Серебряные звезды - Тадеуш Шиманьский

Варшава продолжала полыхать. Ночью над городом кружили советские «кукурузники», сбрасывая повстанцам оружие и бомбя позиции гитлеровцев.

Питались мы раз в сутки. Каждую ночь двое солдат из нашего взвода попеременно ходили километра за два в тыл за едой. Они приносили ее в термосах и ведрах. Чаще всего это была ячменная каша, к сожалению, почти всегда холодная, нередко перемешанная с песком и пахнущая бензином. Хуже всего обстояло дело с водой. Ее постоянно не хватало.

Был уже конец сентября, и ночи становились все холоднее. Днем, как назло, лил дождь, и мокрая одежда липла к телу. В довершение ко всему негде было спать: укрытия залила вода.

Воды теперь было более чем достаточно, но только дождевой. Мы по-прежнему страдали от недостатка воды, пригодной для питья. Чтобы «организовать» регулярное снабжение, мы выкопали рядом с траншеей яму глубиной около метра и шириной сантиметров семьдесят. На дне ямы постоянно собиралась желто-зеленая жидкость. Каждый раз, зачерпнув котелками мутную воду, приходилось ждать, пока отстоится глина.

Как-то вечером я напросился идти за провиантом — так мне хотелось попить чистой воды. Пошли, как всегда, вдвоем. Я взял термосы, товарищ — ведро, и мы двинулись в тыл. Мой спутник шел впереди, так как уже бывал на кухне и знал, как туда добраться. Пригнувшись, стали пробираться к сортировочной горке железнодорожной станции. Там переждали, пока погаснет мертвенный свет ракеты и местность снова погрузится в темноту. Быстро перебрались на другую сторону насыпи. Короткими перебежками пересекли поле, которое немцы простреливали со стороны Плуд. Путь преградила нам линия окопов — в то время их было много отрыто в ближнем тылу. Скатились в окоп передохнуть.

Миновав еще несколько сот метров среди домов, мы оказались у полевой кухни в районе Базыльяньской улицы. Мгновенно проглотили свой ужин — наконец-то в горячем виде и, что самое главное, без скрипящего на зубах песка! С наслаждением выпили по кружке горячего кофе. Повара тем временем наполнили термосы и ведро супом. Хлеб и мешочек сахара мы завернули в одеяло, а махорку — в плащ-палатку. К этому добавилось еще по нескольку фляжек с водой, подвешенных к поясу. Газеты пришлось засунуть за пазуху. Туда же спрятали и письма. Я, наверное, мало чем отличался от тяжело навьюченного верблюда. По простреливаемому полю пришлось идти согнувшись, поскольку бросаться на землю с термосами было просто невозможно. Затекшие спины мы распрямили только в своей траншее.

Прежде всего раздали воду, письма и газеты, а потом суп из термоса. В ведро снова попало много песка, когда мы задели им за стенку траншеи. Пришлось ждать, пока песок осядет на дно.

Ночью вспыхнула ожесточенная перестрелка. Вечером саперы сделали проходы в минном поле перед нашей траншеей, и трое разведчиков отправились за «языком». Мы ждали их возвращения и поэтому некоторое время не освещали ракетами наше предполье. Через час в расположении гитлеровцев началась беспорядочная стрельба. В небо взвились осветительные ракеты. Это говорило о том, что наши разведчики обнаружены.

Вскоре мы увидели их. Пригнувшись, разведчики бежали к нашему переднему краю. Вслед им летели строчки трассирующих пуль. Тем самым немцы раскрывали свои позиции. Мы открыли по ним огонь, стараясь не попасть в своих. Разведчики вернулись, но, к сожалению, с пустыми руками.

Армейская газета «Звыченжимы» сообщила, что повстанцы в Варшаве капитулировали. Поднятое реакционными политиками восстание дорого обошлось нашей столице: погибло множество варшавян, а от города остались одни руины.

8 октября погиб ефрейтор Здислав Вольфграм, лучший снайпер нашей роты. Его отлично замаскированная позиция находилась на возвышенности слева от меня. Стрелял он редко, но зато после каждого его выстрела одним гитлеровцем становилось меньше. На прикладе своей винтовки с оптическим прицелом, который мы часто разглядывали с завистью, он делал зарубки после каждого удачного выстрела. По ним можно было сосчитать, сколько фашистов он отправил на тот свет, или, как он обычно говорил, «в лоно Авраама». Наш снайпер был терпеливым наблюдателем и часами мог ждать появления цели. После выстрела он немедленно менял позицию. Мы иногда помогали ему: поднимали на палке каску над бруствером, как будто неосторожный боец выглядывает из траншеи. Немцы открывали огонь, а снайпер находил для себя новые цели. Гитлеровцы вскоре поняли, что на этом участке действует опытный стрелок, и обратили на него особое внимание. Неосторожность — снайпер приподнял голову над бруствером — стоила ему жизни. Здислав в этот момент разговаривал с соседом. Прогремел выстрел — и пуля попала ему в голову.

