Учение древней Церкви о собственности и милостыне - Василий Экземплярский

И так поступать значит одновременно и сохранять, и умножать богат­ство. «Будем давать просящему Христу и откладывать в нерасхищаемую сокровищницу, чтобы нам быть уверенными и в сбережении, и в доходе. Он не только тщательно сохранит то, что взял, но и опять отдаст тебе это с очень многим прибавлением. Не будем думать, что у нас уменьшается имущество, когда мы подаем милостыню. Оно не уменьшается, но возра­стает; не издерживается, но умножается»[497]. «Кто трудится для неба, тот... может быть уверен в целости и капитала, и имущества, если только можно назвать процентами приращение, которое гораздо больше самого капита­ла. Здесь капитал — имущество, а приращение — Царство Небесное... Это ты получишь... не изнуряясь заботой о настоящем, но окрыляясь над­еждой будущего»[498]. «Полагая сокровище на небе... ты не закапываешь, а насаждаешь свое золото. Тогда оно вместе бывает тебе и сокровищем, и семенем или и того, и другого лучше»[499]. «Итак, зачем ты отдаешь деньги на хранение людям? Перед тобой стоит Христос, готовый принять, и со­хранить, и не только сохранить, но и умножить... Для того Бог и велит тебе давать деньги другому, чтобы ты сам владел ими, потому что пока ты один только будешь иметь их — и сам не будешь владеть ими; а когда дашь другому, тогда и сам получишь... Дай их, говорит (Бог) нуждающимся... Если дашь их мне в лице бедных, то Я тщательно сохраню тебе их во всей целости... Отдай то, что ты получил, и стяжи прибыль из пользования. Довольно для тебя, что ты поставлен давать, а не получать»[500].

Необходимо иметь в виду основную точку зрения св. Иоанна Златоуста в этической оценке им богатства, чтобы понять не раз повторяемую им мысль, что имущество делается наиболее нашим, когда мы даем его другим и через это возвращаем Богу обратно данное Им, чтобы получить от Него истинное богатство в будущей жизни[501]. Мы уже видели, что в та­ком отношении к богатству и вообще к собственности проявляется вер­ность наша в малом — доверенном нам на земле управлении имуществом. Поэтому очень нередкие и выразительные слова св. Иоанна в его беседах о «покупке неба»[502] нужно понимать именно в таком моральном освеще­нии, а не с грубой материалистической окраской. Сам святитель опреде­ленно выразил это. «Не за деньги продаются, — говорит он, — блага не­бесные, не деньгами покупают их, а свободным решением дающего деньги, любомудрием, возвышением над вещами житейскими, человеколюбием и милостыней... Итак, не деньги нужны, а решение. Имея это последнее, ты можешь и за две лепты купить небо; а без него и за тысячу золотых талантов не купишь того, что можешь купить за две лепты»[503]. Впрочем, подробная речь об этом более уместна будет далее, в речи о значении ми­лостыни в деле нашего христианского спасения, а пока мы ограничимся сделанным небольшим замечанием.

