Любовь во времена серийных убийц - Алисия Томпсон

Он негромко рассмеялся.

– Так говорит мой папа. Если спросить его, готов ли он, неважно, о чем идет речь, он всегда отвечает: «Насколько это возможно». Это вырвалось у меня автоматически.

– О-о-о…

Это натолкнуло меня на мысли о моем собственном отце. Он часто в определенных ситуациях использовал определенные фразочки или остроты – я догадывалась, что есть причина, почему папины шутки так популярны. Например, если ты говорил, что голоден, он отвечал: «Привет, Голоден, я Джон», а если сказать ему, что собираешься прыгнуть за компьютер, он отвечал: «Только, пожалуйста, не высоко». Думая о своем отце, я представляла молчаливого, серьезного человека, склонного к приступам ярости, но на самом деле у него было довольно острое чувство юмора. А еще он иногда дурачился. Если он находил в доме лягушку (а это Флорида, где лягушки всегда каким-то образом проникают в дом), он ловил ее стаканом и выпускал на улицу. «Если ты кого-то любишь, отпусти, – говорил он с преувеличенной мрачностью. – Только, надеюсь, ты не вернешься к нам, мой лягушачий друг, потому что единственная вода, которая у нас есть, – туалетная».

– Я рад, что ты предложила поехать с тобой в библиотеку, – признался Сэм. – На этот раз я верну книги пораньше.

– Да, а мне нужно продлить свои. – Я могла бы легко сделать это онлайн, но надеялась, что он не обратит на это внимания.

– Ты не возражаешь? – спросил Сэм, его рука зависла над моей сумкой, и я покачала головой. Он вытащил книгу дочери Утреннего Убийцы и перевернул ее, чтобы прочитать аннотацию.

Я приготовилась к неизбежному комментарию о том, насколько это мрачная тема, как ужасно узнать, что твой отец серийный убийца. Но Сэм только издал какой-то неопределенный звук и, держа книгу на коленях, уставился в окно.

– Твоя диссертация посвящена взаимоотношениям между автором и объектом в тру-крайме, – наконец заговорил. – Это так?

– В двух словах.

– Почему такая тема? Как ты сама к ней относишься? – В его голосе звучало любопытство, а не обвинение, но я все равно почувствовала немедленное сопротивление его вопросам. Это была непроизвольная реакция, поскольку я всю жизнь была невероятно замкнутым человеком. Сэм, должно быть, заметил отразившиеся на моем лице чувства и поспешил добавить: – Извини. Если ты не хочешь, можем не говорить об этом.

– Нет. – Я медленно произнесла это слово, будто все еще обдумывала ответ. – Все в порядке. Это справедливый вопрос. Вероятно, мне зададут его на защите.

– Ты будешь представлять свою работу профессорам?

– Да, комиссии, – ответила я. В этом так долго заключался весь мой мир, что порой было трудно вспомнить, какие его аспекты известны даже людям, не имеющим отношения к академическим кругам, а какие детали утеряны без объяснения причин. – Прежде всего своему научному руководителю и еще троим профессорам. Я представлю свои исследования, и любой желающий в аудитории сможет задать мне вопросы. Затем слушатели уходят, и остаемся только я и комиссия, и они могут спрашивать меня о чем угодно – не только о моей диссертации, но и обо всем, что я изучала за последние пять с половиной лет.

– Вау. Звучит впечатляюще.

– Пару лет назад один парень даже расплакался, когда его стали расспрашивать о Французской революции, потому что на втором курсе он посещал занятия по французской литературе. По-моему, профессор вел себя как придурок, хотя обычно они не пытаются тебя засыпать. По крайней мере, я надеюсь, что нет.

Сэм перелистывал страницы, и мягкий шелест, как ни странно, успокаивал.

– И после этого ты станешь доктором наук?

– Технически, только после окончания учебы, – ответила я. – Но защита – это, безусловно, важная веха. Как только ты ее проходишь, остается только забота о материально-технических вопросах вроде окончательного оформления и оплаты штрафов за парковку.

В прошлом году я посетила столько защит, сколько смогла, пытаясь представить, какой будет моя. Меня пугали комплексные экзамены, которые мне пришлось сдавать пару лет назад, но свою защиту я ждала с нетерпением. Мысль о том, что все потраченное время, усилия и работа заканчиваются двумя часами «плыви или тони», немного нервировала, но мне нравилось говорить о тру-крайме и о том, как изменились жанровые условности за последнее столетие. Я чувствовала, что готова.

На самом деле, если бы я могла перейти к этой части, не доводя до конца саму диссертацию…

Я поняла, что так и не ответила на вопрос Сэма о том, почему меня привлекла эта тема, но у меня все еще не было убедительного ответа. Я включила радио, поймав местную альтернативную станцию, и сразу убавила громкость, чтобы мы могли спокойно общаться.

– Почему ты стал учителем музыки?

– Моя бабушка преподавала игру на фортепиано, – проговорил Сэм. – Она пыталась научить всех своих внуков, но я был единственным, кто не сдавался. В сред-ней школе я играл на скрипке в оркестре, а в старших классах перешел в музыкальную группу в качестве барабанщика. Музыка была самой постоянной вещью в моей жизни, понимаешь? Оценки могли быть хорошими или плохими; были у меня друзья или нет, все это не имело значения. У меня всегда была музыка.

Я украдкой взглянула на него. Он перестал теребить страницы книги, но сжимал ее так крепко, что побелели костяшки пальцев. Мне понравилось, что он настолько эмоционально говорит о музыке.

– Трудно поверить, что у тебя когда-то не было друзей, – заметила я. Если Сэм-малыш был хоть немного похож на Сэма-взрослого, невозможно было представить, чтобы кто-то с ним не ладил.

– В шестом классе я все еще носил очень короткие шорты, – признался он. – Мама каждое утро раскладывала на кровати мою одежду. Я не обращал на это внимания. Моя любимая футболка была из музея Титаника.

Я сдержала улыбку.

– В третьем классе я объявила всем, что умерла.

– Так ты изображала призрака? Или это было как в «Уик-энде у Берни?»

– Я даже не помню. Просто хотела, чтобы дети оставили меня в покое.

Место, на котором я припарковался в прошлый приезд в библиотеку, было свободно, но я встала чуть дальше, потому что у меня случались приступы суеверия, заставляющие меня верить в невезение. Однажды, в день, когда я надела новую юбку, я попала в небольшую передрягу, и больше я ее никогда не надевала.

– Ты выключила фары? – уточнил Сэм, очевидно, вспомнив о моем прошлом приключении.

– Ха-ха, – скривилась я, но проверила. Просто чтобы убедиться.

На этот раз, войдя и увидев Элисон, раскладывающую DVD-диски в отделе мультимедиа, я сразу же подошла поздороваться.

– Я так и знала, – проговорила она, как только увидела меня. – Секция шестьсот тридцать шестая наверху, уход за животными. Там