Тайна Леонардо - Андрей Воронин

Туго соображающий Бек выбросил свою рацию уже на бегу. Поскольку здоровья ему было не занимать, а адреналина в крови гуляло предостаточно, бросок удался на славу: весьма увесистая для своих небольших размеров рация со звоном пробила витринное стекло и приземлилась среди не успевших перекочевать в мешок с добычей золотых украшений как свидетельство того, что древние народы Центральной и Южной Америки умели изготавливать не только бесполезные побрякушки, но и современные средства связи.

Грабители огромными прыжками неслись через анфилады погруженных в таинственный полумрак залов, казавшиеся сейчас куда более длинными, чем это было на самом деле. Глеб на бегу пытался разобраться, что происходит, но в голову не приходило ничего. Ясно было, что его дурные предчувствия начинают сбываться, но он никак не мог понять, что к чему. Неужели Клава оказался прав, и электронная система действительно содержала какие-то сюрпризы, которые ему не удалось обнаружить? Но в таком случае охрана первым делом пожаловала бы сюда, а не в квартиру, где окопался со своим ноутбуком программист...

На повороте Бек поскользнулся и шумно рухнул на бок. Полиэтиленовый мешок, который он, разумеется, не бросил, лопнул, и поддельные сокровища испанской короны, бренча, брызнули из него в разные стороны, как семечки из раздавленного помидора. Бек поднялся на четвереньки и, изрыгая страшные ругательства, принялся их собирать. Пробежавший было мимо него Кот затормозил, проехав с метр по скользкому паркету, как по льду, вернулся и, ухватив за шиворот, рывком придал Беку вертикальное положение.

– Ходу, идиот! – прорычал он.

Бек послушался, но на бегу пару раз оглянулся, как будто прикидывая, не вернуться ли ему все-таки за разлетевшимся по полу золотом. Глеб хотел на него прикрикнуть, но тут по всему музею внезапно, как вспышка молнии, и так же ослепительно воссиял полный свет, нестерпимо ярко озарив бесконечно длинную анфиладу блистающих строгой роскошью залов. Он ударил по незащищенным глазам, как железная палка, и вместо строгого окрика Глеб, не сдержавшись, издал короткий болезненный стон.

Навстречу им из-за угла послышался глухой топот множества ног, сопровождавшийся ритмичным бряцанием оружия.

Бек отпрянул назад, прижавшись лопатками к стене, и в руке у него блеснуло широкое лезвие охотничьего ножа. Глаза у него были совершенно безумные, состоявшие, казалось, из одних белков, желтые прокуренные зубы оскалены, на лбу алмазной крошкой блестела мелкая испарина.

Глеб ухватил его за запястье и резко повернул, заставив выпустить нож, который с коротким лязгом ударился о каменные плиты пола. Свободной рукой Глеб отвесил Беку увесистую оплеуху; голова медвежатника тяжело мотнулась, ударившись затылком о стену, он рванулся, и его глаза снова приобрели осмысленное выражение.

– С ума сошел?! – прошипел Глеб в бледное, лоснящееся от холодного пота лицо. – Назад, быстро! К главному входу!

Бек оторвался наконец от стены, и пробегавший мимо Кот сильно толкнул его между лопаток, направляя туда, откуда они только что появились. Глеб бросился за ними, уже понимая, что это бесполезно, что уйти все равно не удастся, но он не видел иного выхода. Железный, усиленный мегафоном голос пролаял им в спины предложение сдаться; этот голос любезно сообщил, что музей окружен, и предупредил, что при попытке сопротивления будет открыт огонь на поражение. А еще этот голос уведомил Глеба и его товарищей по несчастью о том, что в Эрмитаже работает ОМОН, что уже вообще не лезло ни в какие ворота. "Это кто же их сюда пустил?!" – на бегу изумился Глеб.

Потом он представил, что может натворить ОМОН в музее и какое станет лицо у Федора Филипповича, когда он узнает, чем закончилась разработанная им операция, и ему стало совсем тошно. "Недаром вся эта бодяга мне с самого начала не понравилась", – подумал он, вслед за Беком и Котом пробегая мимо билетных касс.

Впереди показались высокие двери главного входа. Здесь Глеб немного притормозил, задумавшись, не лучше ли будет вернуться и попробовать спрятаться где-нибудь внутри. Ясно было, что на улице ему делать нечего: мегафонный голос наверняка не лгал, утверждая, что музей оцеплен. Еще, чего доброго, и впрямь пальнут – им это ничего не стоит, ОМОН есть ОМОН, а теперь, когда за плечами почти у каждого из них имеется накопленный в Чечне богатый опыт кровопролития, шлепнуть человека им вообще раз плюнуть...