Итак, по взгляду св. Иоанна Златоуста, единственно достойное хри­стианина отношение к богатству есть то, когда не берегут и не умножа­ют богатства на земле, но раздают его нуждающимся. И св. отец в этом направлении был последователен до конца, так что, с точки зрения святителя, богатый только тогда мог достигнуть полного мира со своей совестью, когда он все свое имущество отдаст неимущим. «Тогда только ты оправдаешься, когда ничего не будешь иметь, когда ничем не будешь владеть; а пока ты что-нибудь имеешь, то хотя бы дал тысячам людей, а остаются еще другие алчущие, нет тебе никакого оправдания»[504]. В этих словах, уже однажды приведенных нами, выражена, по нашему убежде­нию, сущность воззрений св. Иоанна Златоуста на христианское употре­бление богатства. Всякие границы в деле его раздаяния отпадают, согласно с духом евангельского учения. Правда, св. отец признавал, что совет евангельскому юноше был обращен непосредственно к нему и яв­ляется советом для ищущих совершенства[505]. Не раз также святитель призывал своих пасомых жертвовать, если не все свое имущество[506], то хоть половину или третью часть, сделать Христа своим сонаследником[507]. В частности, относительно Антиохии Иоанн думал, что если все жители дадут хоть половину, даже десятую часть своего имущества, то их город мог бы пропитать десять городов[508]. Слишком ясно было для св. отца, что сребролюбие овладело всеми, и бесполезно призывать к отдаче всего, ког­да не хотят дать и малой части[509]. Но как только взор святителя обращал­ся от печальной действительности к созерцанию чистого христианского идеала жизни, то св. Иоанн с горячим убеждением доказывал, что должно всегда давать просящему[510] и теперь иждивать все на Христа так же, как это делали первые христиане[511]. В частности св. Иоанн нередко борется со ссылками на законность заботы о детях, как на препятствие к разда­че всего имущества. «Раздай (богатство) в бесчисленное множество рук, в руки вдов и сирот, убогих, заключенных в темницы... Но скажешь: что же я оставлю детям? Я не заставляю тебя раздавать все; а если и все раз­дашь, то тем более богатыми сделаешь детей своих, оставив им вместо денег милостивого Бога»[512]. «Если желаешь, — говорит в другой беседе святитель, — оставить детей истинно богатыми, то оставь должником их Бога»[513]. Вообще, ссылку на детей св. отец называет просто нечестивой, так как Бог дает детей по человеколюбию и нельзя обращать их в повод к бесчеловечию[514]. Очевидно, часто забывал св. Иоанн о том сребролюбии, в котором так горячо обличал он своих духовных детей; часто призывал их «иждивать все на Христа», если его прямо обвиняли в том, что он всех призывал делаться нищими. И интересно отметить, как св. Иоанн отвечал на подобные обвинения: не позволением сохранять имущество, но про­тивоположением небесного сокровища земному и призывом приобретать богатство на небесах[515].

Достаточно сказанного о взглядах св. Иоанна Златоуста на богатство и на христианское отношение к нему, чтобы можно было заранее пред­решить, как смотрит св. отец на роскошь — это самое обычное употре­бление богатства. Несомненно, что отношение к роскоши у св. Иоанна не могло быть иное, как отрицательное, и на этом вопросе можно было бы и вовсе не останавливаться, если бы не особенная выразительность суждений св. отца, а еще более — совершенная противоположность этих суждений сравнительно с тем, что проповедуется в наших систе­мах нравственного богословия. Св. Иоанн Златоуст не только осуждал роскошь, но ставил ее даже в число самых тяжких преступлений против христианской любви.

