Тайный советник вождя - Владимир Успенский

К счастью, митрополит Сергий, поборов недуг, благополучно прибыл в Ульяновск. Отказавшись от большого особняка, окруженного садами, архипастырь поселился в обычной квартире неподалеку от прибрежных откосов, именуемых местными жителями Старым венцом. И уже 30 ноября провел первую службу в церкви Воскресения, вознося молитвы о победе российского воинства. Как раз в тот день, когда было в основном остановлено вражеское наступление на Москву.

С берегов Волги по всей стране расходились вдохновляющие послания и призывы Патриаршего Местоблюстителя, обращенные к верующим, к братьям-славянам, в том числе и к тем, кто оказался на оккупированной территории. Послания эти укрепляли силу, утешали скорбящих христиан, вселяли надежду. И как всегда непримиримо, твердо боролся Сергий против раскольников, перевертышей, христопродавцев. По его настоянию были отлучены от сана изменники, переметнувшиеся во вражеский стан и вносившие смуту в православную церковь: архиерей Сергий Воскресенский из Прибалтики, Поликарп Сикорский с Западной Украины и Николай Амасийский из Ростова-на-Дону.

А сколько средств на строительство танков и самолетов собрали по призыву архипастыря верующие и священнослужители! Помню, как дрогнуло мое сердце, когда в конце войны возле Берлина увидел я колонну могучих танков, на каждом из которых светлой краской было начертано: «Построен на средства Православной церкви». Люди добрые отдали все, что имели, и мы дошли до логова фашистского зверя, чтобы испепелить его!

В конце августа 1943 года, когда я находился в Поволжье с инспекцией запасных полков, меня разыскал по телефону ВЧ Поскребышев и передал поручение Сталина отправиться в Ульяновск и посмотреть, как идет подготовка к возвращению в столицу Патриаршего Местоблюстителя с его свитой. Обеспечить помощь, если таковая потребуется. Однако у тамошних властей все шло без сучка без задоринки, мое содействие не понадобилось. Тем более что смиренный архипастырь по скромности своей не просил для переезда ничего лишнего, ограничиваясь лишь самым необходимым. Семидесятишестилетний митрополит, совершенно седой, с аккуратной белой бородой, чувствовал себя вполне сносно. Военные успехи наши, давшие возможность вернуться в Москву, питали энергию Сергия. Ум его был ясен и быстр. Изъяснялся он, кстати, на всех европейских языках. Глуховат стал, вслушивался с некоторым напряжением, глядя на губы собеседника.

Вечером 4 сентября 1943 года Председатель Совнаркома СССР Сталин принял в Кремле трех владык Русской Православной Церкви: митрополита Московского и Коломенского Сергия, митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия и Экзарха Украины митрополита Николая. Присутствовал первый заместитель Председателя Совнаркома Молотов. Обоюдное согласие сторон было полным. Встреча продолжалась долго и явилась предтечей важнейшего события в православном мире. А именно: 8 сентября в Москве состоялся епископский Собор. Девятнадцать церковных иерархов, съехавшихся с разных концов страны, избрали Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси. Им стал блаженнейший архипастырь Сергий (в миру Страгородский). Доселе Патриарший Местоблюститель, он первым после долгого перерыва принял столь высокий сан. Причем принял в трудное время, требовавшее объединения всех сил для борьбы за честь и независимость Родины. Государство и церковь становились крепче от взаимной поддержки, Сергий и Сталин хорошо понимали это. Воистину: престол царя — опора алтаря, алтарь — опора царского престола.

Интронизация состоялась в Богоявленском (Елоховском) кафедральном соборе. Но, увы, недолго пришлось состоять Сергию в высочайшем церковном сане. Он скончался менее чем через год, успев сделать за долгую жизнь очень много для укрепления русского православия.

Отпевали Святейшего в том же Елоховском соборе, сохраненном его стараниями, в котором часто правил службу он сам. А в стране праздновалась Пасха, бушевало цветение майских садов, и на горизонте алела уже заря Победы, в достижение которой немалую лепту внес Патриарх.

