Жажда бессмертия (СИ) - Львова Мира

— Алло, Машенька?

— Нет, Мария Сергеевна не может подойти к телефону, — ответил незнакомый женский голос.

— Что случилось? — упавшим голосом спросил он и крепко сжал телефонную трубку.

— Она только уснула. Морфин подействовал.

— Понятно. А вы кто?

— Сиделка. Передать что-нибудь, когда она проснется?

— Нет, не надо, — тихо ответил он и положил трубку. Здоровье Марии сильно ухудшилось. Последние две недели он ее не видел, запретила приходить.

Карл Борисович в беспокойстве заметался по кухне, не зная, куда себя деть. Он чувствовал, как сквозь пальцы, словно песок, утекает жизнь дорогого ему человека, но никак не мог ей помочь. Радиоприемник вещал беспрестанно. Он старался ни слова не пропускать и прослушивал интересные записи по несколько раз, но ни на сантиметр не приблизился к понимаю, как же к ним переместиться. Сердце неприятно закололо и он, наконец, сел на стул и прибавил звук радиоприемника.

— Девочки совсем не меняются, — сказала Луиза. — Ты бы хотела посмотреть, какими они вырастут?

— Да, очень, — профессор узнал голос Виолы. — С недавних пор я начала жалеть, что взяла их с собой. Они остались детьми и никогда не испытают счастья первой любви и рождения детей. Это грустно.

— Они не знают, чего лишились, поэтому никогда не будут горевать об этом. Для них мама — центр Вселенной, и так останется навеки. Поэтому они самые счастливые дети.

— Наверное, — согласилась Виола и грустно вздохнула.

— Давно хотела спросить, но все забывала. Куда ты взобралась с детьми?

— Водонапорная башня. Слава Богу, ее высоты хватило, и мы очутились здесь. Сначала я хотела спрыгнуть с трехэтажного дома префекта, который переехал жить в одну из своих квартир. Но, когда зашла во двор, меня схватил охранник. По пути домой увидела водонапорную башню. Вот с нее мы и спрыгнули.

— Хорошо, что охранник поймал. Иначе ты сюда бы не попала.

Карл Борисович весь напрягся и еле дышал, но женщины перевели разговор на платья для девочек.

«Высота. Должно быть высоко. Так, трехэтажный дом примерно десять — двенадцать метров. Водонапорные башни разные бывают. В среднем двадцать — тридцать метров. Выше телевизионной башни в нашем городе ничего нет. Там метров двести, не меньше. Нам надо будет взобраться примерно до середины. А Маша сможет? Ей с каждым днем все хуже и хуже. Надо торопиться».

Профессор оделся и выбежал из дома. Зимнее солнце отражалось от снега и слепило глаза. Он приложил варежку ко лбу и, щурясь, побежал к автобусной остановке. Без машины было непривычно, особенно когда торопишься. Автобус подъехал через пятнадцать минут, профессор за это время успел замерзнуть и хлюпал носом. Путь до дома Марии казался мучительно длинным, хотя уже через полчаса он стучал в дверь ее квартиры.

— Вы чего так стучите? — напустилась на него тучная женщина средних лет. — В доме больной человек. Ей нужен отдых.

— Я знаю, я друг. Мне надо ее увидеть.

— Так это вы звонили, — догадалась она. — Я же вам сказала, что она только уснула.

— Ничего страшного, я подожду, — он бесцеремонно отодвинул ее и прошествовал на кухню. Сиделка недовольно поцокала языком, но ничего не сказала и захлопнула дверь.

Ждать пришлось недолго. Вскоре из спальни послышались голоса. Карл Борисович встал и чуть не столкнулся с женщиной, которая внезапно появилась в дверях.

— Мария Сергеевна зовет вас, — недовольным голосом сказала она и сложила руки на груди. — Только не вздумайте ее расстраивать.

Карл Борисович зашел в спальню и опешил от увиденного. На кровати лежала худая женщина с синяками под глаза и впалыми щеками. Она слабо улыбнулась.

— Здравствуй, Карлуша.

— Машенька, это не ты, — он мотнул головой и зажмурился. — Оптический обман какой-то. Подожди, сейчас пройдет.

Он открыл глаза и глубоко вздохнул:

— Не обман.

Мария рассмеялась:

— Да ладно тебе. Ну похудела немного. Просто аппетита нет, ничего не лезет.

