Жажда бессмертия (СИ) - Львова Мира

— Значит так: квартиру мамы я завещаю дочери моего друга Захара. Ее данные я записал на обложке телефонной книги.

Вася начал писать, а Карл Борисович собрал в прихожей пестрые платки и бросил в чемодан.

— Ты меня подбросишь до хозяйственного магазина? Надо еще прикупить нитки, иголки, спицы, футбольный мяч, тапочки разных размеров. Та-ак, что еще? — задумался он и не заметил тревожный взгляд друга.

— Карл, а ты как себя чувствуешь? — осторожно спросил Вася.

— Чувствую себя отлично, просто дел много. Ты записал про мамину квартиру? — Вася кивнул.

— Счет в банке тоже ей. Сберкнижка на столе… Записал? Мою трешку в центре города я оставляю своему лучшему другу Васе, — торжественно произнес он и улыбнулся, глядя на изумленного друга. — Из родных у меня больше никого нет, а из близких друзей только ты остался.

Вася замотал головой и положил ручку.

— Говори, куда собрался, — велел он и сурово сдвинул брови.

— Не могу. Честно.

— Это что-то опасное? — напрягся Вася.

— Возможно, — уклончиво ответил Карл Борисович. — Пиши, не отвлекайся. Прости за то, что Света натворила в квартире. Это она от обиды. Я ее понимаю.

Вася недовольно скривил губы, но взял ручку и продолжил писать. Карл Борисович, тем временем, думал, что бы еще с собой взять.

— Соль! — он нашел на кухне в шкафу лишь полпачки. — Надо купить.

— Карлыч, — позвал Вася. — Иди, подписывай.

Профессор взял лист, внимательно прочел, удовлетворенно крякнул и подписал документ:

— Оставлю тебе не хранение. Если пропаду более, чем на неделю, значит меня нет в живых. Понял?

Вася схватил его за плечо и, крепко сжав, спросил:

— Ты что задумал?

— Васенька, не горячись. Все хорошо. Это так, — махнул профессор рукой. — На всякий случай. Я не молодею, сердце иногда прихватывает. Лучше подбрось меня до хозяйственного магазина. Надо купить кое-что.

— Чувствую, что затеваешь дурное дело, — тихо сказал друг, но отпустил и поплелся к выходу. — Жду в машине.

Карл Борисович закупил нитки, иголки, спицы, рыболовные снасти и еще много чего. Страх, поселившийся в сердце после того, как он решил сброситься с телевизионной вышки, отступил. В ходе приготовлений профессор все больше уверовал в правильность своего решения.

Перед сном он впервые за долгое время выключил радиоприемник и с блаженной улыбкой представил, как обрадуются подаркам друзья с параллельного мира.

***

Карла Борисовича разбудил яркий солнечный луч, осветивший спальню. Он потянулся и вспомнил о своем вчерашнем решении.

«Надеюсь, все получится».

Он позавтракал и позвонил Марии.

— Машенька, привет. Как ты себя чувствуешь?

— Здравствуй, Карлуша. Чувствую себя хорошо, еще действует обезболивающее. Ты-то сам как?

— Я в прекрасном настроении. Ты помнишь, что сегодня за день?

— Помню, — удрученно вздохнула она. — Но мне страшно. Ты уверен, что у нас получится?

— Конечно, — заверил он наиграно веселым голосом. — Я все проверил и перепроверил. Прибудем как раз к ужину. Мне не терпится попробовать их сиреневую рыбу.

— Рыбу? — задумчиво сказала Мария. — Я люблю жареную рыбу в кляре. Интересно, они умеют такое готовить?

— Если не умеют, то ты их научишь. Отдыхай до вечера и набирайся сил. В восемь заеду.

Он положил трубку и начал приглаживать вихор на затылке.

«Надо оставить какую-нибудь записку. Вдруг разобьемся».

Карл Борисович положил перед собой чистый лист и начал грызть кончик ручки:

«Что написать? Если про параллельным мир, то подумают, что я свихнулся и завещание признают недействительным. Может, соврать про депрессию?»

Он начал писать, аккуратно выводя каждую букву:

Я, Воронов Карл Борисович, больше не хочу продолжать жить в этом мире

— Не-ет, так не пойдет. Про мир лучше вообще не писать, — сказал он истукану, стоящему напротив, скомкал лист и взял новый.

