Снегурочка для олигарха (СИ) - Бессмертная Майя

— Как можно быть такой бесчувственной? Вы ведь воспитывали его с малолетства!

Старуха замедляет ход, оборачивается, и подходит ко мне, почти вплотную.

— И это кто взывает к моей совести? Та, которая бросила своего сына в роддоме? Которая побоялась нести ответственность, села на шею бабушки и полностью переложила на неё свою вину?

Она трясёт указательным пальцем правой руки перед моим носом:

— Не тебе осуждать меня! Никакая ты не мать! Ты — кукушка!

Кукушка! Кукушка! Эхом звенит у меня в голове последняя фраза женщины. Моё дыхание усиливается, а сердцебиение учащается, и я просыпаюсь, дёрнувшись.

……………………………

Подо мной — смятая влажная простынь. Очевидно, во время кошмара я сильно ворочалась в постели. Господи, это был только сон…

Уже вечер? Сколько часов я проспала?

Охая, встаю с кровати и смотрю в окно. Там — кромешная тьма. И непонятно, то ли вечер, то ли ночь.

Голова гудит нестерпимо, а губу раздирает зуд болячки. На трясущихся ногах я подхожу к окну и выглядываю на улицу. Людей нет, как будто все вымерли. И не мудрено — за окном — бушует метель, сильный ветер гнёт деревья, кидая в моё окно ворох пушистых снежинок.

Вот это да! Предсказывать погоду у нас — как играть в русскую рулетку. Повезёт, или нет?

Отхожу от окна — по телу бегут мурашки, и я поёживаюсь от холода. Интересно, это погода за окном так на меня повлияла, или, у меня, всё же, температура?

Всё тело влажное от пота, а ночнушка прилипла к коже. Надо бы сходить в душ — хоть обмыться. Сглатываю слюну и морщусь — горло невыносимо болит.

Хочу ещё чаю. Горячего.

Странно, но голода я совсем не чувствую. Очевидно, болезнь заглушила желания моего желудка. Тем лучше. В холодильнике-то у меня мышь повесилась — живя одной много готовить не нужно. Так меня и дома всё время не бывает.

Чай — его готовить много ума не нужно. Главное — дойти до кухни.

На ватных ногах, собрав всю свою волю в кулак, я плетусь на кухню, по пути взглянув на часы, висящие на стене — семь вечера. Так, теперь, хотя бы, знаю сколько время.

Включаю чайник и плюхаюсь на стул. Вот-вот, надо только немного подождать. Сейчас заварю себе чаю, выпью и согреюсь — по телу бегают мурашки, а на голову, как будто надели тяжеленную кастрюлю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И как я умудрилась так сильно простудиться?

Чайник щёлкнул и отключился. Хорошо.

Встаю со стула, и тянусь за чашкой, стоящей в сушилке. Но, моя координация движений, отчего-то, нарушена — пальцы меня не слушаются. И чашка, выскользнув из рук, летит вниз. Взрыв. Осколки поднимаются вверх, веером рассыпавшись по кухне, оставляя на моих ногах многочисленные порезы.

— Чёрт!

Плюхаюсь обратно на стул. Ну, почему жизнь так несправедлива? Мало того, что я заболела, так ещё и осталась одна. Некому за мной поухаживать — Пашка убежал домой, спасать жену от пьянства, Аринка — в Париже, со своим папиком. Даже адвокат уехал к родственникам в Питер! Только я осталась тут одна, никому не нужная!

Из глаз брызнули слёзы бессилия.

От жалости к себе у меня защемило сердце, и нос, здорово опухший от болезни, опух ещё сильнее от накативших слёз.

— Соберись, тряпка!

Встала со стула и направилась в санузел — за совком и веником. Надо собраться и хотя бы прибраться на кухне. Будем считать, что битая чашка — к счастью.

Кое-как собрав осколки с линолеума, я вытряхиваю их в мусорное ведро, и без сил плюхаюсь на стул. Кажется, потрудилась совсем чуть-чуть, а чувствую себя так, как будто разгрузила целый вагон с углём.

Второй чашке повезло больше — её я цепко ухватила своими длинными пальчиками, и стащила вниз, на столешницу. Меня всю трясёт от озноба и накатившей волны жара. Нет, всё-таки, температура.

Уже сидя на стуле, и держа в руках чашку с обжигающим чаем, я постепенно прихожу в себя.

