Лечение сном. Из записок старого психиатра - Андрей Сергеевич Чистович

А случилось действительно многое. Один санитар и трое больных были убиты, ещё один санитар был тяжело ранен; несколько человек больных имели лёгкие ранения. Отделение и примыкавший к нему зубоврачебный кабинет были разгромлены… У санитара, остававшегося в отделении, были отобраны ключи, а сам он сидел запертый в ванной комнате.

Больные пошли на первую уступку: они согласились впустить санитаров, чтобы вынести тела убитых. Выглядели трупы ужасно, так как оружием были дубовые ножки от столов. После уборки трупов была достигнута следующая уступка: больные согласились впустить в отделение новую смену дежурных санитаров, по выбору самих эпилептиков. Был достигнут и третий результат переговоров: продолжение их было перенесено в кабинет главного врача, вне отделения. Сюда явились вожаки «бунта», всего пять человек.

Я присутствовал при этих переговорах; отдельные фигуры и сейчас стоят в моей памяти.

Люди, страдающие эпилепсией, часто отличаются атлетическим телосложением. Особенно запомнился мне один эпилептик: коренастый, с бессмысленным тупым и зверским выражением лица, в рубахе, залитой чужой кровью…

Более чем получасовые разговоры ни к чему не привели: один заявлял, что его понапрасну держат в больнице, другой был обижен тем, что его не осмотрел вовремя врач, третьему не нравилось питание в больнице…

Дальнейшие действия со стороны медицинского персонала были далеки от гуманных требований, которые считаются обязательными при обращении с душевнобольными. Эпилептикам было обещано удовлетворение их претензий, но по выходе из кабинета они по одному были схвачены санитарами, которые ожидали за дверями, и были крепко связаны. Затем таким же образом были извлечены по одному человеку из отделения наиболее опасные из остававшихся там больных.

Тем временем в больницу прибыли представители прокурорского надзора. Для предупреждения новых событий и для окончательного успокоения в больнице был один путь: немедленно изъять из стен больницы тех эпилептиков, которые наиболее активно участвовали в убийствах. Но тут встало новое препятствие формального порядка. До перевода в другие психиатрические больницы этих опасных больных нужно было где-то изолировать. Таким местом изоляции могла служить только тюрьма, а поместить в тюрьму заведомо душевнобольных прокурор не имел права.

Для меня и для моего ассистента оставался один выход. Мы оба были работниками судебно-психиатрической экспертизы. Мы дали заключение по поводу пяти человек, наиболее нуждавшихся в удалении из больницы. Мы указали, что заболевание не лишает их возможности нести ответственность за совершённые ими действия. Наше заключение было опровергнуто вторичной экспертизой, которая состоялась через некоторое время и была проведена комиссией из других лиц. Но цель была достигнута: зачинщиков увезли. В больнице наступила тишина, насколько может быть тишина в психиатрической больнице. Это была действительно страшная ночь, запомнившаяся, вероятно, не мне одному.

Не нужно думать, что подобные происшествия часто имеют место в жизни психиатра. Я остановился на наиболее ярких и необычных событиях из моего врачебного опыта. Насколько мне известно, бунт больных в Томской психиатрической больнице является вообще исключительным событием в истории психиатрии.

Деятельность психиатрического персонала бывает связана с рядом опасностей, которых не знают работники других медицинских специальностей. Наши больные поступают в больницы часто против собственного желания. Нередко они относятся к нам враждебно, со злобой. Больные бывают возбуждены, у некоторых бывает помрачено сознание, третьи бредовым образом оценивают окружающую их обстановку. Не один психиатр погиб от руки своих бредовых пациентов, которые расправлялись с мнимыми врагами.

Но самыми опасными остаются всё-таки эпилептики. В больнице была допущена ошибка с организационной точки зрения. Нельзя было в одном отделении сосредоточивать такое количество эпилептиков. Не по диагнозу, не по названию болезни приходится распределять больных, но в зависимости от их состояния. Поэтому, чем больше больница, чем лучше она организована, тем большим количеством отделений обычно она располагает. И всё-таки лучшие наши больницы продолжают быть очень несовершенными.

«Как ни грандиозен прогресс с давних времён по наши дни в обхождении с душевнобольными, однако есть нечто, как мне кажется, остающееся желать». Эти слова принадлежат И.П. Павлову. Он указывает на практикующееся до сих пор содержание больных сознательных вместе с невменяемыми, так как и крики, и различные сцены, и прямые нападения – всё это ложится грузом на слабые корковые клетки. Он говорит о тех ударах по слабым клеткам, которые создаются нарушением человеческих прав больного, когда его лишают свободы и обращаются с ним как с невменяемым. И.П. Павлов говорил о необходимости перевода душевнобольных на положение больных, страдающих телесными болезнями, при которых «не истязают так непосредственно чувство человеческого достоинства». И.П. Павлов предъявил психиатрам требования, обоснованные с физиологической точки зрения. Много лишних страданий для больных, много затруднений и даже опасностей для персонала будет устранено, когда названные требования будут осуществлены.

Вместо заключения

Андрей Сергеевич Чистович. Конец 70-х годов

Дурная слава, которой пользовались психиатры, была обоснованной. Пациенты их поправлялись очень редко. Лечиться у психиатра означало рисковать своей репутацией. Работа психиатра – для него самого – была тяжёлой, неблагодарной, безрадостной. Время это, к счастью, осталось в прошлом. Психиатр уже не мрачный фаталист, пассивно созерцающий неизбежный распад психики своих больных. Он лечит и излечивает порученных ему пациентов. Громадным шагом вперёд явилось введение активных методов лечения. Малярия, длительный сон, инсулин, судорожная терапия – это значительные вехи в развитии психиатрии, которые, вероятно, никогда не будут забыты. Но все эти решительные способы лечения были результатом эмпирических, случайных открытий. Поэтому наряду с замечательными положительными эффектами они давали и немало разочарований.

По-настоящему целенаправленное и разумное лечение возможно только на основе точного знания тех причин, которыми болезнь вызвана, и тех механизмов, на основе которых она развивается. Ни одна область медицины не обладает ещё этими знаниями в полной мере, однако психиатрия относилась до последнего времени к числу наиболее отсталых. Основное значение Павловского вклада в психиатрию заключается в том, что он объяснил именно целый ряд физиологических механизмов, лежащих в основе развитии психозов. Непонятное, таинственное приобрело материалистический фундамент. В наших очерках представлена только часть из того, что сделано И.П. Павловым для понимания душевных заболеваний; есть области, которых мы почти вовсе не касались.

Гениальный учёный, занимаясь изучением психических расстройств, умел отвлечься от всего несущественного, второстепенного и увидеть основное, ведущее нарушение. Он и говорил, что «физиологический анализ заключается в том, чтобы отличить существенный симптом». Грандиозный труд физиологического обоснования психиатрии остался незавершённым.

Что стало с делом Павлова? В.И. Ленин говорил, что «хранить наследство – не значит ограничиваться наследством». Можно с полной уверенностью сказать, что наследство, оставленное Иваном Петровичем, не осталось