Открытие Сибири - Алексей Окладников

Картина последовательной смены исторических событий раскрывается лишь для одного из северных племен — якутов благодаря двум особым обстоятельствам, которые, несмотря на отсутствие письменных источников, позволяют с неожиданной полнотой и отчетливостью проследить историю этой народности в течение двух или даже трех веков до прихода русских на Лену. Такая сохранность фольклорных текстов — случай редчайший и удивительный.

Первое из этих обстоятельств — существование у якутов вплоть до настоящего времени удивительно богатой и стойкой устной традиции. Второе обстоятельство — замечательные записи якутских исторических преданий, сделанные еще в XVII–XVIII веках, в особенности записи участника Великой Северной (Камчатской) экспедиции, спутника академиков Миллера и Гмелина, Я. Линденау.

Записям его буквально нет цены, потому что они фиксировали живую устную традицию якутов, которая относилась всего лишь к ближайшим полутора-двум векам до этого.

Первым вождем якутов на Средней Лене согласк: записям Линденау был Баджей — дед Тыгына. В якутских легендах XIX–XX веков он носит наименование Дойдууса-дархан, что, собственно, является не личным именем, а титулом. По данным С. Боло, этот Дойдууса-дархан иначе именуется Тюсюлгэ-дархан, то есть дархан с тюсюлгэ — праздничным священным алтарем, седалищем богов, устраиваемым из березок во время весеннего праздника плодородия — ысыаха. И это последнее наименование тоже, очевидно, является почетным про звищсм.

О Тюсюлгэ, или Дойдууса-дархане, Баджее в народ ной памяти сохранилось воспоминание как об исключительно богатом и могущественном властелине. Он имел много воинов, хамначитов (слуг) и рабов. Жил на коренных кангаласских землях, по одним данным, в современном Немюгинском наслеге бывшего Западно-Кангаласского улуса, по другим — на холме у озера Сахсары. Владения его распространялись по левому берегу Лень; от нынешнего Якутска до Покровска.

Сыну Баджея Мунджану (или Муньану) наследовал Тыгын (или Дыгын). В наиболее распространенных вариантах легенд он изображался в виде богатыря-гиганта. Рост его был таков, что тень дерева в лунную ночь достигала лишь темной каймы грудных сосков, одно глазное яблоко весило тридцать фунтов, а расстояние между глазами равнялось двум четвертям аршина.

Такими же богатырями-гигантами были и сыновья Тыгына. Даже меньшие из них согласно преданиям обладали такой силой и размерами, что во время стычек с казаками отмахивались от пуль, как от назойливых насекомых.

Согласно преданиям легендарный Тыгын неустанно преследует другие роды и племена, убивает их воинов-богатырей, а то и безжалостно истребляет их жен и детей, захватывает имущество побежденных и предает огню жилища.

«Если где-нибудь, хотя бы в отдаленных улусах, появился сильный богатырь, Дыгын стремился сжить его с бела света. Для этого он посылал сильных ратных людей с приказом доставить богатыря живого или мертвого. Если посланные не имели успеха, то Дыгын отправлялся сам с войском. Таким образом, он убил многих славных богатырей». Жертвой кровожадного Тыгына стали даже самые могучие из его собственных сыновей, Тас-уллунгах и Муос-уол, предательски убитые во время сна.

А когда Тыгын встречает более сильного противница — храброго тунгусского витязя, простодушного рыбака Бэрт-хара или другого лесного богатыря, он попросту спасается от них бегством, вырезав заднюю сторону своего берестяного шатра-урасы.

Но зато впоследствии, когда Тыгын достиг глубокой старости, наступило возмездие. Когда с юга появились грозные пришельцы, слуги могущественного далекого царя, вокруг Тыгына уже не осталось прежних якутских богатырей. Одни из них погублены Тыгыном, другие сами покинули кровавого деспота-сыноубийцу, опасаясь его коварства и ярости.

Такова основная канва легендарной истории якутов, согласно записанным в XIX–XX веках преданиям. Такими предстают в них личность и судьба Тыгына.

При всех его отрицательных качествах, о которых согласно говорят легенды, реальная действительность, отраженная в легендарном образе Тыгына-насильника и злодея, много сложнее. Попробуем в ней разобраться детальнее.

Легенды свидетельствуют о действительной трагедии Тыгына и его народа перед приходом русских, о времени кровопролитных битв и междоусобий, которое вошло в фольклор как целый век «кыргыс-уйэтэ», окутанный маревом пожаров и дымящейся человеческой крови. Путеводной нитью в запутанном лабиринте легендарных сюжетов служит самый ранний по времени записи источник — рассказ Я. Линденау о событиях, происходивших в Якутии конца XVI — начала XVII века. Как пишет Линденау, наследником титула и положения тойон-уса — главы якутов — после Муньана по собственной воле последнего остался его младший сын Тыгын. Старшие братья были крайне раздосадованы тем, что отец отнял у них преимущество в наследовании его прав, и поссорились с Тыгыном. Эта ссора вызвала волнение в народе: почти все якутские роды, говорит Линденау, пришли в возмущение.

