Девушка полночи - Катажина Бонда

– Мне прийти в отделение? Это легально?

– А фоторадары – легальны? Или оборот НДС? Или еще всякое, типа окормления ксендзами детей?

Саша протянула руку:

– Спасибо, Дух.

Он какое-то время колебался, но потом пожал ей руку.

– Не опаздывай. Краситься тебе не обязательно.

– Я не крашусь. Только отвезу ребенка к бабушке и буду.

– У тебя есть ребенок? Ты вышла замуж? – удивился Дух. Саша посерьезнела:

– Дочь, шесть лет. В сентябре идет в школу.

– Ребенок заставляет бросить якорь, – улыбнулся он. – А ты изменилась.

– Я сбросила кожу. И теперь совершенно другой человек.

– Ты всегда была в этом хороша, – похвалил он ее.

Оба знали, что правы.

Молоточек невролога был красный, с хромированной рукояткой. Иза смотрела, как доктор Сильвия Малецкая обстукивает ее конечности. Проверила все рефлексы, просила сгибать и выпрямлять руки, сжимать кулаки. Потом царапала иглой по телу и спрашивала, чувствует ли она боль одинаково как с одной, так и с другой стороны. В конце попросила вытянуть руки перед собой и, хоть ненадолго, удержать их в данной позиции. Правая немного опала и вообще была значительно слабее. Это было видно невооруженным взглядом даже неспециалисту. Иза уже ранее это заметила. Пальцами она шевелила коряво, топорно. У нее не получалось взять карандаш. Но это наверняка придет. Нужно только заниматься. Когда-то она уже ходила на реабилитационные процедуры. В результате падения с лестницы она сломала бедро, но благодаря терпению и систематическим занятиям выкарабкалась.

– У вас вялый парез правых руки и ноги средней тяжести. И проблемы с речью.

Иза смотрела на нее, по-прежнему ничего не понимая.

– Все в порядке, – приободрила ее врач. – Парез не очень выраженный. Необходимо будет пройти восстановительное лечение. Объем и точность движений в правой руке восстановятся, память тоже вернется. Время идет вам на пользу.

Пришла медсестра. Она умело перевернула Изу и сменила простыню. Когда пациентка уже лежала в свежей постели, медсестра вынула из кармана ручку и записала что-то в карте, висящей на кровати. Иза заметила, что ноготь на мизинце медсестры посиневший, почти черный.

– Что это? – прохрипела она.

– Прижала дверью, – смущенно засмеялась медсестра и тут же сжала руку в кулак, пряча почерневший ноготь.

Иза подняла руку и указала на ручку. Медсестра взглянула на металлический рекламный продукт золотого цвета с логотипом слона, после чего передала его Изе. Та неуклюже взяла ее и стала внимательно рассматривать, как будто этот предмет ей что-то напоминал.

– FinancialPrudentialSEIF.de, – прочла она. – Откуда это у вас?

– Подарили, когда я открывала счет. Это страховая компания и банк. Они занимаются инвестициями в драгоценные камни, металлы и что-то там еще. – Медсестра пожала плечами. – Но такие ручки сейчас заказывает почти каждая корпорация. К сожалению, я не могу ее вам оставить. Это моя личная.

Иза сразу же вернула ручку.

– Можно на секунду? – К ним подошла невролог и одолжила ручку у медсестры. Она взглянула на пациентку, потом села за рядом стоящий стол и стала писать. Иза с завистью смотрела на то, как ручка танцует в ее руке.

«Вялый периферический правосторонний парез и изолированный центральный проксимальный парез нервов VII правого и XII правого. Отступающая двигательная афазия: дефицит кратковременной памяти. Рекомендованы реабилитация опорно-двигательного аппарата и занятия с логопедом», – написала невролог в истории болезни.

Потом встала и вернула ручку медсестре.

– Вам необходимо много отдыхать, – посоветовала она Изе. – Вас осмотрит реабилитолог. Пожалуйста, делайте упражнения и выполняйте все его рекомендации. Или я, или кто-то из моих коллег оценим динамику через какое-то время.

Когда Иза осталась одна, она закрыла глаза и почувствовала, что ее снова одолевает сон. Собственно, она просыпалась только во время врачебных визитов. Во сне перед ее глазами проплывали картинки. Иногда они были как вспышки. Ручка с надписью, хромированная рукоятка неврологического молоточка, а потом ключ. Иза резко открыла глаза. Помещение не изменилось, она по-прежнему была в больнице. Однако она понимала, что это воспоминание – очень важно, но она не знала почему. Этот ключ она знала очень хорошо. Он был небольшим, открывал противовзломную входную дверь, и колечко на нем было обмотано ярко-розовой нитью мулине. Он принадлежал Люции Ланге. Иза опять почувствовала, что проваливается в сон. Но, собрав остатки сил, она нагнулась, вынула из тумбочки обертку от печенья и левой, более сильной рукой, корявыми буквами записала: «Ключ».

– Я не делала этого.

