КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2 - Валентина Мальцева

— Кого? — отрешенно спросил Берия, тупо уставившись в спинку переднего кресла.

— Долгопольского, кого же еще?

— Зачем брать? — взгляд Берия принял осмысленное выражение. — Пусть катится в свою Норвегию! Сегодня же!.. Нет, ты подумай, Кобулов, эта глиста не узнала меня! Меня!!

* * *

…В баре уютного трехэтажного отеля «Крайс», сквозь идеально вымытые стекла которого окаймленное песчаными горбами дюн побережье Северного моря напоминало полотна фламандских маринистов конца XVII века, господина Вилли Брейгштедтеля прекрасно знали: в последние три года сухонький мужчина в шляпе и неизменном черном костюме приходил сюда каждое утро, ровно в десять, садился на одно и то же места у окна, выпивал большую чашку кофе-фильтр с молоком и сдобным французским рогаликом, внимательно просматривал свежий выпуск лондонской «Файнэншл тайме», иногда, прочитывая колонки биржевых курсов, скорбно покачивал головой, — дескать, куда катится мир! — оставлял на блюдечке неизменный гульден чаевых и исчезал до следующего утра. Иногда господин Брейгштедтель появлялся в баре с молодыми женщинами — как правило, разными. Бармен Йохан — крупный, лысоватый валлонец средних лет, а также его сменщик, Людвиг — уроженец Раппало, женившийся на голландке и переехавший навсегда в Гаагу, единодушно признавали отменный вкус господина Брейдштедтеля: обычно, женщины, с которыми он появлялся в баре, были выше своего тщедушного кавалера сантиметров на десять— пятнадцать и выглядели как американские кинозвезды. Бармены не были ханжами и понимали, что шестьдесят пять лет для мужчины — еще совсем не тот возраст, когда имеет смысл добровольно отказываться от плотских утех. И поскольку здравый смысл и мужское самолюбие подсказывали Йохану и Людвигу, что вряд ли длинноногие и полногрудые красавицы, формам бедер которых вполне могли бы позавидовать виолончели Страдивари, могут испытывать к невзрачному господину Брейдштедтелю нечто большее, чем платонические чувства, их вывод был однозначным: господин Вилли Брейдштедтель, хоть и оставляет на чай всего один гульден, на самом деле человек состоятельный, если может вызвать неподдельный интерес таких потрясающих красавиц.

Вот почему появление постоянного клиента бара в обществе очередной красавицы — эффектной брюнетки лет тридцати с удлиненными восточными глазами и матовой кожей, не вызывало у Людвига, меланхолично протиравшего стаканы, никакой реакции. Моментально откликнувшись на заказ и расставив на столике посетителей кофе с рогаликом для Брейдштедтеля и рюмку «кампари» для его дамы, Людвиг краешком глаза увидел, как постоянный клиент, поблескивая от вожделения стеклами очков, ласково гладит точеное колено своей спутницы, хмыкнул про себя и удалился на свое рабочее место за стойку. Уроженец Раппало был бы несказанно удивлен и даже ошарашен, доведись ему услышать хотя бы несколько фраз из диалога странной парочки. Но отель «Крайс» считался респектабельным заведением, а любопытство бармена — самым страшным пороком, абсолютно несовместимым с этой благородной и во многих отношениях полезной для общества профессией. А потому Людвиг неслышно пробормотал себе под нос: «Надо же!..» и вернулся к прерванному занятию — протиранию высоких стаканов для пива.

Тем временем господин Брейдштедтель, он же Святослав Парфенович Долгопольский, с непередаваемым выражением сексуальной благостности на морщинистом лице, нежно ворковал по-голландски:

— Не так быстро, милочка. Спокойнее, обстоятельнее. Ничего не упускай. Важна любая деталь, даже самая незначительная… Говори, девочка.

— Я проверила все, — негромко начала Белинда. — В этом районе два банка. Оба американские. Отделение «Чейз Манхэттен бэнк» и «Стернер иншуренз бэнк». Я думаю, наш объект — последний.

— Почему ты так думаешь, девочка? — ласково спросил Долгопольский и погладил Белинду по руке.

— «Стернер иншуренз» — в тридцати метрах, по другую сторону улицы, — ЗАУЧЕННО отвечая на ласку многообещающей улыбкой, отрапортовала женщина. — «Чейз Манхэттен» расположен в двухстах пятидесяти метрах, за утлом, напротив отеля «Резиденс-сквер». Макс отхронометрировал: выйти из машины, дойти до банка, обратиться в отдел абонированных сейфов, положить документы, выполнить все процедуры с подписями, вернуться — и сделать все это за десять минут можно только, если объект был в «Стернер иншуренз».

