Гадюкинский мост - Ростислав Марченко

Так что, идите-ка вы подальше от моего взвода, товарищ подполковник. Могу даже откровенно намекнуть куда. В ваших полководческих талантах, судя по действиям, можно откровенно сомневаться, а больше вы мне ну просто на фиг не нужны. Слишком тут много поставлено на карту, в этом сердце инопланетного эксперимента, который, неизвестно сколько ещё, продлится при моём успехе. Местный м…ак, который своими гениальными действиями запросто оставит фрицам трофеи, а то и пленных, здесь точно лишний.

Подполковник тем временем, будучи поставлен на место, немного скрыл гордость и предпочел перейти к конструктивному диалогу. Ну, я в общем-то и не удивлен, в окружении-то моих бойцов. Имея за спиной силу, он бы, конечно, иначе себя вел, но силы этой у него нет. Даже политрук с особистом и бойцы сзади на высотке – и те чужие.

– Лейтенант, где вы учились? Почему ваши люди на обратных скатах окопы роют? Вы как мост оборонять собираетесь, если из ваших ячеек мост не простреливается? Почему, черт возьми, готовые окопы и огневые сооружения не заняты?

Вот, уже и на вы заговорил.

– Учился я в Рязани, товарищ подполковник. А на данных высотах я собирался устроить огневую засаду. Скрытностью спровоцировать противника выйти из леса к мосту и уничтожить его на приречном лугу огнем боевых машин. Но благодаря вашим желаниям показать себя Наполеоном, после того как мои бойцы по-пластунски на соседнюю высоту выдвигались, этот замысел пошел прахом. И я теперь даже не знаю, что делать, время упущено, менять планы поздно. Минусы занятия окопов мостоохраны, я уверен, вы тоже увидите, если захотите.

– Чушь не неси, лейтенант, засады он тут ставит… Выводи свои танки на передний скат, окапывайся и расстреливай фашистов сколько душе угодно… Господствующая высота, открытая местность… Что тебе еще надо, что ты на ровном месте выдумываешь?

С ума сойти, у дураков действительно мысли сходятся. Поколебавшаяся было вера в себя начала немного регенерировать. Товарищ, вон даже до подполковника дослужившись, не может вспомнить примерно объемы земляных работ типовых сооружений из справочников и поделить их на количество личного состава с тоже в обязательном порядке преподаваемой общевойсковым начальникам производительностью, что тут с лейтенанта-то спрашивать?

– Я ничего не выдумываю, товарищ подполковник. Я вспоминаю, что на рытье окопов для моих машин, а это двадцать пять кубометров земли на каждую, по справочникам требуется сто человеко-часов, индивидуальной ячейки бойца – час, которых у меня может не оказаться. И не имея данных о силах противника и его вооружении, я не собираюсь раскрывать свои силы и подставлять машины под огонь поддерживающего атаку тяжелого вооружения врага, а также показывать их наличие, пока того не потребует ситуация. Подсказываемое вами решение ранее было мной обдумано и отброшено за очевидной неэффективностью.

– Много ты, лейтенант, в боевой эффективности понимаешь! Давно воюешь? А у меня еще на Халхин-Голе орден заработан!

Честно сказать, снова хамить я не планировал, не то место для склоки, но эти кривые понты с явным возвращением желания меня себе подчинить, только в этот раз уже не нахрапом, прямо просили соответствующего ответа этому наполеончику. Благо его даже выдумывать не надо, сразу вспомнился один военно-исторический тролль, который людям, певшим дифирамбы номонганскому инциденту, как-то напрочь настроение испортил. С темой я был знаком недостаточно, но судя по тому, что возмущение при всём неприятии замечания очень быстро затихло, возразить троллю было нечем.

– Это там, где японцы действиями пехотных дивизий в голой степи механизированный 57-й особый корпус чуть было не окружили? И если бы нам не повезло, не прибудь вовремя с инспекцией кавалерии корпуса генерал Жуков, который управление перехватил, верно и окружили бы, да? А так не смогли, хотя 11-я бригада об японский полк на Баин-Цагане и убилась. А потом японцы еще и сами из-под танковых клиньев в этой же степи пешкодралом выскочили, бросив только подразделения прикрытия? Мы ведь про один и тот же инцидент говорим? Я не ошибся, товарищ подполковник?

Я был готов ко всему, но не к тому, что подполковник зевнет как рыба на воздухе, сожмет кулаки и заткнется, не зная, что сказать. Политрук забыл, как дышать. Ухмылка с лица особиста исчезла, а сам он напрягся как перед броском. Вот так вот и закрывают дискуссии.

