, Андрей Фёдорович попробовал предложить другую кандидатуру для внедрения в банду. Петрусенко только махнул рукой:

– Ты и сам понимаешь, Андрей, что никого другого они к себе просто не подпустят. А откладывать нельзя. Взрывчатка – у них, и мы не знаем, что и когда там планируется. Но против моей истории Брысь не устоит, вот увидишь. Это же сказка, а не легенда! Прошу прощения за тавтологию.

«Легенда» и в самом деле была необычная и очень для бандитов привлекательная. От Шуры Величко они должны получить информацию: покойный Кролик – Леонид Величко, – договаривался с Борисом Аристарховичем Копыловым об изготовлении фальшивых денег. Договаривался тайком от подельников-бандитов. В своё время дело о фальшивомонетчиках было громким, кто-то наверняка вспомнит. А что Копылов умер – вряд ли кому-то известно. Но если вдруг… Что ж, ошибочка вышла, вот он, жив. И не просто согласен взяться за старое – всё у него уже продумано и готово.

– Нужно домик Борису Аристарховичу «приобрести», – сказал Викентий Павлович. – Помнишь, Андрюша, дело Бурлаки? Три года назад:

– Как же забыть, – кивнул Троянец. – Допился, мерзавец, соседа зарубил, мать-старуху, пытавшуюся остановить его, убил, а потом сам повесился. На Журавлёвке жил.

– Да, там, недалеко от плотины, у реки. Место глухое. Дом старый остался без хозяев. Думаю, вряд ли кто-то купил его даже по дешёвке, люди такого боятся. А Борис Аристархович наш – человек не суеверный… А, Митя? Узнай. И пора Шуре Величко возвращаться в город.

Парнишка всё ещё оставался в спортивном лагере. А чтоб бандитам не пришло в голову там его навестить, в этот же лагерь отправили на тренировку сборную команду милицейской школы. Синяя форма курсантов, наводнивших корпуса и площадки лагеря «Рекорд», была для уголовников настоящим стоп-сигналом. Но теперь пришло время Шуре вернуться в город. Однако сначала Викентий Павлович сам съездил в спортлагерь, чтобы встретиться с ним. Разговор был долгий и обстоятельный. Кое-что они даже прорепетировали. Посмеялись. Прощаясь, уже серьёзно Петрусенко сказал:

– Тебе будет страшно, мальчик мой. Не надо этого стыдится. Бандиты люди непредсказуемые и опасные, им убить человека легче, чем тебе мяч в сетку забить. Не старайся скрыть свой испуг, чем натуральнее он будет – тем лучше для тебя. Поверь мне, когда разговор уже пойдёт, ты успокоишься. Вот тогда – играй свою роль. Импровизируй по ходу. Актёрские способности у тебя есть, я вижу.

– А что потом? – спросил Шура.

– Как только ты выведешь Брыся на меня, твоя роль закончится. Мы не станем тобой рисковать. Уедешь куда-нибудь подальше, на соревнования футбольные, чтоб это выглядело совершенно естественно. Ну а потом, когда вернёшься, всё будет закончено, я уверен.

Светло-русая бородка Викентия Павловича уже приняла нужную форму, когда, наконец, и внук обратил на неё внимание. Последнее время Володя почти не встречался с дедом. Миша и Серёжа уехали, а он целыми днями пропадал в школе – с другими ребятами расчищал и ремонтировал подвал. А вечерами там же играл шахматные турниры на уже оборудованных досками столиках. Очень увлёкся. А то прибежал пораньше, уселся за стол ужинать вместе с дедом, и вдруг заметил.

– Здорово, дед! Тебе идёт! Вроде шкиперской, но не совсем.

– Профессорская, – пошутил Викентий Павлович. – Всё-таки я преподаю в институте, нужно же выглядеть солидно.

