Четвертый берег (СИ) - Кленин Василий

Гванук опустил взгляд.

— Не живу. Жду. Жду Её, чтобы снова начать жить. Это выходит: живу только, когда Она рядом. Больно. Унизительно. Сладко.

Он с надеждой заглянул в кружку — пусто. Обидно. Значит, опять будет холодно.

Потрясенный Пьер Кошон еще какое-то время робко молчал, но, убедившись, что его собутыльник окончательно закончил свою странную речь, решился.

— Бригадир О… Ваша Светлость… Вы… Ты… Я хочу сказать, что я совершенно ничего не понял. Ты говорил на каком-то совершенно незнакомом языке.

Гванук поднял голову, вскинул брови, а потом пьяно улыбнулся.

— Да неужели? — перешел он, наконец, с чосонского на французский.

Глава 16

Кардак нерешительно и слегка нервно топтался у порога. Зачем-то снял шляпу с головы и заозирался, не зная куда ее деть. В одной руке шляпа, другая прижимает к боку толстую папку — комичное зрелище.

— Ну, проходи уже! — нетерпеливо махнул головой Наполеон, приглашая главного экономиста к столу. — Не тяни время — еще куча дел!

— Нет! — растерянность резко ушла в сторону, Кардак нахмурился и заговорил решительно, хлопнув папкой о столешницу. — Сиятельный, я специально просил о встрече один на один, я ждал три дня. И я рассчитываю на долгий разговор.

Наполеон с удивлением посмотрел на своего хозяйственника. Он привык относиться к нему, как к крепкой и надежной рабочей лошади. Задал корму, поставил задачу — и сиди, жди отчета. А теперь «лошадь» стоит перед ним и смотрит исподлобья с высоты своего не такого уж и великого роста, скрестив руки на груди.

— Ну… садись.

Они опустились в старые кресла из неизвестного в этих землях ротанга.

— Что скажешь, Кардак?

— Сиятельный… Мы разорены.

Вот это да! Наполеон нервно поелозил в кресле.

— Это какая-то метафора? (Кардак мрачно помотал головой) Тогда поясни.

Казначей раскрыл свою папку. Посмотрел на первый лист и тяжко вздохнул.

— Не знаю даже, с чего начать… Сиятельный, ты в курсе, сколько у нас осталось золота, привезенного из Мали?

Это был подлый вопрос. Вообще-то, летом, когда деньги вливались рекой в строительство Иля, Наполеон следил за тратами. Но он уже привык, что золотые запасы почти бесконечны, и решил, сдерживал свои траты только из опасения, что золото может резко подешеветь…

Судя по злому взгляду Кардака — он не так уж хорошо сдеривался. И не он один: все привыкли решать внезапные задачи с помощью африканского золота.

— Ну, сколько мы потратили… Мне кажется, должно остаться больше четверти запасов…

— Осталось шесть даней! Шесть из почти ста.

— Подожди!.. Да как же так? — растерялся генерал. — Не могло на постройку Иля столько уйти… Я же следил!

— На Город-Остров ушла треть запасов. А сколько ушло по мелочи? На закупку сырья для шинелей, на создание огромной мануфактуры и найм рабочих. На обустройство Первого Департамента. На третий полк Шао и иных новобранцев. Сколько ты отдал Мэю, сиятельный? А сколько — просто брал, не давая отчет? У меня всё записано, — Кардак похлопал по пачке листов. — Но из последнего — очень много ушло на верфь в Арфлёре. Мы ведь не только строим доки. Также начали возводить новый причал — для судов с глубокой осадкой. Закуплено большое количество корабельного леса. А его в этой стране в излишке нет — так что пришлось перекупать. Переплачивать…

Кардак пожал плечами.

— Вот и утекло золота. Продолжает утекать! Если темпы траты золота не снизятся — этих шести даней хватит на месяц. Если начнем экономить — на два-три. Как ты знаешь, притоков серебра для чеканки монет у нас нет. Я выяснил: серебро добывают в Англии, в Империи, даже в Кастилии. Но во Франции таких рудников практически не имеется. Драгоценные металл сюда исключительно ввозят.

Нда, идея создания собственных денег даёт сбой.

— Как я понимаю, это не всё?

— Совершенно верно, сиятельный. Это даже не самое главное. Просто я хочу, чтобы ты понимал, что надежной опоры в виде золота у нас практически нет.

Кардак зловеще перевернул страницу.

— Вот мой второй вопрос, сиятельный. Ты ведь знаешь, что во Франции приносит основной доход?