Руководящая точка зрения св. Иоанна при этическом осуждении им роскоши та, что в христианской жизни необходима полная умерен­ность[516]; нужно быть довольным, имея одеяние и пищу, а остальное раздавать. «Христос, — говорит св. отец, — отменив прежний закон, не заповедал иметь ни домов, ни рабов, ни лож, ни серебряных сосу­дов и ничего другого подобного... Павел так увещевал: имеюще пищу и одеяние, сими довольни будем. А то, что превышает нужду, надо из­держивать на нуждающихся»[517]. В словах молитвы Господней «хлеб наш насущный даждь нам днесь» св. отец видит закон христианской жизни, по которому мы всегда должны были бы быть «препоясаны и окрылены верой и не более уступать природе, чем сколько требует от нас необходи­мая нужда»[518]; «не будем же, — увещевает св. отец, — желать лишнего, будем довольны малым, и мы всегда будем богаты. Будем печься только об одежде и пище»[519]. «Не для того даем мы эти наставления, чтобы до­водить людей до смерти или расстраивать их здоровье, но чтобы отсечь излишество; а излишне все то, что сверх необходимости... Так будем рассуждать и об одеждах, и о столе, и о жилище, и обо всем прочем; везде будем искать только нужного, а излишнее не нужно»[520]. И такая умеренность в жизни является необходимым долгом для христианина потому, что всякое излишество и роскошь несовместимы с христи­анской любовью к ближним, а в их лице и к Христу, Который и доныне алчет и жаждет в лице каждого нуждающегося. «Что может быть, — спрашивает, например, св. отец, — хуже этой изнеженности, как спать на ложах из слоновой кости? Ибо, если ты представишь, что, когда ты спишь на ложе из слоновой кости, другой не может и хлеба вкушать свободно, то не осудит ли тебя совесть и не восстанет ли с обвинением против такой несообразности? Когда ты представишь, что в крайнюю стужу, среди ночи, когда ты спишь на ложе, бедняк лежит на соломе. дрожа, корчась от холода и терзаясь голодом, то хотя бы ты был камен­ным больше всех, я уверен, что осудишь себя за то, что сам нежишься сверх нужды, а ему не даешь пользоваться необходимым»[521]. Уже один «дом, более обширный, чем нужно, препятствует идти к небу... Стыдно украшать мрамором стены без нужды и без пользы и допускать, чтобы Христос ходил среди нас без одежды... Ты хочешь строить великолеп­ные, обширные дома? Не запрещаю, только строй не на земле, построй обители на небесах»[522]. Вообще, для христианского сознания нет бо­лее разительного контраста, как роскошь христиан и нищета Христова. «Для чего, скажи мне, — спрашивает богатых св. отец, — ты носишь шелковые одежды, ездишь на золотосбруйных конях... а бедный, томи­мый голодом, сидит при дверях твоих, и Христос мучится голодом. О, крайнее безумие! Какое оправдание, какое прощение получишь ты?»[523]. «О колонне тщательно заботишься, а человек, или лучше — Христос, ради этой колонны и всех вышеуказанных вещей обрекается на самый крайний голод. Если нужно сделать кресло или подножие, все делается из золота и серебра; между тем, член Христа, тот, ради кого Он пришел с неба, не имеет даже и необходимой пищи, Христос стал для тебя всех презреннее! И что может быть тягче такого беззакония?»[524]. А между тем, роскошь пленила и христиан и даже проникла в храмы. «Ты вхо­дишь в церковь, — говорит о христианах св. отец, — украшенная зо­лотом на руках и на шее... Язычник соблазняется и говорит: я входил в христианскую церковь, слышал Павла, говорившего: жены да укра­шают себя ни золотом, или бисером; и видел женщину, показываю­щую делами совершенно противное»[525]. Благодарность наша к Христу требовала бы ничего не жалеть для Него, не исключая души, так что, если бы мы имели в себе по тысяче душ, то должны были бы положить все души за Него. А «мы до такой степени неблагодарны, что рабов, и мулов, и коней облекаем в золотые уборы, а Господа, скитающего­ся в наготе, переходящего от дверей к дверям, стоящего на распутьях, простирающего к нам руки, презираем... Ваши одежды или съедаются молью, или составляют тяжесть для сундуков... а Кто даровал это и все прочее, Тот скитается нагим. Но вы говорите, что не складываете свои одежды в сундуки, но сами одеваетесь в них и украшаетесь? Скажи­те же мне, какая вам от того польза?»[526]. «Доколе будет так владеть нами любовь к настоящим вещам, излишним и бесполезным... Но не приятно ли, скажешь, строить великолепные дома, иметь множество рабов и, покоясь на ложе, смотреть на золотой свод? Да, это излишне и бесполезно... Хочешь ли видеть прекраснейший свод? Когда настанет вечер, смотри на небо, усеянное звездами... Этот свод может принести величайшую пользу, потому что своей красотой возводит к Создателю; а тот, причиняет тебе величайший вред, сделавшись в день суда твоим грозным повелителем, потому что он был облечен золотом, когда Хри­стос не имел и необходимой одежды»[527].