Девушка полночи - Катажина Бонда

Катажина Бонда

Девушка полночи

Согласно Эмпедоклу, суть бытия составляют четыре корня всех вещей, называемые также стихиями или элементами: воздух, земля, огонь и вода. Эти элементы вечны, ибо сущее не появляется, не исчезает и всегда неизменно. Вместе с тем изменчивость присутствует, ибо смертное не возникает из ничего, а смерть не есть конец. Существуют только смешение и замещение частей.

Большинство событий не случается, однако это – случится…

Люди могут закрывать глаза на величие, опасность, красоту, могут затыкать уши, не желая слышать мелодию или дурацкие слова. Но они не могут сбежать от запаха. Запах – брат дыхания.

«Девушка полночи»

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2016

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2016

© «Центрполиграф», 2016

Пролог

Зима 2013 года, Хаддерсфилд

– Саша? – Голос был мужской. Властный, с хрипотцой. Она мысленно перебирала лица, которые ассоциировались бы с этими интонациями, но ничего не приходило в голову. Звонящий решил помочь, задав очередной вопрос: – Саша Залусская? Ты сама это придумала?

И тут перед ее глазами пронеслась череда событий с участием этого офицера.

– Сама.

– Жаль. А ведь такая порядочная девушка.

Слышно было, как он затянулся сигаретой.

– Я уже давно не работаю, – решительно заявила она. – Ни на тебя, ни на кого-либо другого.

– Но готовишься занять должность в польском банке, – усмехнулся он. – Возвращаешься весной. Я все знаю.

– Кое-что, но далеко не все.

Ей следовало прервать разговор, но он ее спровоцировал.

Пришлось, как всегда, принять игру.

– А тебе-то что? – первой капитулировала она. – Я честно зарабатываю на жизнь, и тебя это не касается.

– О-о-о-о! Смело! Ты хочешь сказать, что твоей зарплаты хватит на квартиру возле Гранд-отеля? Аренда, поди, не меньше двух косарей? Где ты возьмешь такие бабки?

– Не твое дело. – Она почувствовала, как зашевелились волосы у нее на затылке. Он знал о ее планах, хотя никому, кроме близких родственников, она ничего не говорила. Выходит, они взломали ее компьютер. – В общем, не напрягайся зря. Раз уж ты звонишь на этот номер, тебе известно, где я живу сейчас и где собираюсь жить. Я отдавала себе в этом отчет. И мой ответ: нет.

– А расходы на дочь? – Ему явно хотелось ее подразнить. – С ума сойти. Наша Дюймовочка стала мамашкой. Кто бы подумал? Папочка небось тот профессоришка? А насчет банка… Неизвестно еще, примут ли тебя. Это зависит от того, пойдешь ли ты на сотрудничество.

Саша едва сдержалась, чтобы не выругаться. С трудом совладав с собой, спросила:

– Что тебе надо?

– Есть тема.

– Я же ясно сказала: нет!

– Мы раскручиваемся. Ставки возросли. А работа чистая и не в бюро по обслуживанию населения… – Он посерьезнел: – Друг ищет кого-нибудь с опытом и хорошим знанием инглиша. Вот я и подумал о тебе.

– Друг? – Она набрала воздуха в легкие. Сосчитала про себя до десяти. С каким удовольствием она сейчас выпила бы водки. Тут же прогнала искушение. – Наш друг или твой?

– Пани будет довольна. Саша положила трубку на стол, подошла к двери в комнату дочери. Дверь была полуприкрыта. Каролина лежала под одеялом, забавно раскинув руки. Она мерно дышала слегка приоткрытым ртом. Сейчас даже громкая музыка не смогла бы разбудить ее. Саша закрыла дверь, взяла сигареты и распахнула окно. Она курила и в задумчивости вглядывалась в опустевшую улицу. Ни души. Только соседский кот прошмыгнул сквозь калитку в сад. Она опустила рольштору. Вернувшись, выдохнула остатки дыма в трубку. Ее собеседник прервал молчание, но наверняка злорадно усмехался.

– У тебя будет охрана. Не как тогда, – заверил он, и на сей раз, кажется, искренне.

Пауза длилась довольно долго. Когда Саша вновь начала говорить, голос ее звучал четко, без тени сомнения.

– Передай другу, что я благодарю за внимание, но его предложение мне неинтересно.

– Ты уверена? Знаешь, что это означает?

После продолжительного молчания она сказала решительно:

– И не звони мне больше.

Она уже собиралась положить трубку, когда мужчина спокойным голосом произнес:

– Ты знаешь, что я сейчас работаю в убойном? Такие вот дела.

– Вряд ли ты сам туда попросился. Тебя понизили? – Она не могла скрыть радости. – И где же?

– Где-то, – ответил он неопределенно. – Ничего, еще два года – и снимаю китель.

– Ты уже говорил так. Когда-то. Уж и не помню когда.

– Ты, как всегда, права, Миленка.

– Никакой Милены никогда не было.