— Значит, «Чейз Манхэттен» отпадает?

— Теоретически.

— То есть?

— Ну, если он все делал бегом, если в «Чейз Манхэттен» были заранее предупреждены о его визите, если процедура там была сокращена до двух — максимум трех минут, тогда возможен и этот вариант. Но, подчеркиваю, это сугубо теоретически…

— И ты решила идти в «Стернер иншуренз»?

— Да. Я связалась со Вторым и он санкционировал.

Долгопольский поморщился:

— Кто пошел? Оба?

— Нет. Только я.

— Документы?

— Третий вариант. Очки, парик, ну и так далее…

— Где был Макс?

— В операционном зале. На подстраховке. Тоже по третьему варианту.

— Рассказывай дальше.

— Я сразу же направилась к администратору, сказала, что хочу абонировать сейф для драгоценностей. Он переправил меня к начальнику отдела, ведающего этими операциями…

— Тоже в зале?

— Нет, меня провели в отдельный кабинет на втором этаже.

— Его имя?

— Он представился как Эверт. Роберт Эверт.

— Опиши его, — коротко приказал Долгопольский. — Ничего не пропускай.

— Мужчина средних лет. Где-то между тридцатью пятью и сорока. Очень высокий. Рост, примерно, 193–195 сантиметров. Волосы светлые, с заметной сединой на висках. Цвет кожи желтоватый, нездоровый. По-видимому, почечник или что-то в этом роде. Очки в тяжелой роговой оправе с дымчатыми стеклами. Глаза, скорее всего, светло-карие. Американец — и по выговору, и по манерам. Зубы нормальные, между двумя передними верхними — незначительное диастимическое расстояние. Миллиметра два-три, не больше. Руки ухоженные, на правом пальце перстень выпускника Йельского университета. Одет в темный костюм, белую сорочку, темно-бордовый галстук. Одним словом, типичный клерк…

Белинда потянулась к висевшей на спинке стула сумке и вытащила оттуда длинную пачку «Саратоги» и изящную газовую зажигалку в форме подковы.

— Потерпи, девочка! — Долгопольский прижал руку Белинды с зажатыми в ней сигаретами и зажигалкой к столу. — Мне уже поздно привыкать к никотину. Да и незачем. Продолжай…

— Я представилась, сказала, что хочу абонировать сейф для драгоценностей, которые я оцениваю примерно в два миллиона долларов…

— Как он отреагировал на сумму?

— Спокойно: улыбнулся, что-то пробубнил о чести для банка и поинтересовался, почему я обратилась именно в «Стернер иншуренз».

— То есть сразу же тебе подыграл? — резидент хитро прищурился.

— Почему же «подыграл»? — Белинда пожала плечами. — Такова форма. Мы изучали процедуру, вы же знаете!..

— Да-да, — пробормотал Долгопольский. — Конечно. Продолжай, девочка.

— Я сказала ему, что обратиться в «Стернер иншуренз» мне порекомендовал приятель моей близкой подруги, оставшийся очень довольным качеством обслуживания в этом банке.

— Эверт поинтересовался у тебя именем этого приятеля?

— Не сразу… — Белинда забрала со стола сигареты и зажигалку, положила их обратно в сумку и внимательно посмотрела на Долгопольского. — Простите, но вы спрашиваете меня таким тоном, словно я все сделала не так…

— Ты не ответила на мой вопрос, девочка, — мягко напомнил резидент.

— Вначале Эверт сказал, что всегда приятно слышать добрые слова о своем банке, а потом спросил, как зовут приятеля моей подруги. Как и было условлено, я сказала, что точно не помню, — то ли Гарри, то ли Харви, по профессии он адвокат, а фамилию его я просто не знаю — моя подруга так часто меняет приятелей!.. И уже потом показала Эверту фотографию Мишина с моей мнимой подругой…

— Эта фотография с тобой, девочка?

— Да.

— Покажи мне ее.

Белинда вновь потянулась к сумке, достала оттуда солидный блокнот для записей и кредитных карточек в переплете из натуральной телячьей кожи и извлекла одну из нескольких десятков фотографий из личного архива подполковника КГБ Виктора Мишина, переданных Цвигуном генералу Никифорову. На фото Мишин был изображен в обнимку с молоденькой, коротко остриженной белокурой девушкой в спортивной майке и белых шортах. На втором плане была отчетливо видна узорчатая арка железнодорожного вокзала в Гамбурге.