Гадюкинский мост - Ростислав Марченко

– Есть.

– Выполняй, нечего тянуть. И так времени много потеряли. Егоров, тебя это тоже касается.

Егоров, отделение которого уже размещалось по боевой машине, кивнул. Парой секунд позже за спиной рыкнул заводящийся двигатель.

Шла моя седьмая жизнь, и я был полон решимости её отстоять. Между делом в ходе разговора нарисовалась еще одна ошибка, которая мною ранее в расчет не принималась.

ОШИБКА. Любые знания и умения личного состава – это серьёзный ресурс командира подразделения, преступно которых не знать и не уметь воспользоваться, если к тому имеются такие возможности.

Чтобы не подавать дурной пример молодёжи, помахать лопатой, копая себе ячейку, я не побрезговал. При всем искушении в моей ситуации действовать методом тыка, нащупывая очередной правильный вариант своей простреленной головой, мне было очень страшно, с устроителей данного мероприятия при появлении скуки станется прекратить эксперимент или в лучшем случае внести изменения в действия противника. В последнем случае в очередной раз наблюдать переброс из-за отсутствия у взвода или у меня лично окопов при огневом налете артиллерии противника мне вовсе не улыбалось.

К моменту появления красноармейцев на высоте 43,1 ячейку для стрельбы с колена я уже вырыл, так что повод чуть передохнуть, понаблюдав за ними в бинокль, пришелся весьма кстати. Наблюдение не вдохновляло, в прошлый раз выдвижение дозора госпиталем прошло мимо моего внимания, иначе бы я несостоявшимся предкам всё сразу же высказал. И, как я понадеялся вскоре, хоть в этот раз обязательно выскажу.

Первое, что обращало на себя внимание при этом выдвижении, это многострадальная полуторка, вылетевшая на вершину прямо как революционный броневик на площадь перед Зимним дворцом. С неё только красным флагом не махали. Далее из машины десантировался личный состав, который был застроен и примерно в течение пятнадцати минут – с активной жестикуляцией ораторов – проинструктирован. Далее эти трое деятелей погрузились в машину, после чего «газик» дунул в нашем направлении прямо по переднему скату.

Сказать, что я стал несколько напряжен и начал даже немного настраиваться на неконструктивное русло разговора, значит, ничего не сказать. Особенно после того, как полуторка выскочила на высотку к Бугаеву и десантировавшиеся из неё типы, а именно – знакомый политрук в очках-велосипедах, особист и статный мужчина в хромовых сапогах, тёмных галифе, защитной гимнастерке и замотанной белой повязкой головой под пилоткой, вывалили на гребень и начали рассматривать противоположный берег, передавая друг другу бинокль. Были замечены явные попытки расспрашивать замаскировавшегося в кустах дозорного и вытащить на гребень представившегося прибывшим, но оставшегося на заднем скате Бугаева.

В итоге старший сержант всё же не подчинился и, состорожничав воспользоваться радиостанцией, остался один на один с попыткой самоназначенной комиссии его застроить. Основную роль в выволочке играл тот самый статный мужчина, видимо, офицер из находившихся в госпитале легкораненых, возомнивший себя если не вторым Суворовым, то Кутузовым под Бородино точно. Только барабана под задницей не хватает, да и глаз после наблюдаемых его действий по уму стоило бы выбить[41].

– Мда, а я надеялся встречи с такими суворовыми избежать… Оказывается, долго уворачивался.

Копавший ячейку недалеко от меня Якунин, тоже понаблюдавший за развитием событий в свой бинокль, бросил на командира сочувственный взгляд. Я в расстройстве озвучил впечатления вслух.

Как бы долго Бугаев не прослужил в армии, ценясь за дисциплину и умение выполнять приказы, посылать в известном направлении, кого требуется, он тоже умел, тем более чужих командиров. Без этого в несокрушимой и легендарной не выжить, особенно коли их приказы противоречат приказам прямых командиров.

Видимо, получив неожиданно резкий ответ, офицер с повязанной головой лапнул кобуру, сержант дернул автоматом на груди, бойцы, прекратившие копать в ходе накачки, схватились за оружие и… конфликт погасил вставший между Бугаевым и склочным офицером особист. Обидевшиеся приезжие в скорби удалились с высоты, запрыгнули в машину и отправились пилить мозг уже мне.

Совершенство радиостанции передавало бешенство Бугаева во всей красе:

– Товарищ лейтенант, этот м…ак вообще упоротый! Я ему говорю: не демаскируйте позицию, а эта сука мне орёт: «Ты что, сержант, трусишь?!» Ещё и за пистолет хватается, урод!

