Дороги детства - Ирина Франц

печь. Там стояли стол у окна и стулья. И у дверей – настенная вешалка из доски с двумя торчащими друг против друга «ушками» и протянутой на резинке ситцевой шторкой. И ничего особенного там больше не было, выходила она слева, если стоять спиной к залу, в другую спальню, где спал Павлушка. А справа была утеплённая дверь в кухню. В Павлушкиной спальне стоит железная кровать, тумбочка, стул и комод с трюмо – зеркалом с двумя дверцами-створками. Навсегда запомнила шторы в Павлушкиной комнате: в широкую зелёную полоску, а в каждой полоске – овалы с изображением попугаев. Примерно так. Как известно, шторы для каждого дома – своего рода визитная карточка, показатель достатка, ну или в любом случае – удачной покупки в райцентровском универмаге. И вот играли мы однажды с сестрой в этой самой комнате, так красиво они висели себе, эти шторы с овальными портретиками попугаев, как вдруг пришло кому-то из нас в голову взять их и вырезать! Освободить, так сказать. Взяли ножницы, которые лежали где-то на виду или в ящике комода, и вырезали всех попугаев.

Наверное, мы были очень довольны нашей работой, и бабе Эрне не хотелось портить нам настроение, поэтому она просто сильно удивилась, когда увидела дырки в занавесках. Только потом, когда пришла за нами мама и, увидев наше творчество, начала вздыхать и сокрушительно качать головой, выговаривая: «Что же вы наделали? Все шторы испортили! Ну надо же до такого додуматься!..» – мы осознали всё нами сотворенное.

А баба Эрна маму в это время успокаивала, говоря: «Да ладно, они же не знали, что так нельзя делать, в следующий раз не будут». На том все и успокоились. Вот пишу эти строки и только сейчас понимаю, как много это значит – когда тебя не ругают сильно за нелепую шалость, а пытаются только оправдать…

Йод, зелёнка, марганцовка

Изумрудно-зелёный, коричнево-жёлтый и фиолетовый – три цвета, неразрывно связанные с советским детством. Три незаменимых в домашней аптечке бутылька.

Хранится в бутылёчках утешение от ран. Знакомые с детства антисептики. Первая скорая помощь. Тёмные кристаллики марганцовки падают в воду, распуская фиолетовые лепестки. Всё больше и больше вырастают цветы, пока вода полностью не принимает их цвет. Удивительно, как такое маленькое количество крупинок может изменить её цвет.

Вот другой флакончик – крохотный, с узеньким горлышком и маленьким колпачком. Ярким оранжевым цветом вспыхивало пропитанное йодом белое облачко ватки. Йод обжигает плачущую кровью плоть, обдавая воздух специфическим пряно-спиртовым запахом.

Тёмная жидкость с зелёнкой хранится в маленьком прозрачном пузырьке. На вид она кажется чёрной, лишь по краям стекла видна светлая каёмка – изумрудная волна. «Раствор бриллиантовый зелёный» – написано на этикетке строгим аптечным шрифтом. Возникают вопросы. Почему бриллиантовый? Зелёнку делают из зелёных бриллиантов? Разве такие бывают? И что общего между драгоценным камнем и дезинфицирующим средством?

Первое знакомство с зелёнкой – когда, проболев ветрянкой, ты превращаешься в испачканное до смешной неузнаваемости зелёными пятнами существо. Зелёнка долго не смывается, и тебе приходится привыкать к своему новому облику.

Сколько раз мы падали в детстве, раздирая кожу… Бегали наперегонки, себя забыв в игре, желая только одного – победы. Выйти первым. Выиграть раунд. Азартом движимы, летали над землёй. Падения возвращали нас вниз, напоминая нам о существовании тела и боли. Мы здесь, чтобы жить. Но без падений не обойтись. Бежали к маме со слезами, с недоумением в душе. Как так могло случиться?

Падения всегда неожиданные, и тем коварны. Прийти в себя от секундного шока… ты ещё сидишь на земле, поднимаешься и смотришь вокруг себя. Мир такой же, как прежде. Ничего не изменилось, и кажется – ему нет до тебя и твоей боли никакого дела. Только испуганно подбегает к тебе детвора. Но они уже ничем помочь не могут. Из разодранной от скольжения по земле кожи течёт кровь. Это – тоже ты, твоя плоть. Но ты как бы отстранился от себя, видишь всё со стороны. Испачкана в земле кровоточащая дыра, прилепились к разорванной коже мелкие серые камешки и пыль. Ты плачешь, но уже не чувствуешь боли. Ты плачешь, скорее, от обиды на себя за своё падение, или от обиды на свои ноги, что они не несли тебя как надо. Что делать? Первым делом – подуть на ранку, тогда она не будет так болеть, хотя бы в первые секунды…

Дома мама обмывала рану, сетуя на то, что мы не смотрим под ноги, когда бегаем. Но что с того толку? Ведь уже поздно. И можно ли предупредить падение в следующий раз, когда, забыв себя, помчишься ты опять навстречу победе, увеличивая скорость, напрягая мышцы, изо всех сил стремясь опередить соперника?.. Где твой лимит? Сколько пробежишь ещё? Ты испытываешь свои возможности, выжимая из себя максимальную скорость, здесь нет притворства, нет игры в игру, здесь все поставлено на кон.

Боль уже прошла, и ты, чуть прихрамывая, снова выбегаешь на улицу. Ты не можешь не выбегать в игру снова, несмотря на падения, ушибы и минутные слёзы. Мир ждёт тебя, приглашая играть. Там, на дороге, догоняет друг друга детвора, летает мяч, гремят снаряды, и продолжается стрельба, идёт война, идёт борьба, и тебе просто нужно, необходимо возвратиться обратно туда…

Ничего, до свадьбы заживёт – будут потом говорить взрослые. Ничего не случилось. А пока до свадьбы далеко, хранится дома зелёный бриллиантовый раствор, который обезвреживает раны, выжигая боль.

Столовая

С левой стороны от нашего дома, если смотреть на запад, куда заходило солнце за сопки, на вершине которых стояли строем, будто древние воины-стражники, казахские мавзолеи-могилки, была столовая. Это был такой же саманный дом-барак, но, в отличие от других, одноквартирный, с одним входом, хотя по размеру не уступал всем остальным домам. В палисаднике столовой росли высокие ветвистые тополя с душистыми листьями – тёмно-зелёными сердечками с резными краями.

Весной летал от них повсюду пух, а летом шуршала нежно их листва от ветра. Судя по толстым высоким стволам, было уже много этим деревьям лет. По рассказам, наш посёлок начали строить в начале пятидесятых годов, многие переехали сюда из Корук-Чара и Каракольтаса, скорее всего, когда спецпереселенцам разрешили менять место жительства после отмены закона о ежемесячной отметке всех высланных в местной комендатуре. Наверное, тогда же были построены здания клуба и конторы. А в доме столовой была раньше начальная школа. Интересно было бы узнать, как возникли дома и улицы, кто посадил первые деревья, и