Внук удовлетворённо кивнул. А Викентий Павлович улыбнулся, вспомнив, как совсем недавно Володя спрашивал его: «Ты сам никогда не был разведчиком?» Его тревожило напряжённое молчание жены. Сомнений не было: она догадывается о многом. Но не спрашивала – ни мужа, ни Митю. Но в тот вечер, пожелав спокойной ночи Мите и Леночке, погасив настольную лампу в Володином закутке, Людмила Илларионовна ушла на веранду. Какое-то время там тихонько позвякивали чашки – она их мыла, расставляла. Потом наступила тишина, но жена не возвращалась в комнату. Вздохнув, Викентий пошёл к ней. Людмила сидела на стуле, сложив на коленях руки. Молчала. Чуть улыбнулась, когда он наклонился, коснулся губами её щеки. Он взял второй стул, присел рядом, обнял за плечи.

– Что ты молчишь? Спроси, в конце концов, о моей бороде.

– Только не отвечай мне так, как Володе.

– А чем плох ответ? – попробовал пошутить Викентий. – Хочу быть похожим на профессора. Всё же преподаю в институте.

– Викентий!

Людмила с насмешливой укоризной склонила голову, не отводя от него взгляда.

– И как это ты обо всём всегда догадываешься? Кто из нас двоих всю жизнь сыском занимается?

Он улыбнулся, глядя ей прямо в глаза.

– Знаю, Люсенька, ты всегда понимала меня с полуслова.

– И с полувзгляда, – улыбнулась она в ответ. – И сейчас вижу: собираешься изображать кого-то. И не в институтском драмкружке.

– А где же? Не сомневаюсь, у тебя есть версия.

– Вы с Митей последнее время говорите о банде Брыся. И он ею занимается… Ох, Викеша, боюсь я. Это же страшные бандиты! Неужели ты хочешь туда, к ним?..

– Ты мой личный непревзойдённый сыщик… – Викентий с нескрываемой нежностью смотрел на жену. – Не бойся, мне ведь не впервой играть роли и влезать в самые осиные гнёзда. Помнишь? В Саратове я очень успешно изображал бывалого шкипера в заведении под названием «Приют». А призраков играл, и не один раз! В рисковых ситуациях, надо сказать… Да и начинал-то как раз с того, что под видом бродяги в банду душителей проник. Помнишь, в Киеве, на Подоле?

– Но Боже мой, это всё было так давно! – воскликнула Людмила. – Ты был тогда молод. Не обижайся, но, уходя из милиции, ты сам сказал: «Я уже не молод». И потом, Викеша, раньше не было таких преступников, как нынче: бесчеловечных и жестоких.

– Убийцы всегда были жестоки, – мягко возразил он. – Но ты права: это новое поколение бандитов особенное. Ведь со старой преступностью мы справились, прежних банд и бандитов не осталось.

– Но власть сама породила этих, новых! – У Людмилы горячо заблестели глаза, голос стал жёстче. – Раскулачивание, разделение на классово-чуждые элементы, прошедшие процессы… Ты ведь не станешь отрицать, что новые преступники – вот эти изгои? И жестокость их – ответ на жестокость к ним?

– Не стану. Часто именно из этих деклассированных элементов и составляются новые банды.

– Вот и ты говоришь: «деклассированные», – горько дрогнул голос Людмилы. – А мы сами кто? Согласись, если бы не твоё личное знакомство, а, может быть и дружба с Артёмом, что было бы с нами? Мы с тобой дворяне, Елена – княжна, Митя служил в Добровольческой армии…

– Тут ты совершенно права. Мы с Артёмом встречались всего три раза, но наши отношения и правда можно назвать дружбой. И это сыграло роль в нашей судьбе. Есть, конечно, и другие факты. Моя репутация, ты это не учитываешь? То, что Леночка и Митя спасли Колю Кожевникова, а он человек тоже влиятельный. То, что Елена росла и воспитывалась в семье человека простого, из крепостных, а о своём княжестве узнала, уже встав взрослой… – И, видя, что Люся упрямо качает головой, улыбнулся, прижав её крепче к себе: – Согласен, это всё как бы прилагается, главное – мнение Артёма. Какой, всё-таки, это был влиятельный и уважаемый всеми человек! Семнадцать лет, как нет его в живых, а с его словом считаются. Уверен: Сталин помнит его мнение, в том числе и о нас.