Так-так, всё не так уж страшно. Сейчас измерю температуру, выпью какое-нибудь жаропонижающее и приду в себя. А потом закажу на дом роллы, или пиццу — полакомлюсь. Есть-то всё равно что-то надо. А готовить — у меня просто нет сил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

38,5.

Ну что ж, не страшно. Умереть от такой температуры я не должна, надо принимать экстренные меры — надо уже принять, что никто обо мне не позаботится, кроме меня самой.

Но, сначала, хоть оботру тело влажным полотенцем. Душ я не рискнула принимать. Во-первых, температура довольно неприятная, во-вторых, не хочу потом ходить с мокрыми волосами.

Быстро смочив полотенце горячей водой, я совершила нехитрое обтирание, и почувствовала себя полегче.

Заказав по телефону пиццу, я завариваю себе пакетик с жаропонижающим, которое обещало поставить меня на ноги с первого же глотка, и плюхаюсь на диван, укрывшись мягким клетчатым пледом.

Очевидно, лекарство начало действовать, и я снова задремала, под мелькание телевизора.

………………………..

Звонок в дверь.

Отрываю голову от подушки, лежащей на диване, и судорожно хватаю ртом воздух. Задремала, всё-таки? Во сне нос снова заложила, и я, похоже, дышала ртом — внутри всё пересохло, как в пустыне. Но, голова уже не столь тяжёлая. Значит, пакетик таинственного лекарства всё-таки, подействовал.

Наверное, это пицца. Чудесно.

Подхожу к двери, и, не смотря в глазок, распахиваю её. Хотя, моя бабушка, большая любительница криминальной хроники, всегда ругала меня за то, что я бездумно распахиваю дверь кому угодно. Эх, видимо, бабушкина наука прошла мимо меня.

На пороге стоит не курьер с коробкой пиццы, а Марат.

Моё сердце отчаянно забилось, а по телу вмиг побежали мурашки. Что это — у меня от болезни начались глюки?

Трогаю себе лоб — вроде бы не горячий, и украдкой щипаю себя за запястье. Острая боль тотчас проносится по телу, а на месте щипка остаётся след — красное пятно. Нет, это не сон — передо мной действительно мой ребёнок!

Мальчик стоит напротив меня, и недоверчиво сверлит меня своими серыми глазами, поджав губы. Точь-в-точь его отец!

— Марат?

Я хватаюсь за дверь, чтобы не упасть от неожиданности. Мальчик сухо кивает, и прячет руки в карманы своего синего пуховика.

— Но… Как ты нашёл меня?

Понимаю, что мой сын в плане поисков даст мне сто очков вперёд — как он умудрился найти меня, не зная ни фамилии, ни даты рождения? Мой больной мозг лихорадочно соображает, как это всё произошло, а мальчик уже отвечает, пожав плечами:

— Паспорт ваш видел, адрес запомнил. Вы же сами мне дали посмотреть.

Я понимаю, что мой сын превзошёл меня по смекалке, и улыбаюсь. Я даже не придала значения тому, как долго Марат листал мой документ в кафе быстрого питания. А он, оказывается, успел запомнить адрес.

Вот он, совсем рядом. Подумал над всем, что я ему сказала, и всё-таки приехал. Значит, что-то всё же я смогла затронуть в его душе.

Конечно, сейчас он похож на маленького волчонка — нелюдимого и обиженного на весь белый свет, но, это поправимо. Любовь и ласка сделают со временем своё дело.

— Проходи, пожалуйста.

Я шмыгаю носом, и отхожу в сторону, пропуская мальчика в прихожую. Моё самочувствие мгновенно улучшилось — даже горло перестало болеть. Марат кивает и протискивается бочком мимо меня, недоверчиво оглядываясь по сторонам.

Мне становится неловко перед сыном — я не самая хорошая хозяйка, и в моей маленькой квартире давно не было ремонта. Наверное, я никогда не придавала этому значения, поставив себе только одну цель — найти мальчика как можно скорее. И сейчас я испытываю чувство стыда за потрёпанные старые обои, древнюю мебель, отсутствие игрушек.

Он молчит, аккуратно снимая обувь, и поставив её под банкетку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Аккуратный.

Затем снимает куртку, повесив её на крючок, и выжидательно смотрит на меня — настороженно. Я осматриваю одежду мальчика — недорогая и довольно потёртая куртка, старые джинсы (а ведь на улице зима), свитер из синтетики, купленный, очевидно, на дешёвом вещевом рынке, и стоптанные ботинки.