Она резко двинула ногой. Каблук замшевых ботинок был надломлен. Провод, запутанный словно удав, не позволял отойти от телефона старого образца, который все еще висел на стене в полицейском участке. Он наверняка был старше Люции, так же как и большинство предметов в этом помещении. Ремонт был просто необходим, но денег не хватало даже на бумагу для принтера и карандаши. Кому бы пришло в голову менять действующую аппаратуру?

– Меня не интересует, верите ли вы мне, – не слишком вежливо бросила она и убрала трубку от уха. Под глазами у нее были синяки от хронического недосыпания. – Я только сказала, что меня не интересует… Почему вы меня перебиваете? Жизнь человека – да. Но верит ли мне кто-либо – нет. – Она глубоко дышала, раздражаясь все больше. – Да, в смысле нет! Не интересует! А как это относится к делу? Я невиновна. – Лицо перекосило от злости. – Я звоню только затем… – Она запнулась. В глазах стояли слезы бессилия. – Я не могу дозвониться до тети. Не хочу, чтобы она узнала об этом из новостей. Я знаю, что она каждый день бывает в костеле. Не пропускает ни одной мессы, которую служит ксендз Старонь. Она помогает в плебании[22]. Вы наверняка знаете ее! Кристина Ланге. Она работает в прачечной, вы отдаете ей в стирку свои сутаны и постельное белье. Не могли бы вы передать ксендзу, чтобы он сказал моей тете, что со мной все в порядке. И что, как только я выйду отсюда, сразу приеду. – Люция опять отодвинула трубку от уха. Начала беззвучно считать до десяти. Немного успокоившись, она вновь приставила трубку к уху. – Никто меня не бьет, – возмутилась она. – Я этого не говорила. Передайте, пожалуйста, чтобы тетя не волновалась, и успокойте ее, что я не такая, как мать. Я знаю, что это странно. Но я имею право только на один звонок, а номер тети у меня был в мобильнике, который не работает. Ксендз Мартин будет в курсе дела. – На лице Люции запечатлелся ужас. – Я дозвонилась в костел Рождества Господня на Стогах? С кем я вообще разговариваю? Викарий какой? У вас же должно быть имя, да?

Люция замерла. Из трубки доносился сигнал прерванного соединения. Надсмотрщица подошла к девушке, вынула у нее из рук трубку и повесила на место.

– Это все? – Женщина скрупулезно, узел за узлом распутала телефонный провод. Видимо, она давно здесь работала, ее мало что удивляло. Она внимательно посмотрела на подозреваемую, после чего легонько похлопала ее по плечу, как бы желая подбодрить. В какую-то секунду Люции показалось, что в глазах женщины мелькнуло сочувствие.

– Бросил трубку, – произнесла она дрожащим голосом.

Люция рассчитывала на то, что дежурная сделает что-то, чтобы помочь ей, но та молчала, всем своим видом давала понять, что спешит заняться другими своими обязанностями. Закончив с проводом, вызвала кнопкой конвойных и начала складывать документы в папку. Ланге продолжала говорить сама с собой, все больше заводясь.

– Ведь этот несчастный ксендз-стажер не передаст того, о чем я его просила. Он этого не сделает! Господи, на что я рассчитывала? Подробно расспросил обо всем, а теперь наплюет на меня.

Она закрыла лицо руками. Из-под них доносилось шмыганье носом, что-то между всхлипами и хохотом. Вдруг Люция вскочила, пытаясь схватить за плечо выходящую надзирательницу, но та уверенным движением отодвинула подозреваемую на безопасное расстояние. Люция с грохотом упала на пол. Каблук сломался окончательно. Когда полицейская протянула руку, чтобы помочь девушке встать, та отстранилась и свернулась клубком в углу.

– Извините, – прошептала она смиренно.

Женщина в форме уверенным движением подняла Люцию и усадила на стул. Ее голос перестал быть приятным. Видимо, лимит терпения, предназначенного для общения с Люцией, был исчерпан.

– Не двигаться, – приказала дежурная. – И больше никаких выходок, не ухудшай свое и без того незавидное положение.

Залусская не сразу поняла, чем вызвано компульсивное поведение подозреваемой. В окно для наблюдений невозможно было разглядеть детали. Только после того, как Люция подняла голову, профайлер поняла, что атака на дежурную была жестом абсолютного, признанного поражения. Она жестом показала Духу, что ей необходимо поговорить с девушкой. Он сам пытался сделать это около часа назад, но безуспешно. Было решено подождать несколько часов прежде, чем повторить попытку. Но сейчас Саша изменила мнение: надо ковать железо, пока горячо. Подозреваемая отказалась от дачи показаний, упорно не признавала свою вину. Алиби у нее не было. Мотив слабоват, но за неимением других данных следователи были вынуждены придерживаться того, что есть. Ограбление плюс месть за обвинение в краже. Если прокуратура правильно это подаст, суд без проблем примет дело. У них есть показания чудом уцелевшей жертвы. Для прессы это было бы очень эффектно, для профессионалов – скользко, никаких доказательств. Однако этого было достаточно для того, чтобы задержать подозреваемую на сорок восемь часов. За это время нужно было накопать что-то еще, чтобы у суда были основания для ареста Ланге на три месяца.