Гадюкинский мост - Ростислав Марченко

Якунин, отрицая, решительно махнул перед ним рукой:

– А что семьдесят лет развития металлургии прошло, все забыли?

Народ, поддерживая мысль, одобрительно загудел. Я не вмешивался, позволяя коллективу высказаться. Одно упоминание сержантом такого умного слова, как металлургия, того стоило. Внушало надежды на светлое будущее России.

– Прошло-то прошло, да и наклоны должны играть, вот только, кто проверит точно, пробивает немка нашу броню или нет? Я знаешь, впереди сижу, если пробьют лобовуху, снаряд именно мой и будет. – Стоял на своём татарин. – Влад, ты помнишь, эти сорок ме-ме они с какой дистанции?

Егоров отрицательно махнул головой.

– Ну, вот то-то же. Если на трехстах-пятистах, чёрт его знает, вдруг смогут и продырявить. Опять же и подкалиберы у них есть.

– Я думаю, у фрицев бронепробиваемость где-то на уровне нашей тридцахи обычным снарядом, – не преминул включиться в дискуссию задумчивый замкомвзвода.

– Калибры рядом, снаряд чуть легче, начальная скорость выше, опять же семьдесят лет разницы, так на так должно и выйти. Значит, с больших и средних дистанций они нас наверняка только в корму и борта возьмут, в лоб на средних, наверное, могут пробить и в башню.

У задумчиво хмурящегося Никишина в памяти будто бы начали всплывать обстоятельства предыдущих смертей сержанта:

– На склонах или с высоты ещё через крышу достать могут. Да и вообще, черт его знает, как наша алюмишка немецкие снаряды держать будет. Они сильно тяжелее, да и скорость совсем не маленькая.

– Правило трёх калибров, Серега! Тебя и тут имеют в крышу! – Командир никишинского отделения младший сержант Севастьянов разделял увлечения приятеля[39]. Народ загоготал.

– Вова, мне вовсе не до шуток. Я читал, в Карабахе обычным ЗУБРб[40] лоб Т-72 в уязвимую зону рядом со смотровым прибором мехвода пробили. А Т-72 – это тебе не наш алюминиевый броненосец.

Я мягко вмешался в разговор, при всей полезности дискуссии имеющееся в моём распоряжении время требовалось экономить.

– Подведем промежуточные итоги. С фронта наши БМД на дальних и средних тридцатисемимиллиметровые снаряды вне уязвимых зон держат, бронетранспортер – картон с любого ракурса. На ближних дистанциях – неизвестно, наиболее вероятно – как повезет. При применении подкалиберных снарядов от пятисот метров и ближе ситуация значительно осложняется. Все всем понятно, Егоров может продолжать. Продолжайте, товарищ гвардии сержант.

Егоров прокашлялся, собираясь с мыслями, и продолжил рассказ о противотанковых средствах противника:

– В меньших количествах у немцев имеется пятидесятимиллиметровая противотанковая пушка ПАК-38. Бронепробиваемость не помню, я думаю, заметно выше тридцатисемимиллиметровки. К 22 июня выпустили немцы их мало, большое количество пехотных дивизий их получить не успело, а те, кто успел, эксплуатировали в смешанных подразделениях – один взвод на ПАК-38, остальные на колотушках. Кроме того, в противотанковых дивизионах РГК есть переделанные трофейные французские семидесятипятимиллиметровые пушки и очень широко используются восьмидесятивосьмимиллиметровые зенитки. – Егоров замолчал и выжидательно посмотрел на меня, ожидая реакции.

– Это всё? – Сержант осторожно кивнул, уже подозревая подвох.

– Хорошо. Обращаюсь к помощи коллектива. Какое противотанковое средство, очень распространенное, к слову, сержант забыл упомянуть?

Первым попытался ответить опять-таки уязвленный Егоров:

– Противотанковая пушка с коническим каналом ствола у немцев еще была, но её в частях еще меньше, чем ПАК-38.

Ох, какой я молодец! Не то что бы я считал себя умнее всякого подчиненного, да и знать в некоторых областях могу меньше, но показывать это немного вредно для командирского авторитета. Офицер должен быть как солнце – сияющим и недостижимым, и умничающий Егоров как раз дал мне шанс себя таким и показать. Информация о немецких «кониках» в моем мозгу когда-то отложилась.

– Ты, вероятно, имеешь в виду Панцербюхс-41 с коническим каналом ствола, сержант. Могу тебя разочаровать, это не противотанковая пушка, а противотанковое ружьё, и именно их наличие в немецких частях ты и забыл упомянуть. А между тем, это самое распространенное противотанковое средство в вермахте. Я не конкретно про фрицевский «коник» говорю, а вообще.

