Осколки неба, или Подлинная история “Битлз” - Юлий Буркин

– А-а, – протянул носатый. – А вы кто? Друзья или родственники?

– Родственники, – ответил Джордж.

– Троюродные девери, – нашелся Пол.

– А-а, – понимающе покивал парень. – А выпить-то тут дадут?

– Только своим, – попытался избавиться от надоевшего собеседника Пол.

– А-а, – незнакомец потер руки и направился к фуршетному столику.

– Ловко устроился, гад, – заметил Джордж, но вынужден был отвлечься. Чиновник бюро записи гражданского состояния завел пламенную речь о святости английского брака.

Брайан Эпштейн, брат Синтии – Тони и ее золовка Марджери, исполнявшие роли свидетелей, поставили свои подписи в книге регистрации…

На этом, собственно, «торжественная часть» и закончилась. Гости переместились к фуршетным столикам и принялись доедать то, что осталось после носатого проходимца.

Фуршет длился недолго. Шампанское быстро кончилось, и гости стали собираться. Начался дождь.

В тот же вечер «Битлз» выступали в «Ривер-Парк Белрумз».

После концерта, как теперь стало заведено, Эпштейн развозил их по домам на своей машине. Последним он вез Джона.

За квартал до его дома Брайан остановил автомобиль, достал сигару и закурил.

– Значит, ты считаешь, женатому человеку нельзя играть рок-н-ролл? – спросил он, затянувшись.

– Это… это все равно, что ходить по улице в носках разного цвета.

– Но ведь женатых музыкантов полным-полно!

– Например?

Эпштейн наморщил лоб. К своему удивлению он осознал, что большинство его знакомых музыкантов или не были женаты никогда, или – очень недолго.

– Да многие… – заключил Брайан.

– Если б не ребенок, – обреченно заметил Джон. – Жалко бросать группу.

Брайан пыхнул сигарой, громко чихнул и согласился:

– Дело только начинается… А если переженятся все?

– Не знаю…

– Я бы на твоем месте не был таким пессимистом, – сказал Брайан, сплевывая табак. – Женитьба – это еще не конец света.

– Да я, вообще-то, и сам так думаю…

– А ты веришь в сны? – спросил Эпштейн.

– Я что-то их уже давно не видел.

– А я верю. Недавно мне приснился дивный сон. Я иду по цветущему лугу. Вокруг – птицы, пчелки… Вдруг вижу – стадо коров. Прохожу мимо и слышу: «Мистер Эпштейн, можно вас на минутку?..» Я повернулся и увидел… кого бы ты думал?.. миленькую, такую, телочку, чернопеструю, с белой звездой во лбу. «Да? – благосклонно отвечаю я. – Слушаю вас». Она посмотрела на меня томным-томным взглядом и спрашивает: «Му-у-жа моего не видели?» «Нет», – говорю я. Тогда она поворачивается ко мне задницей, машет хвостом и советует: «Так посмотрите…»

Я оглядываюсь и вижу огромного быка. Он стоит в метре от меня, наклонив рогатую голову, и яростно роет копытами землю. И я закричал первое, что пришло мне в голову: «Между нами ничего не было!!!» И побежал…

Что было дальше, не помню. Кажется, он меня догнал…

Брайан сдул с кончика сигары пепел и уточнил:

– Ну, теперь тебе все ясно?

– Что ясно? – удивился Джон.

– А то, что ты должен остаться в группе и прекратить ныть.

Джон почесал в затылке.

– Знаешь, Брайан. А ты не такой идиот, как я думал…

Польщенный Брайан, хмыкнув, расправил плечи.

– Ты еще хуже, – закончил Джон.

До своего дома он шел пешком.

Тетя Мими раскаялась, что не была на регистрации брака любимого племянника. И чтобы заглушить голос совести, она объявила Джону, что отдает ему с Синтией весь первый этаж особняка.

Если бы Пол знал это, он бы просто постучал в окно. Но Пол не знал, и потому на следующее утро, по традиции, Леннона разбудил его истошный крик на улице:

– Джон! Джон!..

Находясь еще в сомнамбулическом состоянии, Джон натянул брюки, носки и открыл дверь.

– Газеты читал?! – не успев войти, воскликнул Пол.

– Больше мне делать нечего, – прохрипел тот.

– Вот, смотри! «Мерси Бит»! Здесь, здесь и здесь, – Пол листал перед близоруким Джоном полосы свежего номера.

– Чего тебе надо?! – рявкнул Джон.

Пол уже, было, собрался обидеться, но тут случайно взглянул на ноги Джона и захохотал.

– О! – сказал Джон, проследив за взглядом Пола и увидев, что спросонья одел разные носки.

Он выдернул из рук Пола газету, зашел в спальню, одел очки и прочел заголовок: «„Битлз!“ – группа № 1 в Ливерпуле»!

Читать дальше он не стал и вернулся в прихожую.