– Дюймовочка уже у Крота, но я все равно рад, что ты возвращаешься. Некоторые скучают. Я и сам всплакнул. И выиграл пари.

– В какую же сумму ты меня оценил? Бутылка виски или что-то подороже? – Она сглотнула. Надо поскорее что-нибудь съесть. Голод, злость, усталость. Этого ей следовало избегать.

– Поставил целый ящик. Беленькой.

– Ты никогда не ценил женщин в конторе, – ответила она, несмотря на то что ставка ей польстила. – Я ложусь спать. Этот телефон больше работать не будет.

– Отчизна сожалеет, царица.

– Тем хуже для отчизны, мне наплевать.

Зима 1993 года

Пар начал понемногу рассеиваться, и постепенно стали проступать линии бедер и ягодиц гимнасток.

Иногда удавалось даже разглядеть едва начавшие наливаться груди. Но если прийти слишком поздно, то завеса из водяных капель не позволит ничего рассмотреть. Да и на карнизе долго не выстоишь. Ноги быстро немеют, а схватиться не за что. Поэтому они всегда ходили туда вдвоем.

Сегодня, в виде исключения, взяли с собой третьего. Игле не позволено было смотреть. Он стоял на шухере и был рад тому, что они разрешили ему таскаться за собой. Он был младше на целый год.

Самым интересным моментом зрелища был снайперский. По лицам выходящих девушек следовало угадать, каким именно телам они принадлежали. Кто первый будет снайпером, разыгрывали на спичках. Каждый выбирал себе фаворитку, и потом до конца ночи все помалкивали. Мартин обычно брал с собой гитару. Играл он плоховато, причем всего несколько песен: Rape mi, In Bloom или Smells Like Teen Spirit «Нирваны» или какую-нибудь из баллад My Dying Bride. Довольно быстро он откладывал гитару и напевал что-то свое, то ли стихотворение, то ли песню. Астерикс[1] или травка помогали в творчестве.

Сегодня время их прихода было идеальным. Гимнастки еще не появились в дверном проеме, но уже слышалось их хихиканье. У Мартина пересохло в горле, возбуждение перемежалось страхом, что какая-нибудь из девушек заметит его лицо в окне, затянутом лишь дырявой сеткой. Стекло они с Пшемеком разбили еще месяц назад. Пока никто этого не заметил. Даже дворничиха, которая на прошлой неделе прогнала их со школьного стадиона, хорошенько накостыляв им метлой. У них чудом получилось перепрыгнуть через забор, хотя все могло закончиться куда хуже. На ковре у директора школы Конрадинум[2], в которой они оба учились, или в местном полицейском участке. Друзья гордились прорехами на разодранных о забор куртках, как ранами, полученными в бою.

Девушки наконец вошли, громко переговариваясь, помещение тут же наполнилось шумом и движением. Раскрасневшиеся лица блестели после напряженной тренировки. Девушки смеялись, перебивали друг друга, все еще радуясь удавшимся трюкам. Большинство раздевались уже на пороге, бросали тесные трико на лавки или прямо на мокрый пол перед душевыми кабинами. Лениво освобождали волосы от резинок. Парами или по трое входили в кабины и намыливали одна другую. Показывали наметившиеся груди или игриво щипались за попки.

Только одна из них, еще совсем ребенок, стояла в дверях, не раздеваясь. У нее были самые длинные ноги в группе. Руками она обвила живот, как будто готовясь к побегу. Волосы ее были собраны на затылке, и только несколько прядей выскользнули из-под резинки и приклеились к щеке. Ее Мартин, кажется, еще не видел.

У каждого из них имелись фаворитки. Мартину нравились не полностью оформившиеся девушки. «Недоразвитые» – подтрунивал над ним Пшемек, который предпочитал блондинок с развитой мускулатурой или даже с жирком на боках и обязательно носящих бюстгальтер. Мартин большезадых не любил. Он искал хрупких, с миндалевидными глазами. Мелкая именно такой и была. Огромные глаза, узкое лицо, высокие скулы, непропорционально пухлые губы. Сегодня она стала его трофеем.

– Слезаешь? – Пшемек хорошенько пнул дружка по ноге, отчего тот даже закачался на карнизе.

– Дебил, – бесшумно пошевелил губами Мартин.

– Что такое, Старонь? Моя очередь! – Пшемек перестал страховать его.

Мартин снова закачался, медленно приготовившись к прыжку. Еще раз взглянул на маленькую шатенку, жадно смакуя последние секунды. Она мылась с закрытыми глазами, явно отгораживаясь от остальных. На девочке не было трико, но и голой она тоже не была. На ней оставались белые трусики, которые совершенно промокли и приклеились к ягодицам. Идеально худая, с впалым животом и выпирающими ребрами. Казалось, что, потянувшись за мылом, она может переломиться пополам. Однако бедра ее были достаточно широки. Кости таза торчали над линией трусов, словно рога буйвола. Она нравилась ему. Несмотря на то что Пшемек уже не держал его, а, наоборот, дергал за ногу, стаскивая вниз, Мартин был не в состоянии сдвинуться с места.