Междоусобная война между наследниками Муньана так глубоко всколыхнула якутский народ во второй половине XVI века, что отразилась даже в позднейшем фольклоре, правда, уже зашифрованная условной формой эпического трафарета.

По словам таттинского сказителя Е. Егорова, молодой богатырь Тыгын встретил в северной тайге женщину-красавицу по имени Ныырбакаан, имевшую трех сыновей. Узнав о ней, отец Тыгына просил сына привести к нему Ныырбакаая. Ныырбакаан, став женой отца Тыгына, жила отдельно от остальных его жен, а сыновья ее по-прежнему уходили охотиться на север и возвращались домой с богатой добычей.

Однажды они увидели и убили дорогую птицу Сар. «В то время, — говорит сказитель, — птица считалась очень дорогой птицей у якутов, означая либо счастье, либо что-то заветное». Сняв шкуру с птицы, охотники прибили ее для просушки к первой (главной) матице дома. Когда Тыгын вошел к ним и увидел птицу Сар, он стал просить сыновей Ныырбакаан, чтобы те отдали ему заветную шкурку, но получил отказ. Тогда Тыгын рассорился с ними, силой схватил шкурку, сел на коня и попробовал ускакать. Но в ответ сыновья Ныырбакаан стали стрелять в него из луков. Отпрыгивая и увиливая от быстрых стрел, Тыгын увидел, что острия стрел впиваются в лиственницы до самого древка. Устрашенный этим Тыгын бросил шкурку птицы Сар и поскакал домой.

Узнав о происшедшем, старуха Ныырбакаан решила, что ей с сыновьями здесь больше не будет житья, и бежала на Вилюй, где от нее произошел Нюрбинский улус.

В другом варианте рассказа о Ныырбакаан говорится, что на Вилюе во времена Тыгына, «в окрашенное алой кровью боевое время, жили племена дьирики-ней» — туматы и тунгусы. Туматы обратились к тунгусам с просьбой разрешить им поселиться рядом, но те отказали. Туматы напали на тунгусов, однако последние поголовно истребили туматов, «прикусив (их) кровью». Уцелела только одна девушка по имени Ныырбакаан, которая спаслась в яме, а затем бежала вниз по Вилюю в ветке (легком челноке. — А. О.) брата. По дороге девушка ловила птиц силками из собственных волос и тем питалась.

Доплыв до одиноких старика и старухи, Ныырбакаан сказала им, что ее родных истребил колдовством грозный шаман, и затем стала им вместо дочери. Здесь ее встретил Тыгын, приехавший охотиться в тайгу, и потом рассказал о ней своему отцу. По просьбе последнего Тыгын привез девушку, и отец взял Ныырбакаан побочной женой. В дальнейшем от этого брака родились дети Босхот-бэлгэтин, Тойук-булгудах, Ырыа-быр-кынга. В дальнейшем происходит ссора их с Тыгыном из-за шкуры матерого зверя.

В других преданиях старуха, прародительница вилюйских якутов, называется Джардах, или Джархан-эмяхсин. Но суть преданий одна и та же: от Тыгына откалываются и уходят на Вилюй его родственники, предки вилюйских якутов.

Ход дальнейших событий, развернувшихся поело ссоры Тыгына с братьями, развивался так. Несмотря на ссору с братьями, Тыгын долгое время стремился сохранять дружбу и мир с ушедшими на Вилюй сородичами. Но зато он нещадно грабил и разорял другие роды, которые не решались ему сопротивляться. Он имел, говорит Линденау, столкновения с борогонцами на озере Мюрю и на Алдане по дороге к Верхоянску; с батурусцами на реке Татте и с бетюнцами на реке Амге у речки Хатуйа.

Указания на агрессивную войну Тыгына со всеми перечисленными племенами содержатся и в поздних преданиях, которые имеют особенную ценность потому, что в ряде случаев освещают ход событий не с точки зрения сородичей Тыгына — кангаласцев, а с точки зрения их врагов, так как записаны у потомков последних в восточных улусах.

Столкновения Тыгына с борогонцами отразились, например, в легенде о богатыре Бэрт-хара. В варианте легенды, записанном от усть-алданского сказителя Д. Говорова, о первой встрече людей Тыгына с Бэрт-хара говорится, что искавший своих лошадей парень Тыгына Бёдьёке-бёгё неожиданно увидел следы человека с днище берестяного ведра. Пройдя по богатырскому следу, он достиг борогонских земель и в местности Ханга нагнал богатыря, а затем, осмелев, толкнул его сзади грудью своего коня. Богатырь на это лишь слегка махнул левой рукой, и Бёдьёке и его конь отлетели в сторону с такой силой, что увязли в сугробе. Простодушный Бэрт-хара обернулся, вытащил их из снега и, увидев очень важного человека в дохе из черных соболей, подумал, что на него напал лесной зверь, а потому поставил на ноги и обернул его лицом на запад.