Обречен тобой (СИ) - Резник Юлия

Отвечаю всем стандартной отпиской.

Чтобы отвлечься, забираюсь в приложение маркетплейса и бездумно скролю ленту. Нейросеть отлично понимает, какие товары мне предлагать. Среди всевозможной новогодней атрибутики, заполонившей прилавки к праздникам, а теперь продающейся с огромными скидками, проскальзывают игрушки для самых маленьких, одежда для грудничков и всякая нужная мелочь.

Разглядывая очередной комбинезончик с оленьими рожками, с улыбкой тянусь, чтобы тот отложить. В моей корзине сто семьдесят восемь позиций. Машинально листаю вниз, чтобы обновить в памяти планируемые покупки, и замираю, будто от удара под дых. Потому что в ней половина вещей отложена для моего мальчика.

Глубже дышу, надеясь справиться с болью. Вот только дыхательная гимнастика ни черта не помогает. Эмоции подкатывают к горлу криком, но я выпускаю их по-другому – швырнув телефон в стену. Чего только не переживал мой айфон, но такого удара даже он вынести не в силах. С болезненным удовольствием смотрю на то, что от него осталось. Вот и хорошо. Давно надо было. И никаких тебе поздравлений. Дурацких открыток и прочего дерьма. Поскуливая, забираюсь в кровать. Накрываюсь с головой одеялом и даю себе команду уснуть, когда мой покой нарушают.

– Праздничный ужин!

– Спасибо.

Я наблюдаюсь в частной клинике, поэтому ужин, и правда, ничего. Утка по-пекински с овощами, оливье и мандаринка. К удивлению, я голодна так, что хоть проси добавки. А ведь обычно на нервах кусок не лезет в горло. Одной рукой наворачиваю салат, другой с нежностью поглаживаю живот.

– Это ты у меня такая проглотка, да? А я-то думала, что твой братик.

Слезы подкатывают к глазам. Даю им пролиться. Это лучше, чем держать в себе боль. Так легче.

Время неизбежно бежит вперед. Новый год приближается. Я никогда еще не встречала его в одиночестве. В детстве мы праздновали с родителями, потом с отцом и его друзьями, потом в общаге, с Миром, а когда мы расстались, я старалась все спланировать так, чтобы не быть одной. Ведь казалось, сложно придумать что-то печальнее. Теперь я понимаю, что ничего страшного в одиночестве как таковом нет. По-настоящему тяжело, когда празднику предшествует потеря. Которая в моем случае оказалась двойной.

Нет, я смирюсь. Я ведь была готова к тому, что вообще ничего не получится. Или получится, но с меньшим результатом. Что приживется хорошо если один плод. Проблема в том – все это было до того, как я поверила, что мое счастье будет полным. И до того, как впустив в себя эту мысль, я позволила себе мечтать.

Нужно просто смириться, да. Я смогу. Чтобы выносить дочь и не превратить ее еще в утробе в неврастеничку. В конце концов, многие, даже самые авторитетные источники, заявляют о том, что то, как протекает беременность, очень сильно влияет на формирование личности малыша. На этом и нужно сосредоточиться, а боль от потери хоть и останется со мной навсегда, со временем обязательно притупится.

Усталость берет свое. До боя курантов я не досиживаю всего чуть-чуть, задремав. И тут дверь в палату с грохотом открывается. Осоловело моргая, сажусь на постели. Отвыкшие от света глаза слепит.

– Что, блядь, с твоим телефоном?! – рявкает Мир.

– С телефоном? – Я и правда не могу вспомнить. Поначалу. – Он разбился. А ты почему здесь? Новый год ведь.

– Разбился?!

Не понимая, какого черта он так взбеленился, киваю на валяющуюся на полу покореженную груду металла.

– Именно.

– Ты издеваешься надо мной? Я ей звоню… Она не берет трубку! Еду через весь город, бросив свою женщину и полный дом гостей, думая, что ты уже, к херам, выпилилась, а он просто, на хуй, разбился?!

– Прости. Не думала, что ты будешь звонить. Не то бы заказала новый аппарат. Правда, не знаю, кто бы мне его привез в новогоднюю ночь, – не могу удержаться от легкого сарказма. А сама… сама, да, все еще не верю, что Мир примчался. Как он там сказал? Бросив свою женщину и полный дом гостей?

