Обречен тобой (СИ) - Резник Юлия

Вскидываю ресницы и сходу натыкаюсь на его изучающий взгляд.

– Конечно, – сглатываю.

– А я уже, признаться, начал в том сомневаться. Создается ощущение, что ты делаешь все, чтобы от тебя и следа не осталось. Даже в ванной…

– Что не так?

– Твои баночки, – Мир задумчиво чешет щеку. – Они так и стоят неразобранные в косметичке.

Он про мои кремы? Стоп. А что вообще Мир делал в моей ванной?

– Да и вещи…

– Вещи я разобрала!

– Один чемодан?

– Я не Лена, Мир. У меня нет такого богатого гардероба, как у нее.

– При чем здесь она? – морщится Тарута. – Я открыл на твое имя счет. Купи все, что нужно. Себе и мелкой.

– Мне не нужны твои деньги! Я…

– Все сама. Ага. Заканчивай с этой херней. Я не против, чтобы ты реализовывалась в любимом деле, но совершенно точно тебе не нужно гнуть спину, дабы обеспечить себе и ребенку достойную жизнь.

Мир психует. Выливает остатки чая туда, где совсем скоро взойдет газон, и встает. Это все? Мы поговорили?

– Мне не нужны твои деньги, – повторяю упрямо.

– Я знаю!

– Мне вообще ничего не нужно! – рявкаю, но голос дрожит и сводит на нет все усилия выглядеть грозно.

– Кроме меня самого.

Что сказать? «Ты меня раскусил»? А как потом быть? Жизнь положить на то, чтобы заслужить его благосклонность? Утопия.

Разворачиваюсь на пятках. Поднимаюсь на ступеньку.

– Устала я что-то. Пойду отдохну.

Переставляю ногу и взлетаю куда-то вверх. Визжу!

– Что ты делаешь?

– То, что давно надо было.

Прочь летит древняя рабочая куртка. По-настоящему рабочая, а не модное недоразумение, представленное в этом году буквально в каждой дизайнерской коллекции.

– Я грязная! Я потная… Мир! Ай…

Это смешно – то, насколько расходятся мои слова с действием. Я же отнекиваюсь, а сама, повиснув на нем макакой, все сильнее сжимаю руки. Стоять не могу. Колени подгибаются, мысли, путаясь, кружат голову. Потянув за волосы, Мир заставляет на себя посмотреть. И я смотрю. Но сколько ни всматриваюсь в его глаза, не могу разглядеть ничего кроме неподдельного искреннего желания. Того желания, что имеет мало общего с сексом, потому что оно скорее про душевное, чем телесное. Оно о той самой пресловутой потребности друг в друге, граничащей с полным безумием.

А еще легкой насмешки, да…

Что вызвало в нем это чувство?

Непонимание сводит с ума. А легкие прикосновения пальцев доводят до истерики кожные рецепторы.

– Ты все усложняешь, – замечаю я дрожащим голосом.

– Куда уж сложнее?

– Мне не нужны твои подачки, Мир. Я вообще думаю, что нам лучше разъехаться.

Он почему-то кивает, продолжая требовательно поглаживать мои потемневшие соски. То есть он со мной согласен?! Тогда зачем продолжает?

– М-м-м… Что еще ты думаешь?

– Это все! – чуть не плачу. – А ты?!

– Думаю, что если заберусь на тебя, то неделю не слезу. Это не навредит ребенку?

– Я не про секс!

– А я про него. Я не траханый почти три месяца.

– Что так? Не выпросил у Леночки? – язвлю, не в силах сдержать обиды.

– Вика!

– Что? Я не дура, Мир. У меня есть глаза и уши. Я… знаю, сколько раз ты ей звонил.

– Точно не она мне?

Сердце подпрыгивает. Во рту моментально пересыхает.

– А какая разница?

– Большая! Я в ответе за нее, понимаешь? Ну не могу я остаться в стороне, когда ей плохо. Ленке двадцать шесть всего. У нас все серьезно было. Она ждала, что я ей предложение сделаю, а тут такое. Нелегко ей, Вик. То напьется, дурочка, то еще что-то…

– Подожди. То есть… Ты даже не пытался ее вернуть?

– Вик, ты спятила? На хрена бы я тогда тебя к себе перевозил?

– Ну как же? Чтоб не волноваться. Ты сказал…

– Да мало ли что я сказал! Какой у меня в тот момент был выбор? Ну, ляпнул бы я, что люблю тебя, не могу, ты бы мне поверила? Какой нормальный мужик будет вот так скакать с одной бабы на другую? В конце концов, мне самому нужно было убедиться, что все реально…

– Реально?! – лепечу, ничего не понимая. – Что?

