Серебряные звезды - Тадеуш Шиманьский

Положение атакующих было чрезвычайно сложным. Часто бойцы не знали, где свои, а где враг. Случалось так, что в первом этаже находились наши бойцы, а в верхних еще оборонялись немцы, или наоборот: верхние этажи были уже очищены, а гитлеровцы скрывались в подвалах. Нередко в спину бойцам, прорвавшимся по какой-нибудь улице, стреляли фашисты, которые остались в закоулках уже взятых штурмом домов.

Однако постепенно под нашим напором гитлеровцы отступали к центру города. Очередную позицию для минометов мы разместили рядом с полотном железной дороги среди разрушенных зданий, откуда было удобно поддерживать огнем следующую атаку пехоты. Мы окопались и, оставив у минометов лишь необходимое число бойцов, приняли участие в очищении окрестных домов от немцев.

Телефонисты протянули провод от командного пункта батальона в нашу роту. Установив двустороннюю связь с командиром батальона, мы были готовы к дальнейшим действиям. Укрытием от артиллерийского обстрела нам служили солидные подвалы бюргерских домов. Некоторые из них оказались надежными убежищами.

Начиналась весна. В среду 14 марта с утра землю окутал густой туман, а воздух был насыщен влагой.

За сутки боев за город мы израсходовали почти весь запас мин, а новых боеприпасов почему-то не подвозили. Не было и полевых кухонь, поэтому после вынужденного продолжительного поста ребята решили поискать продовольствие в домах.

Командир роты снова приказал мне сопровождать его. На этот раз мы пошли на наблюдательный пункт. Приходилось пригнувшись перебегать открытые места между строениями, простреливаемые противником. Добрались до железнодорожного переезда. Перебежать на другую сторону оказалось трудно: немцы, укрывшись в вагонах в нескольких сотнях метров от нас, вели сильный огонь из пулеметов.

Переждав несколько минут, мы пришли к выводу, что удобнее всего преодолеть опасное место в два приема: бросок до будки между путями, короткий отдых под прикрытием ее кирпичных стен, затем бросок на другую сторону насыпи.

Я бежал первым. В ушах — свист пуль. Вот и спасительные стеньг будки. Оборачиваюсь: где же командир? Но не проходит и нескольких секунд, как он оказывается рядом со мной. Повторяем этот маневр еще раз и, уже лежа в выемке по другую сторону путей под высокими тополями, стараемся отдышаться. Вся операция занимает не многим более десяти секунд.

В таком же быстром темпе бежим к огромному зданию, на фасаде которого черными буквами готической вязью написано «Кольберг». Это было паровозное депо железнодорожного узла Колобжег.

В здании депо под защитой толстых стен можно было чувствовать себя в полной безопасности. Кроме того, мы были среди своих.

В депо стояло множество паровозов, под которыми в смотровых ямах командиры подразделений устроили надежные укрытия. В одной из ям мы нашли хорунжего Шульца с телефонистом, поддерживавших связь с нашей ротой. После того как мы появились, хорунжий вернулся к минометчикам.

Командир роты передал по телефону команду открыть огонь, убедился в точности огня, а затем, оставив меня у аппарата, направился к командиру батальона. Наша рота имела позывной «Ветер», а наблюдательный пункт в депо вызывался позывным «Карабин».

В тот момент, когда я разглядывал через окно передний край обороны немцев, застучали пулеметы гитлеровцев. Пули впивались в оштукатуренные стены депо, а некоторые, со свистом влетая в окна, дырявили бока стоящих внутри паровозов.

Слева от нас веером расходились железнодорожные пути, на которых застыли эшелоны. Часть из них была в наших руках, часть — у немцев. Рядом с депо прямо между рельсами был установлен наш станковый пулемет.

Вскоре командир послал меня обратно в роту с новым приказом. Как и раньше, я совершил прыжок к знакомой будке. Теперь рядом с ней стояло 76-мм орудие, которое вело по гитлеровцам огонь прямой наводкой. Я удивился, как это артиллеристам удалось втащить на высокую насыпь тяжелое орудие, да еще за такое короткое время и под непрерывным огнем противника. Ведь когда мы направились с командиром в депо, артиллеристов у будки еще не было.

В будке расположилось несколько бойцов. Один из них, подофицер, в бинокль осматривал местность и указывал артиллеристам цели. Некоторые солдаты, как и я, выжидали удобного момента, чтобы перебежать пути в ту или другую сторону.

За щитком толщиною не менее сантиметра укрывались двое артиллеристов. Один из них наводил орудие в направлении очередной цели, причем не с помощью обычного прицела, а прямо через открытый ствол. Второй держал наготове снаряд, выжидая, пока его товарищ завершит наводку.