— Сельское хозяйство? — не очень уверенно ответил Наполеон, ибо в тоне казначея чувствовался какой-то подвох.

— Совершенно верно.

— Фуф! Так в чем тогда проблема? Мы контролируем Нормандию, король отдал нам Шампань. Это внушительные территории с богатыми землями…

— Всё верно, мой генерал. Мне тоже поначалу понравилась эта страна. Много очень хорошей земли, а главное — много воды. Ручьев и даже больших рек. Я смотрел, как работают местные крестьяне и был приятно удивлен. Они используют качественные орудия труда. Плуги, каких я даже на Цейлоне не видел. Они удобряют поля, причем, делят их на три части, дают отдых отдельным участкам… Это очень… прогрессивное земледелие.

— Ну, вот!

Кардак покачал головой. Наполеон насторожился: этот формозец сам вышел из крестьян и прекрасно разбирался в вопросах земледелия.

— Подожди, сиятельный. Ты не против, если я всё буду сравнивать с Сингапуром? Всё-таки там я практически создал земледелие и помню всё прекрасно…

«Смотри как глаза поволокло! — озлился генерал. — Опять сеанс ностальгии?».

— Здесь очень много земли. И я думал, что наш маленький остров в подметки не годится этой стране. Но! Когда началась уборочная страда, я объехал немало хозяйств и… Ты же знаешь, господин мой, что в этой стране рис не выращивают?

Наполеон нетерпеливо кивнул. Это он знал прекрасно.

— Так вот, вычисления мои пока примерные, но недалекие от истины. Урожайность ячменя здесь в полтора раза ниже, чем риса. Урожайность пшеницы — почти в два раза ниже; овса — в три раза, а проса — меньше, чем овса.

Кардак насладился эффектом. Но по лицу видно, что он только собирается ударить.

— Грустные цифры, но терпимые. При прочих равных. Раз земли у нас теперь гораздо больше, то как-нибудь наскребем на пропитание. Так думал я до недавнего времени.

— А что недавно случилось?

— Зима, — грустно улыбнулся казначей. — Да, я помню, ты нас предупреждал о холодных зимах. Но я… да нет, мы все не понимали, о чем ты говоришь. В моем понимании плохая зима — это период холодных дождей, — формозец взглянул в окно за спиной Наполеона. — У нас октябрь, а на полях уже лежит снег. Сиятельный, большую часть года эта земля ничего не родит! Я-то, дурак, смотрел, как местные крестьяне сеют озимые и думал, что это для второго урожая! А озимые просто всходят чуть раньше весной и дают чуть выше урожайность.

Он даже привстал, уперевшись руками в стол.

— Один урожай в год, мой генерал. А в Сингапуре на заливных полях было три урожая. К нашему отъезду я почти на всех суходольных участках тоже стал получать по три урожая. Пересчитай теперь урожайность риса и местных злаков: ячмень — в пять раз меньше, пшеница — в шесть, овес — в девять, просо — в десять.

— И это не всё?

— Не всё, сиятельный. Ты удивишься, но люди здесь заметно больше едят. Я это понял совсем недавно, когда осознал, какие во Франции зимы. Этим людям просто необходимо больше есть. Я не успел провести точные подсчеты, но женщины и дети тут едят примерно на четверть больше, а мужчины — чуть ли не вдвое. Более того, в Сингапуре любой человек мог пойти в лес и подкрепиться фруктами, орехами… а здесь на удивление бедные леса! Немного ягод и грибов… И то — лишь в короткий летний период! Больше полугода лес просто мертв.

— Конечно, — поспешно добавил Кардак. — Здесь намного активнее разводят животных. Козы, овцы, свиньи, коровы, лошади… много птицы домашней. В этом они опередили крестьян и Сингапура, и Цейлона. Но это не спасает ситуацию. Я прикинул наделы большинства крестьян и понял, что большую половину своих продуктов они проедают. А знаешь, куда уходит остальное?

Тут Наполеон отлично знал, куда клонит Кардак.

— Рыцари и прочие знатные сеньоры. Аббатства и монастыри. Остальное уходит им. И не только на проедание. Хозяевам земель нужно содержать замки. Рыцарям требуется их безумно дорогое вооружение и прожорливые кони, церквям — дорогое убранство. Крестьянские подати всё это с трудом покрывают. Из-за этого со всей Нормандии нормальный доход мы получили только с Первого Департамента. Но его не хватит даже на то, чтобы прокормить Армию зимой. Не говоря уже о прибылях.