Тайна Леонардо - Андрей Воронин

Мимо него в сторону главного входа двое омоновцев, держа под мышки, волоком протащили человека в черной куртке, черных брюках и черной же водолазке. Человек был без сознания, с его бледного лица криво свисали, зацепившись одной дужкой за ухо, темные солнцезащитные очки. На глазах у врача очки упали, и шедший следом омоновец, который нес в опущенной руке громоздкое духовое ружье с оптическим прицелом, с хрустом наступил на них сапогом.

Еще один омоновец, в руках у которого врач заметил побитую ржавчиной ленту от старинного станкового пулемета с торчащими из нее разноцветными головками дротиков, будто нарочно прошелся по многострадальным очкам, окончательно их раздавив. На раненого никто из них даже не взглянул.

Повернув голову в другую сторону, врач заметил давешнего майора, который, стоя на промежуточной площадке лестницы, наблюдал за действиями своих подчиненных, время от времени что-то говоря в микрофон портативной рации. Поймав взгляд врача, майор отвернулся.

Врач смотрел в его обтянутый черным трикотажем бычий затылок, думая о том, что до конца смены осталось еще четыре часа, что санитара опять нет, бригада не укомплектована, медикаментов не хватает и что жизнь у врача "скорой помощи" прямо таки собачья. Жаловаться на плохую работу "скорой" горазды все, а вот помочь, даже когда тебе, быку в погонах, это ничего не стоит...

Пришел водитель с носилками, недовольно ворча, опустил их на пол и развернул.

– Грузим, что ли? – спросил он.

Вид у водителя был сонный и угрюмый. Попытка ограбления Эрмитажа оставила его равнодушным – он отработал на "скорой" больше десяти лет и насмотрелся за это время всякой всячины.

Врач посмотрел на майора, потом на раненого и снова на майора. Тот демонстративно стоял к нему спиной. Губы на небрежно выбритом лице доброго доктора Айболита едва заметно шевельнулись, как будто он хотел что-то сказать, но передумал.

– Грузим, – произнес он, обращаясь к санитару.

Вдвоем они осторожно подняли раненого и опустили на носилки. Потертый, вылинявший почти добела брезент пестрел бледными, не до конца отмытыми пятнами, по преимуществу бурыми. Подняв носилки, медики понесли их к выходу. Раненый по-прежнему оставался без сознания, но жизни его, насколько мог судить врач, пока ничто не угрожало.

Снаружи в режущем свете прожекторов и облаках белого пара клокотали работающими на холостом ходу двигателями автомобили, цокали по мостовой подкованные каблуки и звучали отрывистые слова команд. Свирепые омоновцы с одинаковыми черными пятнами вместо лиц прикладами забивали в автобус с зарешеченными окнами последнего из задержанных – крупного бритоголового мужика с тупым мясистым лицом, на котором застыло выражение полной растерянности. Смотрел он не на автобус, который на долгие годы должен был увезти его прочь от того, что у него и его коллег принято называть волей, и не на омоновцев, погонявших его прикладами коротких автоматов, а на черный пластиковый мешок, который как раз в эту минуту засовывали в гостеприимно распахнутые двери грузового микроавтобуса. На мостовой возле самой двери осталась лужа крови; шедший впереди водитель "скорой" ступил в нее ногой, и теперь его левый ботинок оставлял кровавые отпечатки – каждый следующий немного бледнее предыдущего. К тому времени, как они донесли носилки до своей машины, эти отпечатки исчезли совсем.

Они погрузили носилки в "газель"; врач, поколебавшись секунду, захлопнул дверь медицинского отсека и полез в кабину, на сиденье рядом с водителем.

– Поехали, – ответил он на удивленный взгляд последнего.

– А... этот? – все-таки спросил водитель, кивнув назад, где лежал раненый.

– Поехали! – повторил врач, и водитель, который многое повидал и давно уже ничему по-настоящему не удивлялся, пожав одним плечом, включил двигатель. В конце концов, если раненый там, в салоне, истечет кровью, это уже не его забота: по вызову ой приехал вовремя, а остальное – дело врача...

– Странные бывают на свете люди, – сказал он после продолжительной паузы, во время которой обдумывал ситуацию. – Вот, казалось бы, клиент наш – мент, правильно? И эти... "маски-шоу" – тоже, как ни крути, менты. Неужели нельзя было своего раненого до машины дотащить? Или если морды под маской не видать, так и совесть уже ни к чему?

Врач промолчал, дымя дешевой сигаретой. "Скорая", завывая сиреной и озаряя все вокруг тревожными синими сполохами, мчалась по Невскому. Машин на проспекте было заметно меньше, чем днем, но те, что были, дорогу "скорой" не уступали.

