Гадюкинский мост - Ростислав Марченко

Боевые машины проскочили по берегу, ведя по рощам за рекой огонь с ходу, Никишин даже отчитался о расстрелянном ПТО, и развернули башни к вершине высоты 43,1, стрельба на которой тем временем стихла, дозор, видимо, уже добили – под брызнувшими из пулеметов трассерами несколько фигур на вершине мгновенно куда-то испарились. Умников, впрочем, это не спасло, наводчики переключились на тепловизионный канал.

– Опознание на вершине высоты снимается, дозор уничтожен. Отомстим за мужиков!

Две постреливающие для профилактики из пулеметов с ходу боевые машины десанта и бронетранспортер проскочили между высоткой и лесом, отрезая противнику возможность выйти в тыл опорного пункта и, построившись треугольником с двумя БМД впереди и БТРД в метрах пятидесяти сзади, двинулись вперед, навстречу своей и чужой судьбе.

Противник, как было раньше при появлении чужих «танков», исчез. Присутствие его на высоте выдавали только появляющиеся и исчезающие тепловые пятна голов наблюдателей и любопытствующих, которые немедленно принимали на себя огонь пулеметов и 30-миллиметровых пушек. Надежда, что противник испугается встречать атаку танков на голых склонах безвестной русской высотки, в определенной степени присутствовала, особенной вишенкой была бы паника при этом. В последнем случае спаслись бы только самые быстроногие лани, да и то не все. Не железные же немцы, в конце-то концов.

Спасти их даже частично, пожалуй, мог только заградительный артиллерийский огонь. Впрочем, да и он очень вряд ли, четырехорудийная батарея 105-миллиметровых гаубиц вряд ли могла поставить НЗО достаточной плотности, и уж тем более, что они вряд ли даже на него могли рассчитывать – батарея обрабатывала высоту 44,8, поддерживая атаку основных сил врага.

– Топор Десять – бронегруппе. Патронов не жалеть, раздавим их огнем, побегут – расстреляем в спины. Граб Два, ближе к вершине усиленное внимание по гранатометчикам.

– Принято, Топор Десять.

Идея задавить противника огнём вполне удалась, любопытствующие фрицы, демаскирующие себя тепловыми пятнами, под градом пуль и снарядов быстро кончились, противник окончательно исчез.

Немцы действительно оказались не железными. Когда БМД, хищно поводя стволами в поисках противника и профилактически постреливая короткими очередями из пулеметов, выскочили на вершину, враг обнаружился далеко внизу, в виде со всех ног улепетывающих к лесу на севере двух десятков спин.

– Да, яйца у них все же не как шведские шарикоподшипники. Юнусов, слева – направо. Никишин, справа – налево. Граб Два, центр! Огонь! Чтобы ни один не ушел!

Шансов добежать до леса под огнем двух БМД и бронетранспортера у впавшего в панику немецкого взвода не было. Никишин дал короткую пристрелочную очередь из 30-миллиметровой пушки, и бежавшего крайним справа немецкого солдата разорвало снарядами на куски. Следующего Сергей смахнул пулеметом. Тимур Юнусов, вставший в полусотне метров чуть ниже по склону, не постеснялся добавить снаряд из сотки, смахнувший несколько фигур взрывом, и… перед глазами мелькнула вспышка и грохнул по ушам взрыв, оставивший после себя звон в ушах. Чувство внезапной слабости и вырубленное электрооборудование в башне… Машина встала, двигатель заглох, однако связь, как ни странно, пока работала.

– Фрицы рядом, нас подорвали, лейтенант! – Никишин был жив и даже пытался соображать.

В принципе я был с ним согласен, когда собрал мысли в кучку. Противотанковым орудиям переправиться через Чернянку было сложно, да и уж больно сильно грохнуло для тридцатисемимиллиметрового снаряда. Однако в принципе нас могли достать и чем-то вроде восьмидесятивосьмимиллиметровой зенитки с другого берега, а это требовало совершенно иной реакции на угрозу, нежели наличие гранатометчиков в радиусе десятка метров от БМД. Проще говоря, при поражении артиллерией с большой дистанции экипажу требовалось немедленно покинуть машину – до вторичного ее поражения, а вот имея гранатометчиков вокруг нее, надо, как минимум, ловить момент, чтобы не расстреляли в люках. Как максимум, пытаться отсидеться в ней, пока боевые товарищи гранатометчиков не уничтожат.

Выбор варианта, что делать, сделали за меня немцы. По радиостанции заорал наводчик «Корда» с бронетранспортёра:

– Граб Два! Немцы на высоте! Десятый подбит, подбит! – И рядом ещё раз мощно грохнуло.

