Тайный советник вождя - Владимир Успенский

С самой скверной стороны показал себя Никита Сергеевич Хрущев. Трудно даже понять, откуда у него, человека крещеного, взялся страстный антирелигиозный пыл. До войны он действовал тихой сапой, постепенно изничтожая «религиозный дурман» в тех местах, где правил, особенно на Украине. Опасался, знать, сталинского окрика. Не возражая наблюдал за тем, как Сталин при поддержке Калинина и Ворошилова все решительней проводит линию на сближение государства с православием. Из партийно-комсомольской лексики исчез термин «антирелигиозная пропаганда». Более того, государство вроде бы даже взяло опеку над церковью. Сразу после Победы, в 1946 году, в стране были открыты духовные семинарии и академии, ликвидированные в году 1918-м. По предложению Ворошилова, Московскому патриархату была возвращена Троице-Сергиева лавра. Возобновилась Киево-Печерская лавра, некоторые монастыри. Открылись около 22 тысяч храмов. Великий молитвенник за святую Русь митрополит гор Ливанских Илия, непрестанно просивший Матерь Божью о спасении России от вражеского нашествия, удостоился в 1947 году Сталинской премии: денежную часть награды Антиохийский иерарх отдал детям, чьи родные погибли в войне. Сталин неоднократно интересовался, как идет восстановление православных святынь, разрушенных немецкими захватчиками, особенно Новоиерусалимского монастыря, оказывал содействие. Кое-кто из партийных ортодоксов недовольно ворчал о «братании с попами», но открыто выступить против такой линии не решался.

Во время войны храмы, как, кстати, и водокачки, пострадали больше других построек. На этих высоких сооружениях устраивались наблюдательные пункты, «гнездились» корректировщики. Для артиллерии и авиации враждующих сторон это были первостепенные цели. То, что уцелело, надо было беречь. И берегли по мере возможности, навешивая таблички «охраняется государством». Но вот не стало Иосифа Виссарионовича, и Хрущев словно с цепи сорвался. Может, в отместку Сталину, может, из-за искренней неприязни к религии вновь повел атаку на «вредные пережитки». Только лишь в 1954 году по его инициативе было принято два постановления ЦК КПСС по поводу «успокоения и благодушия» в борьбе против «христианского дурмана». С резкими выводами и категорическими указаниями на сей счет. В результате за недолгое царствование Никиты Сергеевича, пресловутого зачинателя советско-российской демократии, в городах и селах страны было закрыто несколько тысяч (по моим непроверенным данным, около семи тысяч) действовавших храмов и молельных домов различных конфессий. Такова печальная арифметика.

Нет, Сталин не был воинствующим атеистом, как не был он и активным защитником религии. До поры до времени она не очень интересовала его, занятого политической борьбой, экономическим и военным укреплением державы. И не только забота о душе, а, прежде всего, деловые практические интересы побудили его на первые шага по сближению со священнослужителями, хотя, конечно, огонек православия, горевший в нем с детства, тоже давал себя знать.

А началось вот с чего. В довоенной нашей стране религиозные вопросы были в какой-то степени утрясены, сглажены — острые углы не торчали. Христиане вполне уживались с мусульманами, влияние других вероисповеданий практически не ощущалось. Ситуация изменилась, когда в 1939–1940 годах в состав Советского Союза вошли Западная Украина и Западная Белоруссия, Молдавия, республики Прибалтики, то есть регионы, отличавшиеся многообразием конфессий, сложными отношениями между христианами православными во главе с патриархом Московским и всея Руси, и христианами неправославными, для которых верховным владыкой был папа римский. Это католики разных мастей, лютеране, протестанты, сторонники других религиозных направлений. Местные националисты, выступавшие против воссоединения названных территорий с Россией, получали благословение тамошних служителей церкви, опасавшихся за отток своих прихожан от католицизма к православию, более чистому и притягательному для истинно верующих. А это — утрата влияния не только на души, но и на кошельки, на политику. Многие ксендзы тайно или даже явно поддерживали националистов, сепаратистов, разжигали неприязнь к православию, к новой советской власти, подталкивали на противодействие, на борьбу, в том числе и на вооруженную. Это вызывало соответствующую реакцию Москвы, как государственной власти, так и духовенства. Совладение интересов сближало.

И еще один благоприятный фактор. Тогдашний глава Русской церкви Патриарший Местоблюститель Блаженнейший митрополит Московский и Коломенский Сергий, пересекший уже семидесятилетний рубеж, был слаб здоровьем, но неколебимо тверд духом, почитая православие самой высокой и праведной верой, а русский народ самым последовательным и надежным хранителем этой веры в ее первозданности и чистоте. Почти так же рассуждал и Сталин, хорошо знавший историю церкви. По его мнению, от православия когда-то откололись те, кого не устраивали строгие религиозные требования.