Карл Борисович сел на краешек кровати, взял ее руку и отметил про себя тонкие пальцы с чуть посиневшими ногтями и сухую ладонь.

— Не виделись всего две недели, а тебя будто подменили.

Мария погрустнела и отвернулась. В глазах защипало и в горле появился ком, который не давал ей вздохнуть. Ужас и жалость на лице Карла Борисовича ранили ее сильнее всего.

— Я не хотела, чтобы ты приходил, — выдавила она. — Теперь я останусь в твоих воспоминаниях не «попой кверху в погоне за пылью», а живым скелетом. Больше не приходи. Чувствую, недолго мне осталось.

— Маша, посмотри на меня, — строго сказал он.

Мария нехотя повернула голову и вопросительно уставилась на него.

— Завтра четверг. А это значит, что самое время покинуть этот мир и переместиться в параллельный.

— Ты что, разобрался?

— Да, — равнодушно дернул он плечом. — Всего-то и надо, что взобраться на телевышку и спрыгнуть. Только обязательно в четверг.

— Ну и шуточки у тебя, — деланно возмутилась она.

— Машенька, я серьезно. Думаю, что взбираться на телевышку лучше вечером, когда стемнеет, а то кто-нибудь да помешает. Завтра в восемь заеду за тобой. А сейчас пойду готовиться, времени совсем мало осталось.

Он поцеловал ее руку, встал и пошел к двери.

— Карл, признайся, что ты пошутил? — попросила она. Карл Борисович посмотрел на нее с нежностью и помотал головой:

— Нет, не пошутил. Увидимся завтра.

Он вышел из квартиры и замер на лестничной площадке. Все, что только что произошло, казалось нереальным. Будто в него кто-то вселился и руководил без его ведома. Сам не зная почему, обещал Марии, что завтра они переместятся в параллельным мир. Как такое могло произойти? Он даже не думал об этом и, тем более, не планировал.

«И что же теперь делать? Вернуться и сказать, что пошутил? Не-ет, она с такой надеждой посмотрела на меня. А может, попробовать? Если ничего не получится, значит суждено так умереть. А Машеньке все равно мало осталось», — он медленно спустился по лестнице, вышел на улицу и вдохнул освежающий морозный воздух. В последние месяцы он жил мечтами о параллельном мире. Но мечтать — это одно, а решиться на суицид — совсем другое. Ему стало страшно.

«Может, подождать еще недельку до следующего четверга? И вообще, почему я решил, что этот день — четверг? Вдруг в том мире уже воскресенье?»

Так, в раздумьях, он дошел до дома. Из радиоприемника слышались голоса, вдали лаял Баффи.

— Ты заметил, как Реган смотрит на Веру? — шепотом спросила Виола.

— Нет, — сказал Гюстав. — Тебе показалось. Реган — одиночка. У него была такая дрянная жена, что он вряд ли захочет в ближайшее столетие заводить романы.

— Не скажи, — усмехнулась она. — У меня глаз наметан на такое. Надо их свести.

— Виола, ты знаешь поговорку: любовь и смерть преград не знают? То-то же. Время все расставит по местам без посторонней помощи.

«У Машеньки времени на Земле уже не осталось. Решено, завтра это случится».

Карл Борисович схватил трубку и набрал номер телефона юриста Васи.

— Алло, Васенька, ты мне нужен! — прокричал он, едва услышал голос друга.

— Что случилось? Ты жив-здоров? — переполошился тот.

— Надо срочно составить завещание. Можешь подъехать?

— Еду.

Через час взъерошенный Вася стоял на пороге.

— Что случилось? — повторил он и уставился на два раскрытых кожаных чемодана. — Куда-то едешь?

— Да, уезжаю. Раздевайся, проходи, пиши, — Карл Борисович слонялся по дому и бросал в открытые жерла чемоданов вещи.

Вася удивленно приподнял бровь, когда профессор принес с кухни ножи и, обернув полотенцем, уложил на дно чемодана. Там же лежали мотки пряжи, коробки спичек, разноцветные карандаши и кипа газет.

— Ты куда это собрался?

— Далеко. Времени у меня нет, поэтому садись и пиши.

Вася решил пока не допытываться, видя возбужденное состояние друга, и сел за стол, на котором лежали чистый лист бумаги и ручка.

— Говори свое завещание.