– Брайан постарался? – небрежно спросил он, стремясь не выказать радость.

– Он мне только что звонил. Ему полгода не позволяли выпустить эту статью! А теперь – все с этим согласны! Он просил немедленно приехать к нему.

– Началось?

– Началось.

Они озадаченно посмотрели друг на друга.

– Подожди…

Джон снова нырнул в спальню и принялся торопливо натягивать рубашку.

– Куда это ты? – сонно спросила Синтия и попыталась поймать его за рукав.

– Отстань. Спи… Это полезно для ребенка.

Вчерашние мысли о несовместимости семейной жизни и рок-н-рольной карьеры уже не беспокоили его. Ему начинало нравиться ходить в разных носках.

19

Студия на Эбби Роуд была уже знакома им. В начале сентября они прилетели в Лондон, чтобы, наконец, записать две песни для настоящей пластинки.

А вот человек, встретивший их, знаком им не был.

Это был благообразный доброжелательный джентельмен лет сорока, худощавый, чисто выбритый и с иголочки одетый.

– Ну, наконец-то! – воскликнул он вместо приветствия. – Значит так, в половине третьего – репетиция, в семь – запись, в двенадцать – отбой. Гостиница – рядом. Если вас что-то не устраивает, – продолжал он, проведя их в павильон, – скажите об этом сразу.

– Для начала меня не устраивает ваш галстук, – сразу, как и просили, сообщил Джордж Харрисон.

Незнакомец оторопел. На самом деле его галстук, с красными лошадками на черном фоне, был последним криком лондонской моды.

– Я пошутил, – наблюдая за выражением лица собеседника, сочувственно сказал Джордж.

Приступили к репетиции.

– Джордж, – подай другую гитару! – крикнул Джон.

Гитару ему принес сотрудник с галстуком в лошадках.

– Не надо, – бросил ему Джон. – У нас своя есть.

Еще через пару минут он попросил вновь:

– Джордж! У тебя медиатор есть?

Сотрудник с галстуком в лошадках, покопавшись в подсобке, нашел и медиатор. Но Джон отверг его:

– Наш лучше.

И они заиграли. В середине песни Джон остановился и заорал:

– Джордж! Какого дьявола?! Ты перестанешь кривляться или нет?!

Красный, как рак, сотрудник с галстуком в лошадках выскочил из операторской:

– Ну чем я опять вам не угодил?! Джордж – туда, Джордж – сюда!.. В конце концов, я продюсер, или мальчик на побегушках?!

Джон непонимающе смотрел на него. Потом расплылся в улыбке:

– Вы – Джордж?

– Да! Я – Джордж Мартин, директор этой студии!!!

Ринго ехидно захихикал. Пол, в приступе хохота, схватился за живот.

– Представляться надо сразу, – поучительно сказал Джон. – У нас есть свой Джордж. Вот – видите, какой Харрисон.

Джордж Мартин осознал свою ошибку и, извинившись, поочередно назвал себя каждому.

– Ну все? – спросил он, покончив со знакомством. – Или вас не устраивает что-нибудь еще?

– Меня не устраивает ваш галстук, – тупо повторил Джордж прежнюю шутку.

Ринго опять ехидно захихикал.

Озадаченно глянув на него, Мартин молча вернулся в операторскую.

Ему трудно было это понять. Во-первых, он считал, что одевается безупречно. Во-вторых, как профессиональный знаток юмора, он никак не мог посчитать сказанную Харрисоном фразу за остроту.

С самого начала своей карьеры Джордж Мартин специализировался именно на юмористических пластинках, и потому в кругу друзей он прослыл отменным шутником. Нередко в компаниях его просили выдать «что-нибудь эдакое», но он, каждый раз ссылаясь на нездоровье, принимался нервно кашлять в кулак. Чем неизменно вызывал бурный смех благодарных зрителей. Он даже сам поверил, что природа одарила его недюжинным комическим талантом.

А вот чужие шутки он не понимал.

Он считал их ниже своего уровня.

Харрисон в этот день был явно в ударе. На перекуре между репетицией и записью он вдруг начал предлагать все новые и новые варианты аранжировки:

– А, может, мне играть какой-нибудь железякой, как на гавайской гитаре? А может, вместо гитары пустить банджо? А может, вообще не петь, а сделать соло на губной гармошке? Или еще что-нибудь на что-нибудь поменять?

– А может быть, вас, молодой человек, заменить на кого-нибудь другого? – тонко пошутил Мартин. Он не удивился, что никто не засмеялся. Тонкий юмор не был знаком неотесанным ливерпульцам.

Запись начали с «Love Me Do».

В отличии от Джорджа, Ринго был сегодня просто не в себе. Он нервничал и с каждым дублем стучал все хуже и хуже. После пятого Мартин спросил Брайана: «А прежнего мальчика вы не привезли? Не такого смешливого?» Эпштейн горестно покачал головой.