Жажда бессмертия (СИ) - Львова Мира

Карл Борисович кивнул и всмотрелся вдаль, туда, где светлела свежая земля. Когда они приблизились, Мария кивнула в сторону бугорка с деревянным крестом. Но он и так догадался, и медленно, точно во сне, приближался к последнему пристанищу мамы. Если бы не Мария, он не смог бы сдержаться. Но в ее присутствии, профессор лишь сглотнул ком, застрявший в горле, и нежно погладил крест с табличкой, на которой строгими печатными буквами было написано имя и период жизни мамы.

— Здравствуй, мамочка. Прости, я опоздал.

Он поправил венки с искусственными цветами и сел на наспех сколоченную деревянную скамейку. Мария примостилась рядом. Они молчали.

Карл Борисович вспомнил последнюю встречу с мамой и о том, как она сокрушалась, что заставила жениться на Светлане.

«Как хорошо, что я не успел тебе про Свету рассказать. Если бы ты умерла после того, как узнала о ее поведении, то я бы корил себя всю жизнь. Эх, мамочка, не уберег я тебя. Мало времени уделял, все о себе думал. Теперь вот Маша заболела. Мамочка, если можешь — подскажи. Машеньку надо спасти, рано ей еще умирать. Без нее я совсем один останусь».

Карл Борисович опустил голову и закрыл глаза, из-под густых ресниц начали просачиваться слезы и стекать в седую бороду. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным и несчастным.

— Поплачь, Карлуша, поплачь. Легче станет. Слезы, как святая вода, чистят душу.

Он повернулся, крепко обнял ее и зарыдал. Мария гладила его по спине и тихо утешала:

— Все будет хорошо. Время лечит. Мама успела пожить и вырастить тебя. Ты — хороший сын, всегда ей помогал. Она очень тобой гордилась.

Они так просидели минут пятнадцать. За это время профессор успокоился, вытер слезы и сказал:

— Машенька, мне надо тебе кое-что сказать. Только ты не смейся и не думай, что я с ума сошел…Я открыл параллельный мир.

Глава 15

— Помнишь, я тебя звал послушать, о чем говорят в радиоприемнике?

Мария задумчиво посмотрела наверх и прищурилась:

— Ты это про ту тарабарщину? Помню. И что?

Профессор понизил голос и скосился на пожилую пару, проходящую мимо.

— Для меня сначала тоже было тарабарщиной. Но в тот день, я уснул прямо в кресле. А когда проснулся, то понимал все, что они говорят. Каждое слово.

Мария с интересом уставилась на него, а Карл Борисович продолжал:

— Это была не радиостанция, не программа и даже не аудио фильм. Голоса, шум воды, пение птиц — просто жизнь. Я как будто открыл окно, и звуки с улицы ворвались в комнату. Чуть позже я понял, что они живут не на Земле.

— А где?

— В другом мире. В параллельном мире, — прошептал он и напрягся, в ожидании ее реакции. Мария сдвинула брови и сурово спросила:

— Карл, ты шутишь? Если да, то шутка смешная. Только предупреди, когда смеяться.

Он встал и потянул ее за руку.

— Поехали в гостиницу. Я тебе покажу.

Мария испугано выдернула руку и замотала головой:

— Карлуша, ты, конечно, мужчина видный и в самом расцвете сил. Но я сейчас не готова. Давай в следующий раз, а?

— Маша, опять ты не о том думаешь! — возмутился он. — Я тебе радиоприемник включу, и сама послушаешь.

Она улыбнулась и кивнула.

— Хорошо, я согласна.

Карл Борисович с облегчением выдохнул, встал и подошел к кресту.

— Мамочка, пойду я. Прости меня за все.

Мария встала, оперлась на его руку, и они медленно пошли по узкой тропинке, между обнесенных невысокой оградой, могил. Кладбище было старое, с покосившимися крестами и мрачными статуями. В течение двадцати лет оно было закрыто и не принимало новых «посетителей», но в администрации города решили, что вместо того, чтобы выделять новое место, лучше расширять старое. Захар, муж Марии, был одним из первых, кого похоронили на этом кладбище после двадцатилетнего перерыва.

— А вот и он, — указала Мария на черный памятник за оградой с витиеватым узором.

Она погладила холодный камень с изображением мужа, затем смела со скамейки листья и устало опустилась.