– Чувства! Это же… ненормально.

– Да что ненормального-то?!

– Что меня, блядь, так до сих пор от тебя кроет! Раз увидел, и вся прошлая, хорошо продуманная, спланированная жизнь пошла по пизде! Так не бывает. Не должно быть! Мне, блин, сорок, Вика!

– Не бывает с кем?

Я уже почти реву. Реву от того, что его нескладные слова звучат для меня лучше самых витиеватых и пафосных признаний. От того, что я уже и не надеялась их услышать. И вообще…

– С нормальными людьми.

– Значит, мы ненормальные. Потому что я тоже до сих пор тебя очень люблю. – Я все-таки плачу. – И мне очень жаль, что я привнесла в твою жизнь хаос…

– Угу, поэтому ты решила привнести хаос еще и в мой сад, – мягко подначивает Мир, обводя меня ласковым, но в то же время и жадным взглядом.

– Наш сад, на минуточку, – занудствую я, обливаясь слезами.

– Наш сад, – криво улыбаясь, подтверждает Тарута.

– И что, тебя правда к ней не тянет?

– Вика! То, что было – это только наше с Леной. Прости. Хотя бы это я ей должен. В остальном же… Нет. Я ни о чем не жалею.

– Я бы не хотела получить лет через десять претензию…

– Не будет никаких претензий.

– А что будет?

– Будет жизнь. Я говорил, что ты поправилась?

– Серьезно? – переключаю внимание на живот. Не знаю, избавлюсь ли я когда-нибудь от ощущения, что взяла Мира измором, но пока оно во мне процветает, и никакие его слова не в силах развеять этого досадного чувства. Все же женщине хочется, чтобы завоевывали ее, а не наоборот. Это ничего не исправит. К черту эмансипацию. – Кстати! Она начала шевелиться.

– Да?

– Угу. Ты, наверное, пока не почувствуешь, а изнутри – очень даже ощутимо.

– Ну-ка, ложись.

С удивлением понимаю, что за время нашего диалога мы с Миром успели перебраться в его спальню. Чувствую, как внутри будто натягиваются тонкие струны…

– Здесь все переделали. Кровать заменили, стены перекрасили, купили новую мебель…

– Ладно, – осторожно сажусь на край. Опираясь на локти, откидываюсь на матрас.

– Раньше ты не была такой ревнивой.

– Мы уже не раз говорили о том, что изменились. Оба.

– Мне нравится.

– То, что я ревнива?

– Женщина, в которую ты превратилась.

– Откуда тебе знать, какая я?

– Я почти три месяца за тобой наблюдал. – Мир опускает вниз мои штаны. Трется носом о живот, впервые за все это время проявляя свой интерес к ребенку таким странным образом.

– И что?

– И все сильнее убеждался, что не ошибся.

– Раньше ты не был таким тугодумом, – бурчу я, на что Тарута отвечает раскатистым хохотом.

– Мы не можем позволить себе облажаться, Вик. Только не когда в этом замешаны дети. Поэтому да. Мне потребовалось чуть больше времени на принятие окончательного решения.

– И что ты решил?

– Что нам на судьбе написано быть вместе.

– Звучит несколько обреченно.

– Вик!

– М-м-м?

– Скажи, я похож на мужчину, который стал бы делать то, что ему не хочется?

– Нет. Совершенно.

– Вот ты и ответила на свой вопрос. – Мир кладет голову мне на живот, прижимаясь колючей щекой к нежной коже: – Эй, принцесска, как ты поживала? Мама говорит, ты ее колотишь. А мне дашь пять?

– Рано еще, – шепчу, зарываясь пальцами в его густые волосы. – Оно еле ощутимо, честно.

– М-м-м, – мычит Мир, накрывая меня своим телом. – Ну, тогда хоть ты мне дай.

– Пять? – подначиваю.

– Раз? – подхватывает Мир. – Ну не знаю… Думаешь, я смогу?

Эпилог

Пять лет спустя

Придирчиво изучаю собственную физиономию в зеркале. Ну… Ничего так. Даже более чем. Все же у обладательниц белой, абсолютно не склонной к загару кожи есть существенные преимущества – из-за того, что всю осознанную жизнь им приходится прятаться от солнца, она долго остается гладкой, ровной и шелковистой. Не то что у моих ровесниц, которые в свое время любили щегольнуть красивым загаром.