Я называюсь Никто - Тимофей Владимирович Алёшкин

рассматривал союз с Метеллами только как трамплин для личного, в духе Суллы, рывка к власти с кидком покровителей (сам Сулла в принципе уже с Метеллами тоже что-то подобное исполнил в 82)).

Конечно, абстрактно говоря, время отчасти работало на Метеллов. Пока сулланцы завязли в Риме среди сотен тысяч репрессированных и недовольных, борясь с недовольством низов, с нехваткой денег и хлеба, Метеллы, не разделявшие с правительством в Риме ответственности и непопулярности, одерживали победы. И рано или поздно вернулись бы со славой и армиями (разве что с добычей в Испании было не очень) и смогли бы, как Сулла, диктовать условия сенату и требовать обратно власть, опираясь на десятки тысяч верных солдат-ветеранов. Но эта легкость плывущей как будто в руки власти, конечно, кажущаяся. Во-первых, главная война в Испании сама себя не кормила, и Метелл и Помпей сильно нуждались для ее ведения в деньгах, оружии и даже хлебе из Рима. Мы знаем из Плутарха и Саллюстия, как Помпей в 74 отправил в Рим грозно-отчаянное письмо, в котором рассказывал, что истратил на войну все личные средства и, если не получит срочно подкреплений и денег, просто вынужден будет так сказать всё бросить и вернуться в Италию. Судя по тому, что мы знаем, едва ли Помпей сильно преувеличивал – война двух почти 100-тысячных армий была, без сомнения, такой чудовищной воронкой, которая пожирала все местные ресурсы без остатка и постоянно требовала новых. То есть если бы в Риме перекрыли краник пополнений и денег (как сами Метеллы его перекрыли Лукуллу после 70 года в войне против Митридата и Тиграна, после чего его невероятные победы быстро сменились поражениями и мятежами в армии), Метелл Пий и Помпей, вероятно, через пару лет вернулись бы из Испании не гордыми победителями, а позорно битыми Серторием и его испанцами, с остатками ненавидящих их армий и без всяких политических перспектив.

Во-вторых, каким бы непопулярным не было правительство в Риме в 70-е, такого раскола, как в 80-е, обеспечившего переход на сторону Суллы половины элиты и Италии просто по факту возвращения и объявления войны марианцам, уже не было. Не было у Метеллов и сильной «пятой колонны» в сенате, в Риме и Италии – примерно до 75 они оставались очень амбициозной, небольшой и закрытой группой, не имевшей ни популярной программы, ни союзников, так что объяви они, как Сулла, войну правительству под каким-то предлогом, скорее всего дело бы кончилось объединением против них большинства в Риме, как в итоге против Лепида в 77.

В общем, потенциальное преимущество над сулланцами Метеллам в 70-х надо было (1) не растерять, (2) правильно реализовать.

В 75 году, наконец, в Риме появился человек, который этим и занялся – Публий Сервилий Ватия Исаврийский.

Ватия не обладал талантами публичного политика. О Сервилии, прожившем долгих 90 лет, бывшим консулом, цензором, активнейшим и очень влиятельным политиком 35 лет, с 79 по 44, почти ничего не известно именно как о республиканском, публичном политике, чтобы он произносил речи, выдвигал предложения, открыто агитировал на выборах, вообще стоял на Форуме за кого-то или против кого-то… нет, пару раз он, конечно, выступал с известными речами (одну Цицерон даже хвалит), в основном в сенате, но все-таки больше упоминаний, как он голосовал, а не что он при этом что-то говорил. При этом, повторюсь, Ватия все свои 45 лет в ранге консуляра не отбыл формально, как многие, а был деятелем первого ряда, всегда в сенате и Республике заметным и авторитетным.

Я так это понимаю, что Сервилий Ватия был мастером политики тайной, закулисной. Он вел переговоры, заключал союзы, управлял клиентелой – и разрабатывал и проводил грандиозные и сложнейшие политические интриги. Вершина его политической деятельности – по моей версии – сговор с Помпеем в 67, развал изнутри партии Метеллов и проведение Помпея в сверхимператоры Востока, грандиозное по последствиям событие, приведшее в конце концов к установлению фактического единовластия «принципата» Помпея в 50-е и падению Республики. Вот здесь[35] я об этом писал.

«Республиканец» — бюст неизвестного римского аристократа 1 века до н.э. из Венского музея. Вот именно так я себе представляю Исаврика, надеюсь, это он и есть.:)

Ну так вот, Ватия в Киликии с 79 по 75 год воевал с пиратами и горцами, одержал над ними несколько побед, был провозглашен императором и получил почетное прозвище Исаврийского (от побежденных горцев-исавров) и вернулся в Рим (с тремя легионами, в Киликии осталось два). В 75 он получил триумф (провел в нем вождей пиратов, как вспоминает в речи против Верреса Цицерон) – и у Метеллов в Риме, наконец, появился сильный лидер, а у сулланцев – проблемы.

Ватия прежде всего расширил группу, он привлек в нее именно тех, кого критически недоставало — несколько знатных и способных преториев, уже готовых к консульству. Счет тут, что называется, на табло: в 75 у Метеллов 0 консулов, в 74 с сулланцами у них по консулам 1:1, а в 73 и 72 уже оба консула – метелланцы.

Консулы 70-х по партийной принадлежности по версии ВПС. Синий – консерваторы, желтый – Метеллы, кирпичный – сулланцы.

28. Луций Лициний Лукулл. Переход к Метеллам

Вы скажете – Лукулл же сулланец?! Это ближайший личный друг Суллы, которому тот посвятил свои воспоминания, назначенный по его завещанию опекуном сына Суллы. И после этого Лукулл занял эдилитет в 79 и претуру в 78 явно при содействии сулланской группы, пользуясь льготами по закону Корнелия. Да, конечно, это так.

А в 75 Лукулл возвращается из Африки, где он был наместником, — и начинается самое интересное.

У Лукуллов с Сервилиями была старая родовая вражда. Плутарх:

Сам Лукулл в молодые годы, прежде чем вступить на поприще государственной деятельности, добиваясь какой-либо должности, начал с того, что привлек к суду обвинителя своего отца, авгура Сервилия, уличая его в должностном злоупотреблении. Римлянам такой поступок показался прекрасным, и суд этот был у всех на устах, в нем видели проявление высокой доблести. Выступить с обвинением даже без особого к тому предлога вообще считалось у римлян делом отнюдь не бесславным, напротив, им очень нравилось, когда молодые люди травили нарушителей закона, словно породистые щенки — диких зверей. Во время этого суда страсти так разгорелись, что не обошлось без раненых и даже убитых; все же Сервилий был оправдан.

И вот (1)