Моя жизнь рухнула: умерла мама, ушла жена, детей нет, сердце болит. Больше не вижу смысла продолжать жить и хочу умереть. Прошу в моей смерти никого не винить. Это мой выбор и мое решение. Воронов Карл Борисович. Декабрь 1995 года.

Текст ему снова не понравился, но он решил оставить, как есть.

— Вася поймет, а больше, я думаю, никто не огорчится.

Карл Борисович оставил лист на столе и начал прибирать квартиру. Он не хотел, чтобы кто-нибудь обвинил его в неряшливости.

Он то и дело поглядывал на часы и даже вздремнул после обеда, чтобы скоротать время. В семь вечера, после ужина, он помыл посуду и вызвал такси.

— Ого, какие тяжелые, — прокряхтел таксист, загружая чемоданы в багажник.

— Картошку родственникам везу, — соврал профессор и пожалел, что на самом деле картошку не взял:

«Надо было хотя бы два килограмма взять. Ну да ладно».

Машина остановилась возле дома Марии, Карл Борисович попросил водителя подождать и забежал в подъезд. На громкий стук дверь открыла сиделка.

— Здрасьте, — угрюмо сказала она. — Неприлично так громко стучать.

Профессор кивнул, обошел ее и ринулся в комнату Марии:

— Ты уже готова, молодец, — похвалил он. — Машина внизу.

Мария встала, опираясь на трость и руку профессора, и медленно двинулась к двери. Он взял ее за талию и с горечью отметил, как сильно она похудела.

— Надеюсь, вы недолго. Через час мне надо домой, — предупредила сиделка.

— Мы погуляем и вернемся, — заверила Мария.

Та кивнула и закрыла за ними дверь.

— Ты знаешь, я одновременно волнуюсь и в то же время сгораю от любопытства. Неужели мы скоро попадем в тот чудесный край? Интересно, параллельный мир похож на наш или отличается? А если отличается, то чем? — она говорила тяжело, с трудом переводила дыхание, но глаза горели. — Как ты думаешь, я буду их понимать?

— Конечно, Машенька, ты все будешь понимать. Я уверен, — с жаром ответил он, но от осознания, что предстоит сделать, похолодели ноги.

Карл Борисович не был уверен, что поступает правильно. Даже наоборот, предполагал, что они просто насмерть разобьются и все.

«Когда найдут наши тела и чемоданы, набитые всякой ерундой, подумают, что я совсем свихнулся и Машу насильно притащил. Вот и оставлю после себя разговоры о сумасшедшем профессоре. Может, признаться Маше и отвезти ее домой?» — думал он, глядя на мелькающие витрины из окна машины.

— Я надела платье, в которое уже лет десять не могла влезть, — похвасталась Мария. — Выгляжу так себе — ключицы торчат, но если выздоровею, то быстро наберу вес. Как думаешь, в каком виде мы там очутимся?

Карл Борисович легонько сжал ее хрупкую руку, улыбнулся сквозь слезы и тихо спросил:

— Ты, действительно, хочешь туда попасть?

— Очень, — призналась она и положила голову ему на плечо. — Я доченьке написала письмо, в котором рассказала, что ты открыл другой мир, и мы собираемся туда переместиться. Думаю, она будет рада. В последнее время постоянно плачет, когда приходит. А теперь она будет знать, что я продолжаю жить, только в другом месте.

«Не принести бы ей больше горя этим поступком. В газетах будут писать о нас, как о суицидниках. Боже, что же я натворил!»

Таксист тем временем остановился:

— Приехали.

Он вытащил чемоданы из багажника и обратился к профессору:

— Вы уверены, что вам сюда?

Карл Борисович огляделся. Они стояли у высокого забора из металлических прутьев, за которым возвышалась телевышка. Слева от нее был пустырь, а справа длинные ряды гаражей.

— Да, нам сюда, — упавшим голосом сказал он.

Таксист уехал. Мария стояла, опираясь на трость, и смотрела на высокую металлическую конструкцию.

— А как мы взберемся?

Карла Борисовича мучил этот же вопрос. Хотя он даже не учел того, что вышка окружена высоким забором, а калитка заперта на большой навесной замок.

— Не волнуйся. Сейчас что-нибудь придумаем, — приободряюще улыбнулся он и начал судорожно искать в снегу какой-нибудь металлический прут или кусок трубы.