Артиллерист, приникший к стволу, поднял голову и, улыбаясь, подмигнул мне.

— Ну как, весело? — бросил он. — Смотри, сейчас долбанем по немецкому пулемету. Я уже знаю, где он. Вон там, в белом доме на возвышенности, в окне третьего этажа.

Грохнул выстрел, и в бинокль я ясно увидел, как в доме, на который показывал артиллерист, сначала вспыхнуло пламя, а затем взвилось облако дыма и пыли. Когда пыль осела, на месте окна зияла огромная дыра.

Но вот и у нашей будки разорвался снаряд. Я присел, когда вокруг засвистели осколки. Выпрямившись, увидел, что наблюдавший вместе со мной результаты выстрела подофицер стоит без фуражки. Она лежала на полу будки, разрезанная точно посередине осколком немецкого снаряда. Голова владельца фуражки чудом осталась целой, осколок задел лишь буйную чуприну. Дрожащей рукой он потрогал голову и, очухавшись, приказал «собирать манатки». Было очевидно, что немцы не оставят в покое обнаруженное орудие.

Пулемет противника был уничтожен, и я мог спокойно перебраться на другую сторону насыпи.

В роте царило веселое настроение: удалось раздобыть солидный запас мин. Наши минометчики совсем уже загоревали в ожидании застрявших где-то позади обозников. И тут полковая разведка обнаружила в одном немецком эшелоне целых два вагона мин, подходящих к нашим минометам. Они были ярко-вишневого цвета. Как только известие об этом дошло до нашей роты, несколько бойцов отправились в указанное место и перекатили вагоны к нашим позициям.

Разницу в калибре (у трофейных мин он был на один миллиметр меньше) мог возместит, как разъяснили «специалисты», дополнительный заряд. Наши ребята так усердно проверяли это предположение на практике, что вскоре от раскаленных стволов минометов можно было прикуривать.

В ночь на 15 марта ничего особенного не произошло. Меня посадили дежурить у телефона в яме под паровозом. После четырех бессонных ночей я здорово устал.

На рассвете я пошел в правое крыло депо. Меня послал туда поручник с заданием определить расстояние от наших позиций до расположения противника. Эти данные требовались для корректировки минометного огня. Рядом с депо окопались наши пехотинцы, а метров через сто пятьдесят обосновались немцы. Гитлеровцы оборонялись в сожженных и частично разрушенных домах. Часть их огневых точек была на открытой местности.

Как и накануне, к утру опустился туман, ограничивший видимость. Огневые точки противника можно было обнаружить только по вспышкам огня. Днем раньше бойцы заметили, что особенно активно немцы вели огонь из танка, закопанного в землю совсем недалеко от нас — не далее чем в ста пятидесяти метрах. Немцы обстреливали наши позиции из пулемета: снаряды к пушке, по-видимому, уже кончились. Танк не давал покоя одному из наших солдат. Он решил уничтожить его с помощью трофейного панцерфауста. С этой целью под прикрытием тумана, мешавшего немцам вести наблюдение, он пополз по ничейной земле. Я присоединился к нему, и уже вместе мы укрылись за стволом дерева, готовя оружие к выстрелу. Пока мы возились с прицелом, немцы обнаружили нас. Прогремела очередь, и мой спутник свалился замертво. Пуля пробила ему голову. Все произошло так быстро, что я не знал, что делать.

Сначала я думал незаметно уползти обратно, но потом решил: надо попробовать осуществить замысел убитого бойца. Вот тут-то и пригодились практические занятия по обращению с панцерфаустом. Я прицелился, задержал дыхание и нажал красную кнопку. Труба оглушительно рявкнула, за снарядом потянулся длинный хвост сгоревших газов, и через мгновение в том месте, где виднелась башня танка, грохнул взрыв.

Надо мной засвистели немецкие пули. Я притаился за стволом. Переждав несколько минут, вернулся в депо. А под деревом осталось тело незнакомого мне солдата…

Командир роты, находившийся у телефона, решил, что со мной что-то случилось во время моей получасовой отлучки. Я доложил поручнику точное расстояние до позиций гитлеровцев, а о танке умолчал, боясь, что он отругает меня за самовольную вылазку на ничейную землю.

Утром к депо подошли наши самоходки, которым предстояло поддерживать атаку пехоты. Я продолжал сидеть или под паровозом у телефона, или у окна депо, наблюдая за передним краем противника. В нескольких метрах от меня находился наблюдательный пункт командира полка. Телефонисты рассказали мне, что полковник Потапович все время в движении и неизвестно, когда он отдыхает.