– Ты меня с ума сводишь. Просто сводишь с ума, – как-то даже недоверчиво протягивает Тарута, отходя к окну и поворачиваясь ко мне спиной. В этот момент небо со всех сторон расцветает всполохами салютов. Один залп следует за другим, сливаясь в бесконечную какофонию звуков и озаряя высокую фигуру Мира разноцветными бликами.

Закусываю губу. Наверное, он уже проклял тот день, когда со мной связался. Мне безумно жаль, что все у нас не по-людски. И пусть я ничего такого не планировала, даже мысли не допускала, что он вот так сорвется, мне, один черт, сложно отделаться от чувства вины.

– Мир, езжай. Праздник только начался.

– Правда думаешь, что меня еще кто-то ждет?

Пульс частит от того, как звучит его голос.

– Прости меня, – теряюсь. – Я же не специально… Я… Все наладится, Мир. Вот увидишь. Твоя Лена перебесится, и вы непременно помиритесь.

Господи, он ее правда любит так же сильно, как когда-то меня?

– Прямо сейчас Лена собирает вещи. – Мир устало проводит пятерней ото лба к затылку и, резко обернувшись, интересуется: – Выпить у тебя нечего?

– Здесь не наливают, – теряюсь от такой смены темы.

– Это можно доесть? Я не жрал весь день.

– Да. Только я бы на твоем месте лучше поспешила…

– Некуда мне спешить. Я сейчас.

Сунув в рот ложку салата, Мир выходит за дверь. Оглушенная нашей встречей, всем услышанным и сказанным, тупо гляжу ему вслед. В голове сумбур. В чувствах каша. Мне и стыдно, и неловко, но в то же время я не знаю, что сказать и как вернуть покой в жизнь Мира, в момент, когда мне самой так нужна поддержка.

Тарута возвращается с бутылкой коньяка и тарелкой с какой-то снедью. Наливает половину стакана и выпивает залпом, закусывая лимоном.

– Ты где это взял? - изумляюсь я.

– Брось, Вик, мы в больнице. У них здесь этого добра – выше крыши. Каждый счастливый отец прихватывает на выписку бутылку.

– Тебе-то откуда знать? – бормочу.

– Да так, по опыту друзей. Ну, с Новым годом, что ли? – добавляет, протягивая мне стакан сока.

– С новым счастьем.

Ничего умнее, конечно, я брякнуть не могла! Аж самой неловко. Тарута же и вовсе меняется в лице.

– Точно. Врач сказал, что тебя продержат здесь еще пару дней. И если все будет нормально – выпишут. Оставь ключи. Я соберу твои вещи. Поживешь у меня до родов.

– Брось. Это лишнее.

– Это, – Мир выделяет голосом сказанное, – не обсуждается. У меня серьезный бизнес, такие заказчики, что… – машет рукой, – я просто не могу себе позволить напортачить. А это неизбежно случится, если я не буду уверен, что с тобой все нормально.

– Мне будет сложно жить в доме, который ты строил для другой.

Тарута ловит мой взгляд. Приковывает к себе…

– Я строил этот дом для своей семьи. Проект утверждался еще тогда, когда у Лены не было права голоса. И с тех пор не менялся.

Мне хочется возразить. И в то же время есть стойкое ощущение, что сейчас лучше уступить. Ему просто не до моих истерик. Да и мне, если честно, тоже. Господи, я потеряла отца и сына. На этом фоне все другое – такая ерунда! Даже то, что я опять вроде как выкрутила Миру руки. Наверное, мне будет сложно жить, зная, как я добилась своего. Сложно смотреть в глаза соседям и близким… Да и вообще не факт, что у нас хоть что-то получится при таких дерьмовых вводных. Но я подумаю об этом потом. Когда отойду от потерь, а жизнь более-менее войдет в норму.

– Если для тебя так будет лучше.

Мир несколько резковато кивает. Проверяет телефон. И снова наливает себе выпить.

– Как ты? Как малая?

– Вроде бы ничего. Постоянно к себе прислушиваюсь, но от этого, кажется, только сильнее нервничаю. Может, поговорим о чем-то отвлеченном? Если ты не спешишь.

– О чем, например?

– О тебе. Расскажи, как ты жил все это время? Чем дышал, к чему стремился? Как так высоко взлетел?

– Я только прилягу, ладно? Не надо было бухать. Ноги совсем не держат.

– Конечно, ложись. Представим, что постельный режим прописали нам обоим.