— Я специального огородила побольше, чтобы самой рядом лечь. Даже не думала, что так скоро в ним встречусь.

Профессор дотронулся до памятника и вполголоса сказал:

— Вот об этом я и хотел рассказать. В тот мир люди попали с Земли. И теперь они бессмертны. У них нет болезней, они дружно живут все вместе.

— Похоже ты поймал трансляцию с Рая, — усмехнулась она.

— Ты мне не веришь, — удручено сказал Карл Борисович. Ему стало обидно, ведь он ни слова неправды не сказал. Тут начал накрапывать мелкий дождь. — Пойдем на остановку. Провожу тебя до дома.

— А как же радиоприемник? — удивилась она. — Я хочу послушать, ты меня заинтриговал.

Карл Борисович помог ей встать.

— Если ты в прошлый раз ничего не поняла из их разговора, то нет гарантии, что в этот раз поймешь. К тому же, ты, наверное, устала.

Она согласилась, и они побрели к раскрытым воротам кладбища. Дождь тем временем усилился и березы зашумели, махая желтыми листьями.

Карл Борисович попрощался с Машей у двери ее квартиры.

— Может, зайдешь? — предложила она. — Ты же промок. Замерзнешь и заболеешь.

Он махнул рукой и побежал вниз по лестнице. В гостинице его ждал радиоприемник. Едва профессор зашел в номер, услышал, как Вера хвалила Регана:

— Хорошо, что собаку с собой взял. Смотри, как весело детям.

— Да, — ответил тот. — Баффи уже было пятнадцать. После моего ухода, его бы никто к себе не взял. Поэтому мы ушли вместе. Баффи, иди сюда! Иди, мой хороший.

Баффи счастливо повизгивал и тявкал. Карл Борисович выключил магнитофон, сделал радиоприемник погромче и начал раздеваться.

— Как жаль, что мы не можем отправить весточку.

— Зачем? — удивилась Вера. — На Земле жизнь трудная, но прекрасная. Я бы хотела вернуться.

— Зачем? — на этот раз пришло время удивляться Регану.

— Я передумала свою жизнь вдоль и поперек, и поняла все ошибки. Если бы была умнее, то жила совсем по-другому и сюда никогда не попала. Обиды, мелкие дрязги, гордость — вот причины моих несчастий. Надо дарить больше любви и понимания. Больше разговоров и объяснений. Мне не нужна вечная жизнь.

Реган откашлялся и сочувственно сказал:

— Просто ты устала. Думаешь, почему Амон уходит? Он спасается от такой жизни. Хотя, существование здесь, я бы не назвал жизнью. Лично я был очень влюбчив, поэтому и попал сюда. Моя любовь меня отвергла. Сейчас же я не могу влюбиться, как и разозлиться. Я как будто постоянно в одном благожелательном настроении, как и все. Между нами нет ссор и обид, но нет любви и страсти. Даже те, кто пытается создать пару — играют. Они играют в любовь, так, как если бы жили на Земле. Посмотри на Виолу и Джона. Живут вдвоем, но даже о скандалах договариваются: кто кому что скажет, кто как отреагирует. Они ставят спектакль под названием «Семейная жизнь». Но это фикция.

Он замолчал и спустя несколько секунд продолжил:

— Я бы хотел вернуться, но только из-за чувств. Мне не хватает огня. Но своим бессмертием я доволен.

«Все-таки нашлись недовольные. Но разве можно считать минусом жизнь без ярких эмоций? Дружба, возможность заниматься любимым делом, путешествия — ради этого стоит отказаться от гнева или вожделения», — подумал Карл Борисович и засунул в стакан с водой маленький кипятильник.

Тем временем разговор продолжался, только к ним присоединился Оливер и перевел тему на Амона:

— Мы собираемся в дорогу. Луиза гамаки нам связала, будет, где спать. Амон сказал, что через пять дней выдвигаемся. Я так волнуюсь.

Послышались звуки, будто Реган похлопал Оливера по спине.

— Не волнуйся, парень. Не заблудитесь. И даже если где-нибудь задержитесь, мы никуда не денемся. Мы здесь навсегда, — раздались смешки. Вера сказала, что пора готовить ужин и ушла. Реган и Оливер продолжили разговор о сборах в поход.

Карл Борисович вытащил кипятильник из кипящей воды и насыпал в стакан крупинки чая. Затем убавил громкость радиоприемника и включил запись магнитофона.