После очередной перегруппировки я оказался на правом фланге взвода. Немцы на этом участке занимали позиции перед Жераньским каналом и даже южнее железнодорожной линии, идущей из Варшавы в Плуды.

Рядом со мной расположился подофицер по фамилии Кривонос, который, хотя и был родом из Сибири, хорошо говорил по-польски. Я начал оборудовать свою позицию и ближе знакомиться с новыми соседями. Справа неподалеку от меня устроил пулеметное гнездо ефрейтор Прыка. Он родился в Силезии и говорил на местном наречии, в котором я не понимал многих слов. Прыка рассказывал, что его принудительно мобилизовали в немецкую армию, и ему пришлось воевать на стороне фашистов. Под Сталинградом, как только подвернулся случай, он перешел на советскую сторону.

Ночью нам принесли только хлеб: одного из двух бойцов, которые пошли на кухню, убило на железнодорожном полотне. Пробитый пулями термос с супом так там и остался.

Днем стояла ясная безоблачная погода. Соседний батальон получил приказ отбросить немцев с противоположной стороны железнодорожной линии и местами вытеснить их за канал. На окопы врага обрушился град снарядов и мин, потом в атаку бросились пехотинцы. Гитлеровцы не выдержали и начали отступать. Некоторые из них побежали за железнодорожные пути мимо позиций нашей роты. Мы встретили их дружным огнем. В ходе схватки противник был отброшен на несколько сот метров назад и потерял выгодные позиции на возвышенности.

Стало темнеть, когда немцы, очевидно подтянув подкрепления, начали обстреливать нас из орудий и минометов. Небольшой осколок вонзился мне сзади в шею, несколькими миллиметрами выше воротника шинели. Стиснув от боли зубы, я сам вытащил его. Вскоре пришел санитар и забинтовал мне шею, так что я почти не мог пошевельнуть головой.

Ночью установилась относительная тишина. Только временами немцы освещали ничейную полосу ракетами и давали несколько пулеметных очередей. У меня сильно болела шея, лихорадило, мучила жажда. Я отправился к нашему «колодцу» и увидел, как был уничтожен немецкий грузовик с боеприпасами, который двигался по шоссе из Жерани в сторону Варшавы. Один из наших бойцов воспользовался моментом, когда машина выехала из-за домов на открытое пространство, и метко поразил цель из противотанкового ружья. Раздался взрыв, высоко взметнулось пламя, и от машины не осталось и следа.

На ужин мы получили консервы — питание явно улучшалось. Принесли и немного водки, но я отказался от своей порции, поскольку вообще не пил. Ночью саперы сделали проходы в наших минных полях. Командир отделения разъяснил нам нашу задачу. На рассвете мы должны были отбросить немцев за канал в направлении Плуд. Для каждого отделения в минном поле был сделан отдельный проход, обозначенный воткнутыми в землю колышками. Сразу за проходами отделение должно было развернуться в цепь и продвигаться вперед. До канала было недалеко, всего метров шестьсот, а до окопов противника — около трехсот метров.

Ночью, как и большинство моих товарищей, я не сомкнул глаз. Вычистил свой автомат, полностью зарядил диски, проверил гранаты. На всякий случай раздобыл одну противотанковую. Напряженно ждем сигнала — ракеты.

Светает. Внезапно начинает громыхать наша артиллерия. Град снарядов обрушивается на позиции немцев. Мы ждем. Но вот высоко над предпольем взвивается ракета, и мы быстро выскакиваем из окопов. Первая опасность — наши минные поля — остается позади. Рассыпавшись цепью, бежим вперед. Немцы открывают беспорядочный огонь. Взрывы немецких снарядов заглушают свист пуль. Бросаюсь на землю, ползу, смотрю, как ведут себя мои товарищи. Вскакиваю, делаю несколько прыжков вперед и снова падаю. И так повторяется много раз. После очередного прыжка лежу, прижавшись к земле. Глаза засыпает песок. Протерев их, вижу перед самым носом вспаханную пулеметной очередью землю. Спина покрывается холодным потом. В голове мелькает мысль: вот пригодилась бы сейчас стальная каска, которую я выбросил перед атакой. Поле, как назло, удивительно ровное: ни бугорка, ни рытвины. Стараюсь вжаться в землю, лежу неподвижно. Что-то будет дальше? Некоторые бойцы остались на поле навсегда. Слышны крики и стопы раненых. До немецких окопов остается всего несколько десятков метров. Ползу дальше. На всякий случай бросаю гранату: может быть, удастся уничтожить мины перед передним краем гитлеровцев.