Впрочем, попытка схорониться в одном из залов была немногим лучше. Музей обязательно осмотрят от подвала до конька крыши, следящие камеры снова включат, если уже не включили, и огромное здание превратится в роскошную мышеловку, выскользнуть из которой уже не удастся. Шлепнуть, конечно, не шлепнут, но ребра пересчитают, а потом Федору Филипповичу придется долго думать, как организовать ему побег из тюрьмы, потому что официальным путем его оттуда не выудишь – операция-то секретная!

Глеб остановился, глядя, как Бек торопливо возится с замком, и нащупал в кармане снятых с охранника форменных брюк небольшой стеклянный пузырек. "Как чувствовал", – подумал он, нерешительно вынимая его из кармана.

Пузырек он прихватил в мастерской реставраторов, куда заглянул перед тем, как впустить в музей Кота и Бека. Тогда он еще понятия не имел, зачем это делает, – так же, впрочем, как не понимал и того, зачем обменялся одеждой с охранником. "Просто так, на всякий случай", – говорим мы, когда внутренний голос настойчиво подает нам не вполне понятные советы, не поддающиеся простому логическому осмыслению. На самом деле этот едва слышный шепот подсознания означает, что где-то там, в темных глубинах мозга, куда нет доступа солнечному свету, уже выработан запасной план спасения на самый крайний, непредвиденный, даже немыслимый случай – такой, например, как срыв тщательно разработанной операции ФСБ свирепым питерским ОМОНом, который, ей-богу, будто с неба сюда свалился...

Приняв окончательное решение, Глеб быстро сел на мраморный пол, привалился плечом к колонне и вылил себе на макушку содержимое украденного у реставраторов пузырька с красной тушью. После этого он картинно, как неживой, завалился на бок, очень надеясь, что со стороны все это выглядит естественно – ну, хотя бы на первый, невнимательный взгляд. Пусть только его вынесут отсюда на улицу, а уж там можно будет подумать, как быть дальше...

"Конечно, – думал он, полулежа на холодном скользком полу и сквозь полуприкрытые веки наблюдая, как профессиональный медвежатник Бек старательно прокладывает себе дорогу к крупным неприятностям, – конечно, весь этот маскарад рассчитан на дурака. Или просто на человека, который очень спешит и потому не имеет времени присматриваться, вникать в детали и оценивать степень несуществующих повреждений. Не дай бог, кто-то вздумает прямо тут, на месте, сделать перевязку... Ведь стрелять придется, – подумал он с огромным неудовольствием, припомнив свой недавний разговор на эту тему с генералом Потапчуком. – А когда стреляешь ты, по тебе, естественно, тоже стреляют, и, учитывая количество стволов, из которых откроют ответный огонь, шансы будут явно не на твоей стороне..."

Кот обернулся, увидел Глеба, лежащего на полу с залитым чем-то красным лицом, и сделал неуверенное движение в его сторону, но тут замок уступил усилиям Бека, и, оттолкнув Кота, медвежатник устремился навстречу свободе. Кот еще раз оглянулся; Глеб увидел, как он нерешительно кусает нижнюю губу. Он явно не понимал, что произошло с наемным стрелком по кличке Черный, откуда столько крови, жив он или мертв и как много сумеет рассказать ментам, если рана не смертельна. Будь в его распоряжении хоть немного времени, он непременно вернулся бы и постарался развеять свои сомнения, однако времени у него, к счастью, не было, боевого опыта – тоже, и он, наплевав на все, вслед за Беком кинулся спасать свою шкуру.

Глеб предполагал, что затея эта безнадежна, и верно: стоило Коту скрыться за массивной дверью, из которой по полу потянуло ледяным ночным воздухом, как снаружи закричали, заматерились в несколько глоток сразу, снова железным голосом залаял мегафон, а потом треснул одинокий выстрел, и в наступившей тишине дико заревел Бек, которому, судя по всему, умело и без лишних церемоний крутили руки.

Пока Федор Филиппович рассказывал, как с ним чуть было не случился сердечный приступ, когда ему сообщили, что группу Кота в полном составе повязал питерский ОМОН, Сиверов сходил на кухню и вскоре вернулся, неся перед собой поднос с тремя чашками кофе. По комнате поплыл чудесный аромат.

– Простите, Ирина Константиновна, – сказал Глеб, осторожно опуская поднос на стол, – я тут у вас немного похозяйничал. Кофе, к сожалению, порядком выдохся, но... в общем, сойдет.

– Бога ради, – рассеянно сказала Ирина Андронова. – Будьте как дома...

Глеб подошел к окну и, немного отодвинув тяжелую портьеру, открыл форточку. В комнату вместе с потоком сырого холодного воздуха ворвался уличный шум, табачный дым под потолком зашевелился, как живое существо, и начал медленно вытягиваться наружу. Сиверов взял себе чашку, вернулся к окну и закурил, пуская дым в форточку. Ирина заметила, что он стоит так, чтобы его не было видно с улицы, – скорее всего по привычке.