Я называюсь Никто - Тимофей Владимирович Алёшкин

не в первый и не в последний раз – во время событий его «второго заговора» в 63 он, по крайней мере по мнению современников, совершит ещё много, без иронии и преувеличения, инфернального, например, тайное человеческое жертвоприношение. При этом, в отличие от Красса, как политик Катилина в 73 величина ну совсем незначительная, скандально известный квесторий, для навета нет явных политических причин. То есть, учитывая события 82 года, я бы очень уверенно предположил, что, в отличие от случая Красса, какие-то реальные основания для обвинения Катилины, факты и свидетели, БЫЛИ.

Я предлагаю отбросить гипотезы: любовные, о развратной личности Л.С.К. и всё такое прочее, это литература. Давайте рассуждать системно, аналитически в известном нам историческом контексте – Катилина последовательно и систематически совершает РАЗНЫЕ святотатства.

Это означает, что он их как вид «работы» (в смысле Алистера Кроули работы) ПРАКТИКУЕТ, использует для своих целей.

Описание Саллюстием работы Катилины с его младшими учениками и участниками его заговора в 60-е, я его приводил и подробнее комментировал здесь[33]:

Юношей, которых Катилина к себе привлек, он многими способами обучал преступлениям. Из их числа он поставлял лжесвидетелей и подделывателей завещаний, учил их не ставить ни во что свое честное слово, благополучие, опасности; впоследствии, лишив их доброго имени и чувства чести, он требовал от них иных, более тяжких преступлений.

дает нам возможность понять, зачем были Катилине святотатства. Саллюстий описывает низшие ступени посвящения, через которые проходило больше учеников, и которые поэтому, очевидно, были раскрыты – на высших, тайных, до которых доходили единицы, были ещё более запретные и страшные, чем простая уголовщина, дела – как раз святотатства. Теперь, в 70-е, я так понимаю, уже Катилина сам проводил высшие посвящения новых молодых сулланцев (а может, раз на высшие ступени иерархии в тайной коллегии, — и не новых, и не молодых? Может и Красс тоже не такой уж невинный бухгалтер в очочках, как кажется?). Похоже, на таком посвящении с весталкой, на котором Катилина явно очень продвинутого своего «миста» поднимал на очень высокий уровень сулланской тайной гетерии, он и «засветился». (Если вам нужны современные аналогии этому явлению в целом, предлагаю в 21 веке адренохром, остров Эпштейна, захоронения детей в Канаде и всё такое, если нужны аналогии менее современные и именно со святотатствами как тайным цементом единства элиты – предлагаю всё то, что вышло наружу в процессе над тамплиерами, поцелуи Бафомета в зад, и прочее.)

Итак, у меня получается такое предположение: Луций Сергий Катилина, несмотря на молодость (в 73 ему было что-то около 35) и низкий формальный ранг как сенатора, имел достаточно высокое положение в сулланской группе – после смерти Суллы он стал руководить делами тайной оккультной гетерии внутри группы и проводить обучение и посвящения новых членов и возвышение старых. Как Красс был тайным держателем партийной кассы, так Катилина был хранителем оккультных тайн и ритуалов, магистром мистической коллегии, объединявшей внутренний круг сулланцев. И, соответственно, хранителем «досье» с компроматом на всех сулланцев, которые проходили под его руководством тайные посвящения, совершая преступления и святотатства – это был важный элемент обеспечения внутреннего единства сулланской группы.

26. Сулланцы. Мамерк Эмилий Лепид Ливиан

О Мамерке я уже много писал выше, здесь только суммирую. На 74 год консуляр Мамерк был сулланцем и входил в верхушку группы как консуляр. С позиции лидера его вытеснил Цетег. То, что он был легатом у Антония в 74-73, подтверждает, что он продолжал активно действовать в составе группы. Скорее всего именно он как старший «курировал» и вел переговоры с Серторием о его переходе в Италию, из Лигурии и Испании это ему было наиболее просто и безопасно. В 70 Мамерк станет принцепсом сената, высшая по неформальному рангу и почету должность в Республике, то есть авторитет и влияние у него оставались достаточно большими все 70-е. Мамерк – легат Лукулла в 73, я думаю, какое-то другое, более никак не известное лицо (имя, конечно, редкое, но не уникальное).

Гай Скрибоний Курион

Тоже видный сулланец, консул 76 года. В 76-73 консул и проконсул в Македонии, много и масштабно воевал на ее северных границах с балканскими племенами и первым из римских полководцев дошел с армией до Дуная. Для сулланской группы он, понятно, в это время контролировал богатую и важную провинцию с сильной армией в 5 легионов, добывал там на войне значительные трофеи для себя и для общей казны группы. В 73 вернулся в Италию и получил триумф. В Риме его пытался привлечь к суду, наверное, за злоупотребления в провинции, молодой Метелл Непот, в той обстановке жесточайшей политической борьбы сулланцев с Метеллами за каждый сантиметр «поляны» и обвинениями на ровном месте (как Красса, например) это довольно обычно, впрочем, едва ли Курион в Македонии не грабил. Курион предъявил Непоту какое-то встречное обвинение и избежал осуждения – ещё одно подтверждение (или даже два) того, что в судах в 70-х сулланцы, имевшие большинство на скамьях присяжных, были как правило сильнее Метеллов.

Курион – римский «Жириновский», в политике игравший роль практически сумасшедшего со справкой, он тщательно поддерживал такой имидж, из которого можно было открыто говорить такие вещи, о которых остальные стыдливо молчали. Даже сама манера речи у него была (подозреваю, не всегда, а когда надо) подчеркнуто дурацки-карикатурной.

Цицерон:

Из всех сколько-нибудь стоящих ораторов, которых я знал, ни один не был так несведущ и невежествен в любой из благородных наук. Он не знал ни одного поэта, не читал ни одного оратора, не помнил ничего из истории; он не был знаком ни с государственным, ни даже с частным и гражданским правом. В рассуждениях он был тугодумен, в построении он был беспорядочен, а что касается остальных двух частей, произнесения и запоминания, то ими он вызывал только громкий хохот насмешников. Его телодвижения навеки ославил своей шуткой Гай Юлий, который, глядя, как он говорит, раскачиваясь взад и вперед, спросил: «Что за гребец там разглагольствует?» Хорошо сострил и Гней Сициний, человек бесчестный, но отчаянный шутник — только это в нем и было от оратора. Когда Сициний, в то время народный трибун, представлял народу двух консулов — Куриона и Гнея Октавия, то Курион произнес очень длинную речь, а Октавий, больной подагрой, сидел тем временем возле него, весь в бинтах и припарках. «Помни, Октавий, — сказал ему тогда Сициний, — ты жизнью обязан своему коллеге: ведь если б он