На этот раз БМД загорелась, чему я совершенно не удивился при баке-то на «спине» машины. Выбора не стало, в горящей машине с набитой 100-миллиметровыми снарядами и, что главное, зарядами каруселью боеукладки, отсидеться не получится. Собственно, когда в ней боеукладка полыхнет, и неподалеку от нее выжить будет определенной проблемой. Так что бежать от машины надо. Побыстрее и подальше.

– Экипаж, личное оружие к бою! Покидаем машину разом, по команде!.. Считаю до трех! Раз! Два! Три! Пошли!

Я распахнул люк над головой и, как мне казалось, слишком медленно вынырнул наверх, держа в руках готовый к бою автомат. Рядом лез из люка Никишин, впереди шустро выскочил на броню Денис Гибадуллин. Слева, поднимая фонтаны земли над разрываемым пулями бруствером окопа, хлестал пулемет с бронетранспортера, справа от БМД, в нескольких метрах от машины, лежал залитый кровью изломанный труп красноармейца, а за ним из основательно вырытой стрелковой ячейки целился в меня из винтовки такой знакомый немец с пучками травы, торчащими из-под сетки на каске.

Выстрел! Сильный удар в грудь, пойманный приход от скачка адреналина… долей секунды позже пришедшее осознание, что я жив… земля, ударившая в подошвы ботинок… неописуемое изумление на лице немца, не мешающее ему совершенно автоматически, не отнимая приклада от плеча, попытаться передернуть затвор… и поток пуль, что, подняв фонтанчики земли с бруствера, разорвал ему лицо и сорвал с головы стальную каску. Мгновением позже пришло осознание, что в окопах перебитого на вершине дозора сидят немцы и надо срочно найти укрытие. А как толчок дальнейшим действиям – гортанный выкрик справа с выстрелом и пулей, взвизгнувшей о броню за спиной.

Валить надо, пристрелят!

Машинально перекатившись влево, я навскидку рубанул длинной очередью в направлении каски в соседней ячейке, соединенной с первой неглубоким ходом сообщения, добавил короткую в направлении пулеметчика в ячейке и, пользуясь тем, что они спрятались, рискнул укрыться за машиной, к несчастью своему, буквально вылетев еще на одну ячейку с двумя фигурами в мышиных мундирах в ней, телом политрука и незнакомого красноармейца, выброшенных как бруствер на траве перед ними, а также неловко лежащего лицом вниз в нескольких метрах далее моего механика-водителя.

Рослый солдат, не обращая внимания на стрельбу за спиной и целясь в бронетранспортёр с перезаряжавшимся «Кордом» из противотанкового ружья, осознать, что пришла смерть, видимо, не успел. Строчка пуль слева направо пробила его широкую спину, направляясь к разворачивающемуся мне лицом товарищу и… тут автомат смолк, и передо мной опять сверкнули вспышки выстрелов…

Пули снова толкнули в грудь, обожгло бок и шею, перед глазами встало потрясенное лицо немецкого лейтенанта, и, осознавая, что не успею перезарядиться, я рванул вперед, пытаясь достать стволом такого близкого противника… Вот только немец неожиданно ловко смахнул удар в сторону своим пистолет-пулемётом с отстёгнутым прикладом. Далее я тупо врезался в него и подмял под себя, скатившись на дно окопа.

Радость доминирующему положению в рукопашной исчезла, не успев появиться. Потеряв в замешательстве пару секунд и барахтаясь над шевелящейся подо мной тушей, я чуть приподнялся, чтобы рубануть ее по голове посильнее и… откуда-то вынырнул ствол пистолета, упершийся мне в бок.

Хлопок, хлопок с ударами пуль в мою бочину, я навалился на руку врага, выкручивая оружие из нее. Еще два хлопка прозвучали где-то внизу подо мной… металлический вкус крови во рту… накатившая слабость. Сбросивший меня с себя враг пытался подняться, продираясь в тесноте меж сползшим на дно трупом товарища и пока еще живым русским недобитком, из последних сил отводящим от себя чужой пистолет. Перед глазами встало злорадное лицо немецкого лейтенанта со стоящим в глазах веселым бешенством. Немец выкрутил из захвата руку с пистолетом в ней и дернул ствол в мою сторону.

Как жалко… Ведь все должно было случиться совсем не так…

Последним воспоминанием в моей седьмой жизни стали частые толчки рукояти «ПЯ» в правой руке, с ответными вспышками на стволе «Вальтера» перед глазами…

Вспышка…

…Грохот грома. Я сижу на башне БМД и вижу очки «Revision Sawfly», скрывающие глаза ухмыляющегося сержанта Никишина.

– Как бы нам под первую в этом году грозу не попасть, товарищ лейтенант!

Грохот грома, вспышка, и моя БМД летит куда-то в тартарары, ломая непонятно откуда взявшийся вокруг подлесок…