– Фе, – уязвленный Егоров скорчил презрительную мину и развел руками, – толку-то от этого говна. Оно же не пробивало ни хрена, а где пробивало – заброневое действие было околонулевым. Я у Свирина читал, что трофейным польским ПТР отстреливали заправленный и загруженный боекомплектом Т-26, с трех десятков выстрелов пробивших броню один из манекенов, изображавших экипаж, только и ранили, танк остался боеспособным. Заброневое действие околонулевое.

– Да, я тоже читал, что с нашими бронебойками было не шибко лучше, – сержанта поддержал мехвод бронетранспортера гранатометчиков Карнаухов. – Где-то в сорок втором году Т-70 возвращался из разведки и попал под замес противотанкистов, танк изрешетили с трех сторон, но сжечь так и не сумели, один из танкистов вон тоже получил тяжёлое ранение, и всё, чем кончилось.

– Безусловно, маленький калибр, малая масса пули, высокая скорость, броня пробивается, однако потери энергии колоссальны, на заброневое действие ничего не остаётся. Хотя у наших ПТР с заброневым действием и получше будет, но это неважно. Не из них по нам сейчас стрелять будут. – Моя речь просто сочилась самодовольством личности, наглядно доказавшей подчиненным, что она умнее и начитаннее их. Для усиления эффекта данного момента не жалко и послезнание использовать. Хотя это и нечестно.

– Однако вы, товарищи, забыли о некоторых приёмах, позволяющих усилить заброневое действие пуль ПТР.

– Заряд ВВ в пуле? Смешно, взорвётся при нагрузке на пулю при пробитии, даже если из вольфрама пулю сделать. Да и сколько там взрывчатки? Грамм? Два? – Егоров не успокаивался.

– Тепло, товарищ гвардии сержант. Почти угадал. Ты слышал что-либо о бронебойно-химических боеприпасах?

Егоров задумался:

– Бронебойные снаряды со снаряжением отравляющими веществами. Выпускались в довоенное время, но в войне не применялись ни нами, ни немцами. Испугались. Неактуально это, товарищ гвардии лейтенант. – Сержант не упустил случая подпустить шпильку.

– Действительно, травить экипажи химвеществами летального действия в войне не рискнули. Но ты забыл про вещества раздражающего действия, типа «Черемухи» или другой какой-нибудь слезоточивки, которыми немцы эффективность своих ПТР и поднимали. Какой объем будет отравлен при испарении грамма кристаллов, вследствие прямо, как ты говоришь, нагрузки на них при пробитии? Допустимая концентрация у слезоточивого газа на куб какая?

Народ, немного поразмышлявший, вспоминая те крохи, что отложились в памяти из школьной химии, в общем проникся. Но задетый за живое Егоров не сдавался:

– Так ФВУ будем постоянно включенным держать!

– Касательно ФВУ, это безусловно, сержант. Как закончим митинг, всем включить на вентиляцию и не выключать. Но ты опять забыл, что при всей его мощности объем воздуха внутри машины он меняет вовсе не мгновенно, кубометр – это целых тысяча литров, и распределено отравляющее вещество внутри машины тоже не равномерно. Чем ближе к зоне пробития – тем концентрация выше. Рассчитывать же на то, что попадание придется обязательно под воздухозаборник, я бы не стал. Короче говоря, если пуля со слезоточивкой пробьет броню рядом с тобой, даже при включенной фильтровентиляционной установке ты отравляющих вешеств всё равно нахватаешься, прежде чем вентиляция воздух в машине заменит. И радости тебе будет только то, что дуба от него не дашь, а лишь сопли и слезы полезут да дышать станет нечем. Машина в любом случае на какое-то время станет небоеспособной.

Егоров хотел бы дальше что-то возразить, но я жестом остановил его:

– Успокойся, сержант. Про бронебойно-химические пули это не сказка, а самая что ни на есть реальность. Брони у нас нет. Точнее она есть, но только с фронта, да и тогда – не для всего, что можем встретить, и далеко не на всех дистанциях. Чем ближе до фрица – тем мы уязвимее и тем сложнее нам воспользоваться мощью нашего вооружения. Будь у немцев просто ПТО, было бы не так плохо, наши тепловизоры, если уметь ими пользоваться, даже такую мелочь засекут на раз, а зенитки вообще должны светиться как новогодние ёлки, однако у немцев есть набор достаточно эффективных противотанковых средств ближнего боя, а именно гранаты и ПТР. И рассчитывать на то, что немцы зассут их использовать при нашем появлении, поверьте на слово, не стоит. Поэтому в ближний бой с ними нам никак вступать нельзя. В этой связи мы переходим к мнению скромно спрятавшегося за спину боевого товарища гвардии младшего сержанта Якунина.