Правда, могут позже пожалеть об этом, до меня дошло, что все трое сообразили, что я цитирую недоступный им источник информации, а он в нынешние времена может лежать только под очень серьезным грифом. Собственно, при советской упоротости секретностью и откровенной дозировке информации сплошь и рядом, может быть, что на разных уровнях допуска разборы одних и тех же событий могут быть с совершенно различным содержимым и выводами. И уж кому, как не подполковнику, знать, как втирают очки в отчетах, а если он действительно участник событий – и наложить известную ему информацию на сказанные мною слова.

Тут, пожалуй, заткнешься, если секретный летёха в невиданном обмундировании с невиданным оружием и техникой, которого ты на хуцпе прижать пытаешься, цитирует документ, не имеющий ничего общего с победными реляциями, показывающими отдельные недостатки, к которым ты допущен.

– Думаю, попытки подчинить меня себе закончены, товарищ подполковник? Повторяю для не желающих меня слушать. Меня здесь нет. Я вам мерещусь. У вас уровня допуска нет, чтобы даже оружие мое рассматривать, не говоря уже о попытке подчинить себе, в результате чего противнику может достаться в трофеи совершенно секретная техника и вооружение, а я за ваши действия буду расплачиваться. Мое подразделение, моя техника, мои люди, моя ответственность – мои и только мои решения. Когда вам, товарищ подполковник, за ваши действия стенка грозить будет – тогда и поговорим. Может быть, я вас даже и послушаю. Впрочем, поверьте на слово, как только Москва про нас узнает, тут спецгруппы каждый кустик с микроскопом разглядывать будут, не говоря об опросах лиц, которые пытались наше подразделение себе подчинить, не сумев даже свой дозор на высоте, мать его так, скрытно выставить. Вопросы? Коли вопросов нет, товарищи… командиры, мне хотелось бы обсудить схемы связи с этим выставленным вами дозором и выяснить, какие за истекшее время меры приняты госпиталем для его эвакуации.

Далее разговор прошел во вполне конструктивном ключе. Взаимодействие обсудили, в штарм[42] дозвонились, про «немцы рядом» доложили, эшелон заказали и даже вывод «104-й отдельной танковой роты» тоже обеспечили. Как и в прошлый раз, начальник автобронетанковых войск армии, не знавший о существовании такого подразделения, грозился лично побеспокоиться о его выводе, коли госпитальное руководство подтверждает наличие совершенно секретной техники. Связи с госпитальным дозором разве что не нашлось. Если телефоны там и не были дефицитом, то кабели нашли в запасах только два километра, еле-еле до высоты 43,1 хватило. Связь с ним обеспечивалась ракетами. Политрук, остававшийся там старшим, зарисовал разноцветными карандашами таблицу сигналов в своей записной книжке.

На прощание подполковник отвернулся и залез в кабину, чем сбил с панталыку политрука, сухо мне кивнувшего и заскочившего в кузов, что вызвало очередную ухмылку у особиста, неожиданно подошедшего и тепло пожавшего мне руку.

– Держись, братишка.

Вот так вот и поговорили. Впрочем, наезд на подполковника с вопиющими нарушениями воинской этики, как мной и подозревалось, был полностью оправдан. После отъезда полуторки немецкий разведывательный взвод даже не подумал штурмовать мост самостоятельно.

Предки на высотке за спиной лениво ковырялись лопатами, соединяя ячейки в окопы на отделение. Оставленный полуторкой политрук какое-то время бегал по гребню, изображая руководство инженерными работами, однако потом исчез. Мои бойцы, выкопав ячейки, не только соединили их ходами сообщения, но и бросили еще один ход к вершине, на случай занятия переднего ската в последующем. Наблюдатели наверху вырыли окопчики для стрельбы лёжа. У Бугаева было то же самое.

Ничего не менялось, немцы отсиживались в лесу, хотя движение и парочку выставленных наблюдателей мои дозорные засекли. Их бездействие сильно напрягало, однако, поразмыслив, от решения вывести БМД наверх и начать окапываться по топографическому гребню высоты я отказался. Данный замысел повышал риск потерь и собственно не давал заметной выгоды. Три БМД и бронетранспортер обладали достаточной огневой мощью, чтобы отбить атаку пехотной роты и самостоятельно, в случае попытки охвата опорного пункта с тыла, окопавшиеся бойцы встретили бы их огнём – так что, поразмыслив, я решил своего замысла на данном этапе не менять. Немцы тоже не могут быть уверены, что на высотках кто-то есть.