Осколки неба, или Подлинная история “Битлз” - Юлий Буркин

Женщина – владелица ночного клуба – редкость. Да еще – привлекательная женщина. Она была уверена, что многие ее влиятельные друзья помогут ей в эту трудную минуту.

Она закурила.

– Кто у них за главного? – спросила она.

– Джон… Брайан Эпштейн, – поправился Пит, припомнив своего главного обидчика.

Так-так-так. Она обзвонит всех владельцев клубов и скажет им… скажет… что Брайан Эпштейн – гомосексуалист! И все «Битлз» – гомосексуалисты! Один Пит – нормальный человек, потому-то его и отвергли.

Но это – чуть позже. А сейчас она напишет разгромную статью в городской вестник.

– Мамочка тебя не бросит! – пообещала Мона и уселась к письменному столу.

Ее старания и статьи, появившиеся в ливерпульской прессе, неожиданно сыграли двоякую роль. С одной стороны, они выставляли «Битлз» в невыгодном свете, с другой, послужили им рекламой. Ажиотаж вокруг первого их выступления в новом составе был невиданным.

Дело дошло до того, что перепуганный Брайан нанял для себя телохранителей. Именно на него был направлен весь гнев поклонников (точнее, поклонниц) Пита.

«Каверна» неистовствовала. Те, кому не досталось билетов, толпились у входа, скандируя: «Эпштейн – недоносок! Эпштейн – недоносок!..»

– От народа ничего не утаишь, – шепнул Джордж на ухо Джону, и тот громко заржал. Удивленные фанаты расступились и проводили их до дверей клуба недоуменными взглядами.

Примчавшийся в Ливерпуль по звонку Брайана, Ринго нервничал больше всех.

– Расслабься! – потряс его за грудки Джон. – Не съедят.

– Съедят, – не согласился с ним Ринго.

Наиболее спокойным выглядел Джордж. Он был серьезно занят. Скатывая из обрывков бумаги шарики, он прицельно метал их в мусорную корзину. Когда у него кончились снаряды, он огляделся и увидел, что Джон сидит на газете.

Джордж не спеша подошел к нему, толкнул в плечо, выдернул листок и продолжил свое занятие. Джон ошарашено посмотрел на него. Только Джордж со своей детской непосредственностью мог позволить себе подобную выходку.

– Ты что, совсем оборзел? – спросил Джон.

Джордж, не оглядываясь, пожал плечами.

– Ты сегодня точно допрыгаешься, – предупредил его Джон. – Я-то все стерплю, но кто-нибудь точно залепит…

Джордж пожал плечами опять.

– Может, выпьем по стаканчику для храбрости? – предложил Пол и трясущейся рукой попытался взять со стола бутылку. Но не сумел.

– Выпей ее один, – посоветовал Джон. – Тебе надо.

– Скоро выходим? – тихо спросил Ринго.

– Что? – не расслышал Джон.

– Скоро выступаем? – переспросил тот.

– Скоро.

– Я в туалет успею сходить?

– Успеешь, – сказал Джон. – Тебе надо.

Ринго поднялся, открыл дверь, и шум толпы стал слышен более отчетливо.

«Да здравствует Бест! Долой Ринго! Бей евреев!» – выкрикнул звонкий девичий голос.

– Шовинизм какой-то, – сказал Ринго, так и не выйдя, и прикрыл дверь изнутри. Он решил потерпеть.

Джон глянул на него новыми глазами. «Шовинизм…» А он-то считал его безграмотным простаком…

Когда они выскочили на сцену, реакция зрителей была неоднозначной. Кто-то возмущенно улюлюкал, но кто-то и подбадривающе свистел. В зале, все-таки, собрались не одни почитатели Пита.

Первая песня – «Hello, Little Girl»[45] – завела публику. Зрители танцевали и хлопали в такт. Стало похоже, что конфликт исчерпан.

После каждого номера на сцену рвался Брайан. «Я должен им все объяснить!» – доказывал он Джону.

«Мне нужен ЖИВОЙ менеджер», – возражал тот и выпихивал его за кулисы.

Но когда «Битлз» отыграли первый сорокапятиминутный сет и, сложив инструменты, собрались удалиться в гримерку, Эпштейн, улучив момент, все же подскочил к микрофону.

– Джентельмены, – помпезно обратился он к публике, чем сразу настроил ее против себя. – Музыка – это не только ноты и звуки, не только слова и куплеты, это и некая совокупность энергий, перетекающая со сцены в зал. И обратно – из зала на сцену. Вот и сегодня, я думаю, это таинство свершилось! Не правда ли?

Толпа мрачно смотрела на его, не внушающую доверия, физиономию.

Не дождавшись поддержки, он продолжил:

– Сегодня в этом зале собралось значительно большее количество зрителей, чем обычно, и, я думаю, это – результат того, что в ансамбле, наконец-то, появился новый, не достающий ранее, музыкант.