– Да не гони ты, – проворчал врач после очередного, особенно рискованного обгона. – И сирену выключи, ради бога, орет, как мартовская кошка, аж мурашки по коже.

– А этот-то как же? – снова удивился водитель. – Помрет ведь!

– Не помрет, – глядя в окно, негромко возразил врач. – А помрет, так туда ему и дорога.

Водитель на этот раз пожал обоими плечами и снизил скорость. Сирена смолкла на середине пронзительной, тянущей за душу ноты, голубые вспышки проблескового маячка погасли, и сейчас же "скорую" подрезал какой-то псих на спортивном "лексусе" – то ли пьяный в дым, то ли обкурившийся.

– Что делают, сволочи, – прокомментировал это событие водитель и, помолчав, осторожно добавил: – Что-то я тебя, Гаврилыч, нынче не пойму.

– Подрастешь – поймешь, – хмуро ответил доктор, который выглядел лет на двадцать моложе водителя.

Машина свернула с проспекта и затряслась по плохо освещенной боковой улице. Больница была уже недалеко, минутах в пяти езды. Врач приоткрыл окно, выбросил в темноту окурок и сейчас же закурил снова. Впереди на светофоре зажегся красный, и, поскольку сирена молчала, водитель осторожно, помня о скользкой дороге, притормозил. Тонкая ледяная корка захрустела, зашуршала под лысой резиной покрышек, и потрепанная "газель" нехотя остановилась, проехав на целый метр дальше светофора.

Позади раздался звук, который ни с чем нельзя было спутать. Водитель бросил внимательный, настороженный взгляд в зеркало заднего вида и сейчас же развернулся всем телом назад, заглянув в салон через открытое окошко в переборке.

Салон был пуст, на носилках валялась скомканная, испачканная красным простыня, в приоткрытую заднюю дверь ощутимо несло ночным холодком.

– Эй, Гаврилыч, а этот-то сбежал! – изумленно воскликнул он.

Врач даже не оглянулся. Он смотрел в боковое зеркало, где секунду назад быстро мелькнула и скрылась в проходном дворе темная согнутая фигура.

– Куда ж он рванул-то с разбитой башкой? – продолжал изумляться водитель.

– Цела его башка, не беспокойся, – буркнул врач.

– Ага. – Водитель, казалось, начал что-то понимать. – Так надо ж ментам сообщить!

– Еще чего. – Врач затянулся сигаретой и немного съехал вниз на сиденье, скрестив руки на груди. – Мне сегодня один умник сказал, что каждый должен заниматься своей работой. Вот пускай и занимается... Ну, чего стал? Поехали, зеленее не будет!

На светофоре и в самом деле уже некоторое время горел зеленый. Водитель, спохватившись, включил передачу и дал газ. За перекрестком он остановился, вышел из машины и закрыл заднюю дверь, чтобы та не хлопала во время движения.

Глава 11

Получив по рации "добро" от Клавы, Глеб открыл дверь служебного входа, чтобы впустить остальных. Стоявший впереди всех Бек инстинктивно шарахнулся назад, замахнувшись своим десятикилограммовым кейсом.

– Тише, болван, это же я! – зашипел на него Глеб.

– Твою мать, – выдохнул бывший не в ладах с милицией Бек и, насупившись, протиснулся мимо Глеба в дверь.

– Что это за маскарад, Черный? – спросил Кот очень недовольным тоном. Похоже было, что он тоже здорово струхнул, увидев в дверях охранника в полной амуниции.

– Береженого Бог бережет, – сообщил ему Глеб. – Откуда я знаю, насколько надежно сработал Клава? Мало ли что и где показывают эти чертовы камеры...

– Попрошу без инсинуаций, – послышался в наушнике голос Клавы. Похоже, программист получил немалое удовольствие, наблюдая за всеми передвижениями Глеба, – экран его ноутбука, единственный из всех подключенных к камерам мониторов, показывал истинную картинку происходящего. – Камеры показывают то, что надо – мир, тишину и спокойствие. Однако я советовал бы вам пошевеливать задницами. Система достаточно сложная, и я не уверен, что в ней нет скрытых сюрпризов.

– Ну вот, – проворчал Бек, – теперь он не уверен. Один не уверен, другой вообще ментом вырядился... Соскучился по родной форме? – спросил он у Глеба.

Судя по широкой улыбке, которой Бек сопроводил последний вопрос, это была шутка.

Не теряя времени, они двинулись по заранее намеченному маршруту. Их шаги гулко отдавались в пустых залах, роскошные лепные потолки которых терялись во мраке где-то далеко вверху. Глеб шел последним, все еще будучи не в силах поверить, что они действительно проникли ночью в Эрмитаж, обезвредили охрану и, кажется, вот-вот доведут до конца эту безумную затею.