На высоте 44,8 провокация неконструктивного диалога продолжилась. Как мною, впрочем, и ожидалось. Склочный чувак, оказавшийся подполковником с тремя «шпалами» на малиновых пехотных петлицах и с орденом Красного Знамени на груди чуть замедлился и, мазнув взглядом, прошёл мимо, не обращая внимания на попытку представиться. Последнее, как бы ни складывались у него ранее отношения с моими подчиненными, было явным и неприкрытым оскорблением уже меня лично, откровенно заставляющим жалеть, что Сашка ему прикладом зубы не выбил.

Испуганный политрук прикидывался мебелью, выпустивший на лицо тень циничной ухмылки особист смотрел на меня с интересом и, возможно, даже некоторой долей сочувствия. Что интересно, на вершину за подполковником ни тот, ни другой не пошли, а значит, аргументация замкомвзвода была вполне понятна вменяемому человеку, воспринимающему обстановку шире желания на глотке подчинить себе непонятное подразделение.

– Лейтенант, ко мне! – А вот и товарищ подполковник с вершины.

Ну что же, хамить я тоже умею. Может, и не стоило бы, но прогнозирование ситуации в случае, если я позволю подчинить себя данному военному с показанной тем упоротостью, не внушало оптимизма. Когда человек, не обращая внимания на аргументацию командира находящегося в засаде подразделения, откровенно портит замысел боя и в данном случае демаскирует его, это вообще-то относится к воинским преступлениям с немалыми сроками при наступлении тяжких последствий для виновного. Если его, конечно, удастся найти. О чем, впрочем, такие царьки никогда не думают.

– А вы, военный, простите кто?

Удивленно поднявший брови особист ухмылки уже не скрывал.

Взбешённый подполковник, резко развернувшись, устремился ко мне, сжимая бинокль так, словно хотел разбить им мою голову. Ну-ну, товарищ.

– Товарищ подполковник, если вас за годы службы в армии не научили представляться, прежде чем пытаться застроить не подчиненное вам подразделение, то самое время начать это делать. Потому что я вам не сержант замкомвзвода, а его командир. Замысел боя, который вы только что сломали на хрен, полностью демаскировав позицию находящейся перед нами немецкой разведке…

– Да как ты смеешь, щенок…

– Товарищ подполковник, либо вы вспоминаете уставные правила общения военнослужащих, хотя бы касательно вежливости, либо я вас арестую за умышленную демаскировку засады и срыв замысла боя по уничтожению противостоящего нам противника. И заткну рот кляпом. А если посмеете и за кобуру схватиться, еще и зубы прикладом выбью. Вытащите пистолет – расстреляю на хрен на месте. А потом напишу соответствующий рапорт, с описанием обстоятельств, которые высшую меру социальной защиты вам на голову обрушили, если это вас утешит.

Как сказал! Ну, как сказал, черт возьми! Сам не знал, что так умею! Да я просто горжусь собой! Никогда старшему начальнику так нагло не хамил! Тем более пехотному, который сейчас даже не мазута, а кобылий хвостокрут. Взвод тоже был в шоке, смотря на меня полными симпатии новыми глазами (как я надеялся). Подполковник, произнеся буквально пару слов, успел прямо залучиться популярностью среди масс.

Тем не менее, «выписывание рогов» подполковнику было действием правильным, такого рода царьки, при отсутствии сопротивления, людей мнут как пластилин, и ладно бы, чтобы данное умение давить и подчинять людей сочеталось с военными и сопутствующими им талантами, как было, допустим, у покойного Буданова, в одной части с которым когда-то служил отец. И который, в общем-то, из-за этого в лагерь и угодил. Так нет, это как раз вовсе даже не гарантируется.

Собственно, бывший командир 160 гв. тп тому пример крайне яркий. Полковник какое-то время думал, что умения вести оперативно-розыскные мероприятия по поиску прячущихся среди населения снайперов и прочих членов бандформирований зародились у него сами, приятным бонусом к умениям держать подчиненных за глотку, стрелять из танка и грамотно двигать подразделения по местности в соответствии с обстановкой. Итог известен, ничем хорошим ни для него самого, ни для его подчиненных и, уж тем более, для окрестного чеченского мирняка, как реального, так и мнимого, эти заблуждения не закончились.

Так что, идите-ка вы подальше от моего взвода, товарищ подполковник. Могу даже откровенно намекнуть куда. В ваших полководческих талантах, судя по действиям, можно откровенно сомневаться, а больше вы мне ну просто на фиг не нужны. Слишком тут много поставлено на карту, в этом сердце инопланетного эксперимента, который, неизвестно сколько ещё, продлится при моём успехе. Местный м…ак, который своими гениальными действиями запросто оставит фрицам трофеи, а то и пленных, здесь точно лишний.