Публика угрожающе загудела.

– Позвольте представить! – перекрывая шум, выкрикнул Брайан. – Барабанщик – Ринго Старр!!!

Ринго поднялся… Но работа в ночных заведениях научила его быть чутким к настроениям масс. И вместо того чтобы поклониться, он сразу же кинулся в коридор, ведущий в подсобные помещения.

И действительно, терпение толпы при этих словах Эпштейна лопнуло. Группа разъяренных поклонников Пита Беста ломанулась на сцену.

– Уходим!!! – крикнул Джон и побежал вслед за Ринго.

Вовремя сориентировался и Пол.

…Телохранители очистили сцену и вытолкали публику из клуба. Этот вечер явно не мог иметь продолжения.

Тем временем, из своего убежища выбрался Джон и взялся за осмотр поля брани. Инструменты были целы. Тогда он переключил свое внимание на два распростертых на сцене тела. Эпштейн лежал свернувшись калачиком. Джордж валялся на спине, раскинув руки в стороны. Джон приблизился к нему и заглянул в лицо.

О, нет. Это было не лицо. Это была морда. Левый глаз Джорджа превратился в сплошной синяк.

Джон подсунул ладонь ему под голову:

– Эй! Ты жив?! – обеспокоенно спросил он.

Джордж приоткрыл здоровый глаз, обвел им помещение, затем, сконцентрировавшись на Джоне, изрек:

– А ты, оказывается, колдун…

Не прочитав и страницы, Синтия отложила своего любимого Сэлинджера в сторону. Сегодня это повторялось с ней уже не в первый раз. Потому что сегодня врач подтвердил ее опасения. Она беременна.

Ее слегка успокаивали ежечасные посещения кухни и поедание огромного количества «вкусненького». Но тетя Мими при этом нехорошо косилась на нее и, в конце концов, Синтия заперлась в их с Джоном комнате.

«Над пропастью во ржи». Джон казался ей чем-то похожим на Холдена Колфилда, и Синтия попыталась угадать, как бы тот отнесся к известию, что его подружка ждет ребенка… «Хотя, нет. Колфилд был девственником… Но после-то книжки, он наверное… О, Боже! Какие идиотские мысли приходят мне в голову!..»

Джон вернулся поздно ночью. Синтия слышала голоса на кухне – его и тети Мими… Она решила сделать вид, что давно спит. Если он разбудит ее, желая близости, она расскажет ему… Если ляжет осторожно, стараясь не разбудить, завтра же она начнет искать врача, который сделает аборт…

То, как повел себя Джон, оставляло выбор за ней. Он прошел тихо, стараясь не будить. Лег рядом… и положил ладонь ей на грудь.

Синтия повернулась к нему.

– Я тебя так ждала, Джон, – сказала она. Но сразу сообщить о главном не решилась. – Сегодня у нас в гостях была тетушка Роберта…

– Насрать, – ответил он.

Синтия не обиделась. Ей и самой было насрать на тетю Роберту.

– А еще я беременна.

– А еще что?

– А больше ничего.

Минуты две Синтии казалось, что Джон заснул. Но внезапно он подпрыгнул и, свесив ноги, уселся на кровати.

– Так что? – сказал он. – Будем жениться?

– Ты серьезно? – Синтия даже не ожидала, что он сам заговорит об этом.

«А почему нет? – думал Джон. – В конце концов, когда-нибудь я должен жениться…»

– Я такой же псих, как Стюарт, – объяснил он. – И кое-чему он научил меня. Я не хочу умереть, пока у меня не будет сына.

– Почему именно сына? – Синтия почувствовала, что ее тревоги отступают.

– А кого? – изумился Джон.

Синтия тихо засмеялась. Стоит ли объяснять ему, что на свете бывают и дочери…

Двадцать третьего августа Джон и Синтия прибыли в бюро записи гражданского состояния «Маунт Плезнта». Мэри Смит не присутствовала на церемонии. Брак племянника болезненно напоминал ей о свадьбе ее сестры с Фредом Ленноном, союз которых был официально оформлен именно в этом заведении. Она не могла забыть письма Фреда, присланного им жене в сороковом году с армейского судна: «Это – война, дорогая. Желаю тебе хорошо поразвлечься».

Не было и Ринго. Его свалил очередной недуг.

Пол и Джордж вяло плелись за родственниками Синтии. Они тихонько посмеивались, обсуждая чьи-то уши, чью-то прическу или чьи-то ботинки. Но на самом деле они были всерьез обеспокоены. Не означает ли женитьба Джона распад «Битлз»?

– А это кто такой женится? Что-то мне его лицо знакомо, – спросил невесть откуда взявшийся долговязый сутулый парень с огромным носом.

– Да так, придурок один, – ответил Пол. Эпштейн, строго-насторго запретил им говорить о свадьбе посторонним.

– А-а, – протянул носатый. – А вы кто? Друзья или родственники?

– Родственники, – ответил Джордж.