У католиков преобладает рассудок, рационализм, у православных — совесть, чувство ответственности перед Богом, перед окружающими. Все то же стремление к справедливости, к равенству, к коллективизму, послужившее основой создания коммунистических идеалов. Поэтому православные легко и естественно восприняли идеи коммунизма, сменив только форму верования, но не суть. Коммунизм — развитие лучших сторон христианства. Теория верна и прекрасна, ну а практика всегда трудна и груба.

На мой взгляд, между помыслами, устремлениями митрополита Сергия и генсека Сталина при определенном различии, было все же немало точек соприкосновения. Весной 1941 года Иосиф Виссарионович неофициально навестил Патриаршего Местоблюстителя в его деревянном домике в Бауманском переулке — возле Елоховского (Богоявленского) собора. Пробыл там больше часа, с глазу на глаз беседуя с седобородым архипастырем. Было, значит, о чем поговорить, посоветоваться. Кстати, вскоре после этой встречи из тюрем и лагерей были выпущены почти все церковнослужители, за исключением тех немногих, кто совершил особо тяжкие преступления.

Готовясь к войне с Советским Союзом, Гитлер, сам искоренявший в Германии религию, рассчитывал, между прочим, на то, что «колосс на глиняных ногах» рухнет при первом же ударе, в частности потому, что коммунистов не поддержит православное и мусульманское духовенство, помня нанесенный ущерб и обиды. А следовательно, не поддержат и широкие массы верующих. Однако первые же дни великого сражения показали, как глубоко ошибался фашистский фюрер. Внутренние неурядицы, личные обиды — это одно, а борьба за православную веру, за Святую Русь — это совсем другое.

22 июня 1941 года, сразу после того, как по радио прозвучало сообщение о нападении гитлеровцев, митрополит Сергий собственноручно написал обращение ко всем пастырям и верующим, благословляя православных на защиту священных границ нашего Отечества. Разосланное по всем приходам обращение высшего духовного лица сыграло заметную роль в сплочении населения перед нависшей угрозой. Вот лишь несколько фраз из этого важного документа: «Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить наш народ на колени перед неправдой, голым насилием, принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему Отечеству. Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божиею помощью, и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении потому, что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед родиной и верой, и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы — православные, родные им по плоти и по вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить Отечеству в тяжкий час испытаний всем, чем каждый может… Господь нам дарует победу».

Воистину — святые слова! Как и последовавшие за ними дела Патриаршего Местоблюстителя, подававшего пример пастве. В начале октября, когда немцы приблизились к Подмосковью, когда танки Гудериана рвались от Орла Туле, митрополит Сергий обратился к Сталину с предложением освятить район предстоящих сражений, пронести по московской оборонительной линии икону Смоленской Божьей Матери, ту самую икону, с которой в 1812 году шли русские воины против французов на Бородинском поле. Несмотря на физическую немощность, Сергий хотел сделать это сам. Однако Сталин, охотно приняв предложение, настоятельно попросил архипастыря не участвовать в осуществлении замысла, опасаясь за его жизнь и здоровье. Дело доверено было, если не ошибаюсь, Ленинградскому и Новгородскому митрополиту Алексию, находившемуся тогда в столице. Во всяком случае, икону Божьей Матери на самолете провезли вдоль подмосковного оборонительного рубежа, как бы с неба благословляя места предстоящих битв. Пару кругов сделал самолет над Бородинским полем, где буквально через несколько дней развернулось сражение, во многом решавшее судьбу столицы. И опять повторилось там то, что произошло в 1812 году. Наши войска не потерпели поражения, добились успеха, нанеся большой урон басурманам, но в силу сложившихся обстоятельств вынуждены были покинуть свои позиции, уйти с легендарного поля. Отошли, правда, недалеко, на считанные километры, чтобы перекрыть там путь к Москве. В связи с начавшейся эвакуацией и опять же по просьбе Сталина, митрополит Сергий 14 октября покинул столицу в сопровождении близких ему священнослужителей, избрав местом пребывания город Ульяновск — он ведь сам родом с берегов Волги. В пути Сергий тяжело занемог, вероятно, простудился, была очень высокая температура. С одной из станций, через которую проходил поезд, поступило сообщение, что Сергий принял предсмертное причастие. Узнав об этом, Иосиф Виссарионович произнес известную фразу: «Это очень большая утрата. Это ведь он спас православную церковь от обновленческого раскола». Имелось в виду, что именно Сергий в свое время призвал верующих быть терпимыми к советской власти, чем предотвратил борьбу между государством и церковью, что имело бы гибельные последствия.