Находясь среди тех, кто провожал Сергия в последний путь, с волнением слушал я прощальные слова митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия:

— Христос Воскресе! Мы веруем, что пред лицом Воскресшего Господа нет умерших, а все живые, в видимом ли, или невидимом мире, и для всех Он Един есть и воскресение и жизнь. В муках скорби глубокой и тяжкой стоим мы у гроба Святейшего Отца нашего и Патриарха и провожаем дух его «в путь всея земли». Не только отца лишились мы с кончиною Святейшего Патриарха, мы лишились в нем доброго пастыря и мудрого Кормчего корабля церковного. На короткое время судил ему Господь восприять высокое звание Патриарха Московского и Всея Руси, главы Церкви Российской, как бы для того только, чтобы дать ему полноту славы церковной в воздаяние его великих заслуг церковных, и для того, чтобы увенчать его церковные заслуги. Не только Русская Церковь, но и весь православный Восток приветствовали его избрание и свидетельствовали об его высоких достоинствах. Когда страну нашу настигло испытание вражеского нашествия, тогда с особой силой проявилась в почившем Патриархе присущая ему горячая любовь к Родине. В многочисленных посланиях к пастырям и пастве он призывал всех русских людей стать на защиту любимой Родины. Он раскрывал всю ложь и сатанинскую мерзость фашизма, все величие подвига любви, какой совершают на поле брани наши доблестные воины. Он призывал всех приобщиться к их великому делу…

По завещанию Святейшего патриарха Сергия высшее руководство Русской Православной Церкви перешло к митрополиту Алексию (в миру — Симанский). Возведенный в сан, он стал Патриархом Алексием I, достойным и настойчивым продолжателем славных дел своего мудрого предшественника! Приведу еще одно высказывание Алексия, характерное для него, разделившего со своей паствой ужасы Ленинградской блокады, — высказывание праведное, не утратившее своего значения на многие годы:

«Война есть страшное и гибельное дело для того, кто предпринимает ее без нужды, без правды, с жаждою грабительства и порабощения; на нем лежит позор и проклятие неба за кровь и за бедствия своих и чужих. Но война — священное дело для тех, кто предпринимает ее по необходимости, в защиту правды, отечества. Берущие оружие в таком случае совершают подвиг правды и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, за родину, идут вслед мучеников к нетленному и вечному венцу. Потому-то Церковь и благословляет эти подвиги и все, что творит каждый русский человек для защиты своего Отечества».

Добавлю только: так было и так должно быть.

10 апреля 1945 года Патриарха Московского и Всея Руси Алексия принял Сталин. Состоялась откровенная дружеская беседа. Между церковью и государством установились нормальные доверительные отношения, которые продолжались, как я уже говорил, до смерти Иосифа Виссарионовича, до наступления пресловутой хрущевской оттепели.

Необходимое пояснение автора. Разделяя восхищение Николая Алексеевича Лукашова деяниями Патриархов — патриотов Сергия и Алексия I, нельзя умолчать о церковных руководителях, ничем не украсивших, не возвысивших свой сан, а, наоборот, принизивших его величавость. Речь пойдет о том, кто именуется Патриархом Алексием II (в миру — Ридигер). Чего больше в нем, святости или греха? Кому он служит, власти небесной или новоявленным хищникам — господам земным? Ему недостало совести и мужества в октябре 1993 года встать Божьим посредником между сторонниками законности, защитниками Конституции, осажденными в так называемом «Белом доме» — с одной стороны, и теми, кто по приказу кровавого диктатора расстреливал их из танковых пушек, продав души свои за доллары. А мог бы Патриарх выйти со святой иконой к враждующим людям, примирить соотечественников, прекратить братоубийство, используя дарованное ему свыше право «вязать и решать». Но не воспользовался, уклонился от решительного поступка, укрывшись в тихой больничной палате, за надежными стенами привилегированного лечебного заведения.

Еще более тяжкий грех лежит на Алексие II перед десятками миллионов погибших воинов, замученных в гитлеровских застенках страдальцев, перед умершими от голода и холода в военное лихолетье, перед неродившимися из-за войны младенцами. В то время, когда страна наша и весь мир отмечали пятидесятилетие Великой Победы и гибели исчадия ада, когда по Красной площади под красными победными знаменами в последний раз прошли торжественным парадом чудом уцелевшие, дожившие спасители человечества от гитлеровской чумы, Алексий II отправился в Германию, дабы свершить там позорный глумительный акт самоуничижения и самопредательства. В евангелическом соборе Берлина на совместном молении он торжественно извинился за те «страдания многих немцев» от тоталитарного режима, который «пришел на эту землю именно из нашей страны, а многие мои соотечественники поддержали его своими неправедными деяниями. За это я ныне прошу у вас прощения от имени многомиллионной и многонациональной паствы».