Красная тетрадь - Екатерина Мурашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Манька растворилась в сгущающихся сумерках. Егорка молча сбивал палкой серые соцветия крапивы и даже не зарился на корзинку. Соня понурилась и тоже молчала. Все напрасно. Правильно говорила мама Вера. Никто ей здесь не рад.
Манька вернулась с веснушчатым плосконосым парнем.
– Вот! – она ткнула пальцем в стоявшую Соню. – Девчонка с поселка заблудилась. Матка с отцом у нее богачи. Привезешь ее домой, тебе денег дадут.
– Не обманешь? – усмехнулся парень.
– Не-а! – Манька помотала головой и снова сунула палец в нос. – Егорка, освободи корзину, и все в дом неси, только гляди, чтобы батька не увидал. Скажи там всем: кто проболтается, откуда игрушки, Манька убьет. Тебя Соня звать? Бери корзину и поезжай вот с ним. Не бойся, он тебя быстро домой отвезет. Дома ничего не рассказывай и больше сюда не ходи. Хочешь еще нас повидать?
Соне уже ничего не хотелось, кроме как оказаться дома, возле Матюши, но она отчего-то кивнула головой.
– Тогда мы сами к тебе придем и прокричим вот так, – Манька очень похоже изобразила скрипучий крик голубой сойки. – Поняла? – Соня снова кивнула. – Как услышишь, значит, мы где-то рядом.
Долгое по Сониным меркам время братья и сестры ничем не давали о себе знать, и девочка уже начала успокаиваться и забывать о них.
Потом, когда Соня собирала опята на поваленном дереве, появились сразу трое: Манька, Ленка и Карпуха. Стояли вкруг, смотрели. Карпуха подошел к Соне и потрогал пальцем оборку на платье. Медб глухо зарычала и качнулась вперед, хотя вообще-то она никогда не обращала внимания на чужих детей. «Медб, нельзя!» – сказала Соня. Она не чувствовала к ним ничего, и как-то стеснялась этого.
– Маня, я тебе ленту отложила, – тихо сказала девочка. – Только мне надо в дом зайти, чтоб принести.
– Иди, принеси, – согласилась Манька. – Мы тут подождем.
– И пошамать, – напомнил Карпуха. – Манька говорила, у тебя всегда пошамать есть. Или наврала?
– Я попробую принести, – сказала Соня.
Медб ожгла троицу недобрым взглядом и потрусила вслед за хозяйкой.
После они встречались еще несколько раз. Можно сказать, что Соня постепенно привыкла к своим братьям и сестрам, к их нечистому запаху, к тому, что их не интересует ничего, кроме еды. Даже игрушки как-то мало занимали этих детей. Иногда они ломали их прежде, чем успевали расстаться с сестрой. Ломали не со злости, а от какой-то непонятной неловкости в обращении с миром. Их речь не всегда была понятна Соне. Их привычки удивляли и часто коробили. Жестокость пугала – однажды Карпуха на глазах у Сони разорвал напополам живого лягушонка. Хотел поглядеть, что у него внутри, – так он объяснил девочке свои действия. Когда Соня заплакала, расстроившись, Карпуха попытался опять составить половинки лягушонка вместе.
Но что ж поделать? Они были такими, – и все тут. В конце концов Соне даже понравилось оказывать им покровительство. Несмотря на то, что все они были старше ее, они брали ее подарки, и заворожено глядели на клыки Брана и Медб, и внимательно, не перебивая, слушали все то, что она им рассказывала. Это было приятно и необычно, и Соня уже, пожалуй, с нетерпением ждала следующего визита братьев и сестер.
Но однажды все кончилось.
Соня вышла из дома, услышав знакомый крик сойки, и закрутила головой, разыскивая взглядом братьев или сестер. Внезапно жесткая вонючая ладонь зажала ей рот и кто-то быстро поволок ее в кусты, окружавшие дорогу плотной, хотя и невысокой стеной.
Соня понимала, что надо сопротивляться и кричать, тогда прибегут собаки, но она так испугалась, что обмякла и не сопротивлялась вовсе. Она вообще не была бойцом по натуре.
– Ну что, доченька! – прямо над ней склонилось опухшее лицо отца. – Сейчас тихо-тихо пойдешь в дом и принесешь папке денежек. А то все этим оглоедам носишь да носишь, а папке – ничего? Несправедливо! Поняла меня?
Соня отрицательно помотала головой.
– Что?! – угрожающе прошипел мужик. – Не принесешь?! Да я тебя…!
– Я не знаю, где денежки лежат! – по щекам Сони потекли слезы.
– Ну, это не страшно! Я тебе подскажу. Деньги бывают в карманах, или в материном кошельке, или в сумке. А если уж совсем не найдешь, так принеси вещь какую-нибудь, которую можно продать. Поняла? А теперь беги быстро и помни: коли не принесешь, или проболтаешься кому, так Маньке – не жить!
В ужасе прикрыв глаза и в красках представляя себе, как страшный мужик разрывает напополам несчастную Маньку, Соня, шатаясь, побрела в дом. Денег она отыскать не сумела, но вынесла отцу пиджак, который, как она знала, принадлежал погибшему инженеру, и понятно было, что его хватятся нескоро. Отец пиджак одобрил и даже улыбнулся обмершей от страха Соне.
– Знатная вещь! Даже продавать жалко! – сказал он. – Молодец, доченька! Но к следующему разу постарайся разведать, где денежки лежат. Денежки мне больше нужны. И будь умницей, помни, что от папки тебе теперь никуда не деться. До свидания тебе!
Нелепая фигура растаяла среди деревьев.
Три дня Соня упрямо не выходила из дома, хотя сойки трещали вокруг каждый Божий день. Аппетита у девочки не было, зато были рвота и понос. По ночам за окнами стоял кто-то желтый и светящийся, и манил Соню к себе. В печной трубе плакали детские голоса. Спасение было одно – Филимон. Кот переселился на эти дни в «детские покои», лежал всю ночь в ногах у Сони и своим мурлыканьем отгонял нечисть. Вера решила, что девочка заболела, поила ее насильно теплым молоком и уж хотела везти в Егорьевск, показать доктору. Алеша предлагал сначала показать шаману. На четвертый день Манька, отчаявшись, вышла к изгороди и помахала красной, подаренной Соней лентой.
Взяв с собой обеих собак, и едва отделавшись от Матюши (дети были практически неразлучны, но устроены так, что каждому иногда хотелось побыть одному. Это желание оба уважали.), Соня вышла на встречу.
– Не верь ему, – хмуро сказала Манька. – Ничего он нам не сделает. А сама – хоронись. А еще лучше – мачехе расскажи. И сожителю ейному. Но ничего батьке не давай. Иначе – измотает тебя вконец, а эти еще и погонят за воровство. Куда тогда пойдешь? Ясно, что говорю?
Соне было ничего не ясно, кроме одного: все плохо, и дальше будет только хуже.
– За нас не бойся! Ничего нам не будет, – повторила Манька. Видимо, она откуда-то узнала, чем именно запугал Соню отец.
Месяц все было спокойно. Соня постепенно оттаяла, снова начала есть и спать по ночам. Потом отец снова выследил ее и потребовал денег.
– Ничего я тебе не дам! – дрожащим голосом сказала Соня, помня наставления Маньки. – И ничего ты им не сделаешь!