За Тридевять Земель - Игорь Юрьевич Скарбек

всего не перечесть. Набирали силу привезенные капитаном Гагемейстером из далекой Лимы лозы синего винограда: спелые гроздья обещали доброе винцо...

— Урожай пшеницы был бы много богаче,— сетовал гостям Лопотов,— кабы туман ее не губил; да чапаты — черные птахи здешние — не клевали. Гоферов, что корешки грызут, тако же здесь тьма-тьмущая. Он! ишь побег... на-вроде суслика нашего. Да, супротив миссий землица наша похуже будет. Монахи, те ни в жисть не скажут, сколь собрали, а скажут, дак беспременно соврут: коль торгует зерно, тако жалуется на нужду, а не торгует, тако залишко возвеличивает урожай. Знамо, из хвастовства одного...

Не было у обитателей Росса недостатка и в домашней скотине. В свое время Кусков разжился лошадьми, месками и крупным рогатым скотом от испанских миссионеров-францисканцев. Потом привез на «Ильмене» коз, овец, свиней, а также много дворовой птицы. Ко времени же, нами описываемому, одного только рогатого скота насчитывалось до трех тысяч голов.

Лопотов вместе с гостями обошел кузню, столярную и слесарную мастерские, смотрел кирпичный заводец, бочарню, где бондари-купоры творили пузатые бочки и прямостенные кадки чажного дерева для соления мяса. Не оставили своим вниманием и недавно отстроенное заведение — суконный завод, где работницы, преимущественно из индианок, пряли овечью шерсть и выделывали из нее разные ткани и одеяла. Дымились чаны кожевенной мануфактуры — дубилась юфть на подошвы, которая сверх домашнего употребления отправлялась еще и на Ситху... Завернули к молотильному току, прозывавшемуся здесь «цырком», посмотрели, как за загородкой по разбросанным на деревянном настиле снопам прыгают, выбивая копытами зерно из спелых колосьев, несколько подгоняемых индейцами лошадей. Краснокожие то и дело пощелкивали бичами, по-козлиному подпрыгивали в загородке вместе с лошадьми, покрикивая при этом в такт: «Евва! Камья! Евва! Камья!..»

Экскурсия подходила уже к концу, когда серьезный разговор о хозяйственных нуждах и успехах Колонии перешел на побасенки, охоты касающиеся. Право слово, нет на свете более благодатной области для досужей беседы! Тотчас каждый воскресил в своей памяти превеликое множество всевозможных историй: были иль небылицы — не суть дело...

Из рассказа Лопотова гости узнали, с какими превеликими трудностями удалось-таки Хлебникову убедить монтерейского губернатора разрешить русским промысел дичины во владениях Испанской Калифорнии и добывание соли из озер близ залива Сан-Кентин, и то при условии уплаты пошлины и якорного сбора. Тогда с поверхности озерной собрали россияне десять тысяч пудов столь необходимого Русской Америке продукта, который «воды боится, а из воды родится». Приятная беседа завершилась рассказом Ермея Ветки об истинном и презабавном происшествии, приключившемся в свое время с Михаилом Кюхельбекером, лейтенантом со шлюпа «Аполлон».

— Надо вам, господа, заметить, что в окрестностях Росса исстари водилось пропасть всякой дичины: утки, дикие индюки, перепела, рябчики, куропатки, а что до белых гусей, то их на озерах, почитай, не мене было, нежели самой воды, так что казались они прямо-таки густыми рощами белыми. Да вы и сами можете убедиться, коль охота будет, сколь приятности и отдохновения приносит тутошняя охота. Обратно, и на корабль приварок добрый. Так вот, значит, Михайло Карлович дивно дичи набил, а еще и немалых размеров горного козла упромыслил. Был с ним денщик его, шпынь забродный... А токмо видим мы, значит, позорище: идет наш Михайло Карлович, а на нем, господи прости, дичины пуда на три, а то и на все четыре навалено. А позади со скорбной рожей постнючей провор-денщик хромает, на костыль, что сам барин ему выломал, опирается. Музыку б ему на ходуны. Повредился, мол, оступимшись. Так барина своего и заставил весь скарб стреляный волочь. А токма фершал ничего у его алтырщика обнаружить не сумел. Да добрый барин Михайло Карлович то за истину не принял. «Верно, ступил как неловко,— говорит,— так и вытянул себе жилу». И сказать смешно, да и утаить грешно,— закончил свою побасенку Ермей...

...У ворот крепости прошла смена караула: приятно было видеть тот порядок и размеренность жизни, что имели место в Россе еще со времен Кускова. На стенах крепости перекликались дозорные. Морские офицеры направились к казарме, откуда теперь доносилась протяжная песня:

О Русская земля, благословенна небом,

Мать бранных скифов, мать воинственных славян!..

О Росс! вся кровь твоя

Отчизне — довершай!

Не Риму — праотцам великим подражай...

В казарме было сухо, светло. Прибывшие с дальних промыслов промышленные и алеуты, дожидаясь вечерни, занимались кто чем: приводили в порядок амуницию, играли в ерошки и бабки. У подножия крепости, где раздавались стенания неустанного прибоя, мореходы готовились к отплытию: стирали белье, жгли уголь, возили на фрегат пресную воду. За время пребывания в Россе немного разгладились у них морщины, ранехонько являющиеся от ветров и соленых брызг, от привычки щуриться, вглядываясь в бесконечную морскую даль...

Между тем Лопотов продолжал показывать капитану Ружевскому тщательно упакованные и уже готовые к погрузке разные продовольственные товары. Самый придирчивый осмотр мог бы подтвердить, что все здесь сделано самым наилучшим образом. Для команды фрегата надлежало также взять двух быков, с дюжину баранов, подлюжины свиней, разной птицы, множество зелени и свежих овощей...

...Почаевничать, увы, не дали. Только уселись было за стол, как вошел индеец с маленькими острыми глазками и длинными волосами, завязанными сзади в тугой пучок; вся одежда его представляла собой лишь набедренную повязку, состоящую из лоскутов тонкой кожи.

— Апихойбо (то есть «великий начальник»),— почтительно обратился краснокожий к приставнику,— скоро здесь будут йори. Они уже минули гору Маяк-мат. С ними падре Мариано. Хойбо Гем-ле-ле, тойон великого племени помо, велел предупредить тебя. Я кончил.

Несмотря на спокойный облик посланца, было видно, что он только что слез с коня и проскакал, наверное, немалое расстояние, дабы известить россиян о приближении испанцев. (Последние имели немало прозвищ, данных им исконными обитателями Нового Света. Ачупино — так называли первых переселенцев Америки; даго и йори — непереводимые презрительные клички; рестреадорес — грабители прерий; тамариндос, или «желтые мундиры»,— уничижительные прозвища испанских солдат...)

— Самовар на стол, а бес за гостями,— проворчал Ветка.

— Ты про што это, Ермей? — поднял брови Лопотов.

— Вот я и говорю: про волка речь, а он навстречь...

А как разговор по ту пору шел о постройке для францисканских миссий плоскодонных суденышек, то оказалось, что Ветка был своего рода провидцем...

Вскоре коричневая ряса с капюшоном, подпоясанная белой витой веревкой, показалась во главе процессии во внутреннем дворе крепости. Падре Мариано де Эррера, настоятель миссии Сан-Ингасио, в сопровождении небольшого эскорта прибыл именно с тем,