Хозяйка города - Мария Чурсина

Сабрина взяла из стопки рубашку, не глядя бросила в сумку. Отчётливо заскрипели деревянные ступеньки. Надя всё ещё была на улице, и Сабрина оглянулась на меч — тот висел на своём месте, на стене. Шаги зазвучали глуше, отозвалась последняя половица, и хлопнула створка окна.

Она взяла ещё кое-что — бельё, свитер, книжку со стола, зачем-то потёртую статуэтку ангела — новогодний подарок. Шаги звучали снова, в тихом полумраке дома раздражающе отчётливо звякнули чашки в кухонном шкафу.

Раньше тени вели себя скромнее. Они прятались до ночи, а потом сидели по углам. Если и удавалось заметить силуэт, он тут же таял, оставляя после себя только горсточку вопросов: было на самом деле, показалось? Хочешь — верь, а хочешь — нет.

Неопределённость всегда устраивала Сабрину. Они с бестелесными голосами как будто заключали договор, не видели друг друга и не слышали, а если всё же случался небольшой конфуз, человечество изобрело много слов-оберегов. «Это сквозняк», — например. «Всего лишь вода шумит в трубах». «В старом доме вечно что-нибудь скрипит». Она знала их все наизусть.

Теперь они даже не скрывались.

Одной ночью она прошла по коридору и увидела на тёмной кухне рядом с фигурой Нади тощий скособоченный силуэт. Тонко пахло заварными пирожными. Надя взяла из вазочки одно и протянула призраку. Костлявые пальцы схватились за угощение — и оно в одно мгновение исчезло.

Даже наблюдая, Сабрина ощутила тошноту. Тень обернулась к ней: кожа обтягивала узкий череп, в мёртвых глазах застыло жалобное выражение. Сабрина посмотрела поверх существа в лицо Наде.

— Это что, жертва концлагеря?

— Тише, — испугалась Надя, — она не может, когда кричат. — И протянула тонко застонавшему призраку ещё одно пирожное.

Но этим утром Надя сожгла тряпичных кукол. А нахальство сумеречных обитателей дома просто стало последней каплей.

— Совсем потеряли страх. — Сабрина схватила меч — эфес уютно лёг в ладонь.

В коридоре было пусто, но покачивалась плеть искусственного цветка на стене. До кухонной двери — пять неслышных шагов — она знала, как ступать, чтобы не скрипнула ни одна половица старого дома.

Дверь в верхней половине была с витражным стеклом, и через него сумрачная комната казалась жёлто-красно-зелёной. Сабрина ощутила чужое присутствие в углу за буфетом. На это ей потребовалось одно мгновение.

И ещё мгновение на то, чтобы толкнуть дверь плечом и в один прыжок занять единственно выигрышную позицию. Он тоже прыгнул — бурая тень растеклась по светлой шторе. Сабрина увидела расколотую напополам вазочку и кубики сахара, разбросанные по полу.

Она ударила и промахнулась, потому что от ярости потемнело в глазах. Тень скакнула со шторы на потолок и распласталась кляксой. Штора закачалась, впустив в комнату немного бледного света. Сабрина ощутила волны страха, исходящие от не-живого.

В панике он бросился в сторону, Сабрина крутанулась, следуя за ним остриём меча. Кровь зло колотилась в висках — за весь страх и боль, которые Сабрина прятала до сих пор. Вытянутое лицо существа на секунду замерло, глядя на неё. Не успел увернуться, она была быстрее.

Меч располосовал не-живое так, что ей на руки и на пол брызнуло липким, бесцветным.

— Стой! — сорванный Надин голос прозвучал от двери.

Сабрина замерла, хотя это и было не по правилам. По правилам — всегда добивать врага. Но Надя тяжело дышала и смотрела на неё, и в ту минуту так походила на человека.

Он упал на пузо и пополз к ней, беззвучно открывая узкогубый рот. В одной руке всё ещё был зажат кусок сахара.

— Не трогай его, он здесь живёт, — сказала Надя. Существо цеплялось ей за ногу, за штанину, забрызганную грязью. Его руки — почти как человеческие, детские пальцы и розовые ногти. У запястья — белая нитка с больничной биркой, такие вешают новорожденным. Тонкое тело под клоком истлевшей ткани. Сабрина поняла вдруг, кто это такой — вспомнила родильное отделение больницы неподалёку, — и её передёрнуло от отвращения.

— Я тоже живу здесь, — выдавила из себя она.

Луч света лёг на пол между ними, очертив границу — «мы» и «они». Сабрина — одна на своей стороне.

— Просто ты его напугала, — сказала Надя, как будто ждала извинений.

— Напугала? Тогда сделай так, чтобы я их не слышала и не видела.

Сабрина не шевельнулась, и Надя спрятала глаза. Детские пальцы, цеплявшиеся за её штанину, растеклись чернилами и почти растворились в полумраке.

— Хорошо, как скажешь.

Она прошла мимо комнаты Сабрины и на секунду застыла, увидев сумку на полу. Обернулась.

— Я больше не могу, — сказала Сабрина, потому что от неё ждали этих слов. — Ты где-то бродишь по ночам. Ты возвращаешься под утро, приносишь с собой запахи мёртвых. За тобой остаются следы могильной земли. Ты думаешь, я ничего не понимаю? Ты стёрла защитные знаки и сожгла кукол, чтобы эти могли заходить в дом. Вчера ночью я проснулась от того, что на пороге комнаты стояло существо… Стояло и смотрело на меня. Я успела разглядеть — это был мужчина, высокий и худой, и половина лица начисто снесена. Эта тварь стояла на пороге моей комнаты.

— Это часовщик, — сказала Надя, как будто её объяснения могли что-нибудь изменить.

— Мне всё равно, как его зовут. — Она не заметила, когда повысила голос, и теперь почти кричала. Зло вбивала каждое слово, а Надя вжимала голову в плечи. — Понимаешь? Ты понимаешь, что ни один нормальный человек не выдержит такого? Вот что. Я не хочу больше видеть ни одной этой не-мёртвой твари.

— Мы не твари, — чуть слышно выдохнула Надя.

Но у Сабрины уже не было сил остановиться.

— Или вы уберётесь отсюда, или я. Извини.

Надя спрятала глаза. Она как будто сделалась меньше ростом — из рукавов куртки виднелись только кончики пальцев.

— Не надо, — пробормотала Надя. — Не уходи, я сделаю, что смогу. Они к тебе больше не придут.

Дождевые капли протекали через перекрытия моста и падали ей на плечи. В темноте громоздились брошенные автобусы, как скелеты древних животных, и битые фары были как слепые глаза.

Стоило поискать другое место для ночёвки, но слишком безразлично. Надя ушла из дома, забрав с собой только куртку и связку амулетов — на всякий случай. И ушла туда, куда повели ноги, под мост, на кладбище старых автобусов.

Пока она сидела, явился Пёс. Припадая к земле, он побродил вокруг костра, потом всё-таки решился подойти и лёг, касаясь ледяным носом её ладони. От него Наде было ещё холоднее, но Пса она не прогоняла. Он делал вид, что дремал.

Надя сидела на земле, окружённая мёртвыми механизмами и темнотой. От дождя потух костерок, разведённый из сухих листьев и выброшенных книг. Ей было холодно, потому что человеческое тело слишком трепетно для ночёвок под мостом. Не спасала старая куртка. В Наде многовато осталось человеческого, но она знала — скоро всё это уйдёт.