Красная тетрадь - Екатерина Мурашова

– Ничего я тебе не дам! – дрожащим голосом сказала Соня, помня наставления Маньки. – И ничего ты им не сделаешь!

– Верно, – сразу согласился мужик, недобро усмехнувшись. – Своим кровинкам вреда не пожелаю. А вот чужим… Скажу так: будешь кобениться – украду твоего названного братца Матюшу, посажу его в мешок и продам разбойникам. Слыхала про разбойников-то? Они таких детей, толстых да здоровых, задорого покупают. Вот и всем хорошо будет: мне – денежки, а тебе – урок, чтобы впредь папку слушалась. А Матюша-то плакать будет… А потом…

– Тебя наши собаки загрызут! – крикнула Соня.

– Тише, тише! – отец снова зажал ей рот рукой. – Не кричи так, доченька… Собаки – это не беда. Собакам-то я мяса с мышьяком подкину, они слопают и сдохнут… Значит, сейчас принесешь мне что-нибудь, а я Матюшу и трогать не стану… Но помни, уж в другой-то раз повторять не буду: денежки – лучше всего…

Окончив свой рассказ, Соня тихо и безнадежно заплакала. Матюша понимал, что утешить ее ему сейчас нечем, и потому сразу начал думать.

Бран подбежал к девочке и быстро облизал ей лицо горячим, широким языком. Соня заплакала еще пуще. Пес улегся на мох возле ее ног и положил морду на лапы, вопросительно глядя на Матвея: «Что, дескать, происходит? И почему ты ничего не делаешь?»

– А как ты думаешь: зачем разбойникам дети? – спросил Матвей спустя какое-то время. – Они что, их едят?

– Да нет, – Соня вздрогнула и перестала плакать. – Они ж не людоеды. Я о таком не слыхала.

– Тогда – зачем? – упрямо повторил Матюша. Соня пожала плечами. – Я думаю, он тебя опять обманул, как тогда, с Манькой. Никаким разбойникам я не нужен. А много ты ему всего снесла?

Соня, глядя в землю, отрицательно покачала головой. Говорить она не могла от стыда. Вдруг Матюша рассердится на нее за то, что она отдала пьянице вещи его отца-инженера? Что ей тогда делать? Как жить? Трудно поверить, но дети ни разу за всю жизнь всерьез не ссорились…

– Четыре раза еще, – преодолев себя, сказала Соня. – Два раза – вещи снесла, один раз – мелкие денежки, и еще раз я не поняла – он ничего не просил, расспрашивал, как я живу, да куда мы ходим, да кто – к нам…

– Может, маме Вере расскажем? – предложил Матвей.

– Нет, нельзя. Она разозлится, что я запрет нарушила и пошла к ним. Она же меня предупреждала…

Соня вдруг отчетливо представила себе, что самое страшное уже произошло – ее отец украл Матюшу и прямо в мешке продал его ужасным разбойникам. И вот Вера узнала об исчезновении и, быть может, гибели сына, и узнала, чья в том вина… Молча подняла свои желтые глаза на Соню и…

Девочка с воем упала на мох и забилась в самой настоящей истерике, дрыгая ногами и без разбору колотя кулачками по земле и выступающим корням. Лежащий Бран вскочил и вздыбил загривок. Медб настороженно смотрела из кустов, но не приближалась. Матюша сначала растерялся, а потом кинулся к сестре, своим телом прижал ее к земле и завернул руки. Соня вырывалась и попыталась укусить брата за ухо, но Матвей был намного сильнее и держал крепко.

– Все! Все! Все! – вслух говорил мальчик.

Когда припадок минул, он не удержался и спросил:

– Соня! Чего это ты покатилась-то?

Соня ничего не смогла объяснить брату, хотя слова для этого у нее вполне отыскались бы. Но как это понять, если вдруг оказалось, что маму Веру она боится куда больше, чем диких братьев и сестер, пьяницу-отца и ужасных душегубов-разбойников?! Разве о таком можно сказать вслух?

– Ладно, Соня, – еще подумав, решил Матюша. – Не хочешь никому говорить, значит – не будем. Скорее всего, это все вообще ерунда. Но на всякий случай будем пока вместе ходить, и с собаками. А потом я про разбойников все разузнаю и тебе расскажу.

– Как это ты про разбойников разузнаешь? – прищурилась Соня. – Про них вообще никто ничего не знает! Даже пристав!

– Да уж как-нибудь соображу! – Матюша нахмурил брови и сделал важное лицо.

– Хозяйка, дома ли? – послышалось из сеней.

Задумавшаяся и с головой окунувшаяся в картины прошлого Вера вздрогнула. Филимон тяжело вскочил и выгнул спину.

Не вдруг вспомнив, что дома никого нет и даже прислуга отпросилась до вечера к родным в деревню, Вера встала и впустила в комнату егорьевского урядника Карпа Платоновича Загоруева, – рослого усатого дядьку, которому отчего-то всегда был тесен сшитый не по размеру мундир, и он в нем непрерывно ерзал и пожимался, стараясь устроить поудобнее врезающиеся в тело складки. Со стороны казалось, что он болен почесухой либо иной нервной или кожной болезнью.

Подав гостю кофею и сласти, Вера присела напротив, аккуратно сложив руки, глядела строго и без улыбки. Карп Платонович тоже молчал и знай ежился – Верин взгляд даже из полицейских и жандармских чинов держали немногие.

– С чем пожаловали, Карп Платонович? – спросила, наконец, Вера.

– Деликатное дельце выходит, Вера Артемьевна…

Вера знала за собой и сожителем множество «деликатных» дел, и, хотя и сожалела теперь об отсутствии Алеши, была, тем не менее, готова к любому разговору.

На главное подсудное дело, продажу золота в Китай, полиция явно не вышла. Иначе Загоруев говорил бы с ней теперь по-другому. А всякая мелочь… Вера уже прикидывала, сколько в избе денег, и хватит ли на взятку уряднику и, если понадобится, приставу – его начальству…

– Никанора Капитонова, каторжника, изволите ли вспомнить? – еще помолчав и поскрипев стулом, внезапно спросил Загоруев, внимательными и цепкими глазками ощупывая Веру, ловя ее первую реакцию.

– Помню что-то… – чуть помедлив, ответила Вера. Ее ослепительно желтый взгляд вдруг как бы потускнел, обернулся вглубь себя. Рука, лежавшая на столе, чуть заметно вздрогнула и потянулась к чашке. – Вроде бы это тогда было, когда Матвея… Матвея Александровича убили. Никанора обвинили, но доказать не смогли…

– Свидетелей, что он стрелял, предостаточно было! – веско сказал Загоруев. – Так ваше-то с ним знакомство…

– Моего с ним знакомства никакого не было! – резко ответила Вера и встала из-за стола, отошла к шкапу с одеждой. – Я его и видела-то всего пару раз…

– Пару раз? Где? Здесь? Когда? – быстро, словно стреляя короткими вопросами, спросил Загоруев.

– Нет, здесь я с ним вообще не встречалась, – Вера уже взяла себя в руки, и Загоруев понял, что момент истины минул, не принеся ему никаких ощутимых побед. Впрочем, у него в рукаве был еще один козырь. – Кроме того дня, когда бунт… Виделись мы мельком в Петербурге, когда я ему записки от госпожи передавала. Его хозяин – Дубравин Сергей Алексеевич, Никанор у него камердинером служил…