Калила и Димна - Абдаллах аль-Мукаффа

Я рассказал вам эту притчу, чтобы вы поняли, как легко оступиться и совершить ошибку словом и делом тому, кто выдает себя за знатока, не зная своего места. И если вы забудете об этом, с вами может произойти то же, что и с тем невеждой, и пенять вам нужно будет лишь на себя, а не винить кого-либо иного. Мудрецы сказали: «Говорящему воздастся по его словам». Я жду ваших слов, говорите и будьте правдивы!»

Тут встал кабан, предводитель царских свиней, что ведал дворцовой кухней, чванный и высокомерный, ибо был он ближайшим другом и любимцем царя, и сказал: «Послушайте мои слова, высокородные и почтенные господа, и не упустите ни единого звука, ибо в речах моих великая польза. Еще древние мудрецы говорили, что праведников можно отличить по их облику и виду. Вам же, высокочтимые, по неизреченной милости бога ниспослан дар узнавать по внешности не только праведников, но и злодеев, по отдельному и как бы ничтожному признаку судить о целом. Поглядите на этого проклятого Димну, и вы увидите не один, а множество признаков, говорящих о том, что он злодей и коварный предатель. Всмотритесь в него — и вы согласитесь со мной и убедитесь в этом».

Судья сказал кабану: «И я, и все присутствующие поняли, что ты — великий мастер определять по внешности признаки злодейства. Объясни нам, что ты имеешь в виду и какие признаки ты усмотрел в облике этого шакала».

И предводитель царских свиней стал поносить Димну, называя обманщиком и негодным предателем, а потом сказал: «В книгах, что составили древние мудрецы, написано: «Если у кого-нибудь бегают глаза и левый глаз меньше правого, если держит он нос по ветру, если ходит, опустив голову, и постоянно озирается, то он, без сомнения, злонравен, лукав и вероломен». И все эти признаки видим мы у Димны, посягнувшего на друга царя, праведного и достойного вазира».

«Ну и диво! — воскликнул Димна. — И ты, грязный и уродливый, еще говоришь о каких-то признаках, когда среди всех нас не найти более скверного облика, чем у тебя! И еще более удивительно, что ты осмеливаешься находиться при царской особе и даже подавать царю пищу при всей своей неряшливости и уродстве и при всех пороках, которые известны и тебе, и твоим родичам, и царским приближенным. Ты указываешь на меня, хотя я благообразен и тело мое чисто и без всяких уродств и пороков. И не только я знаю, что ты безобразен видом и порочен нравом, это может подтвердить всякий, кто здесь присутствует. Раньше я не говорил об этом, так как мы были друзьями, но теперь я скажу лишь о твоих явных пороках, не касаясь тайных, ибо ты оклеветал меня, обвинив во лжи и предательстве, бросив в лицо незаслуженные оскорбления, и доказал свою враждебность, сказав во всеуслышание то, о чем не имеешь ни малейшего представления.

Тот, кто узнал тебя по-настоящему, должен посоветовать царю отказаться от твоих услуг и по крайней мере отставить от кухни, и если бы ты стал пахарем или землекопом, то не справился бы как должно и с этим делом, хотя у тебя для этого есть рыло. Лучше тебе не касаться никакого ремесла, ибо ты не можешь быть даже дубильщиком или цирюльником, что у дороги пускает кровь простонародью, не говоря уже о том, чтобы служить знатным людям или самому владыке.

Что же касается упомянутых тобою признаков, то ни один разумный и справедливый судья не станет руководствоваться подобными нелепостями, ибо для того, чтобы доказать виновность или невиновность, существуют свидетели и доказательства. И если бы судили по внешности, то награждали бы за красоту и карали за уродство, и ты заслужил бы самую жестокую кару. И каждый злодей мог бы оправдываться тем, что не виновен в своем преступлении, ибо имеет от рождения те признаки, о которых ты говорил, и ему на роду написано и предопределено быть преступником. Тогда и меня нельзя судить: коль у меня все признаки вероломного предателя и я оклеветал Шатрабу, — упаси меня боже от этого! — то куда мне деваться от этих признаков? Ты спутал суд с судьбой и не понимаешь, что судьба — это божий суд, или предопределение. И если дело обстоит так, как ты говоришь, то никого нельзя карать за проступки, ибо каждый может сослаться на те самые признаки, что сотворены вместе с их обладателем и рождаются с его рождением и от которых нельзя избавиться. Значит, тот, кто сотворил эти качества и их обладателя, знает в точности, в какой день совершится благое дело или преступление, и заранее предусмотрел награду и меру возмездия, а это вопиющая ошибка и непомерная глупость, в чем, кроме тебя, никто не усомнится. Ты слышал кое-что и пустился в рассуждения, но коль скоро ты не понял сути, то и рассуждения твои ничего не стоят.

Я не считаю себя самым разумным и образованным в этом высоком собрании, но сдается мне, что на тебя не стоит тратить слов, ибо я ответил всем, тебе подобным, приведя притчу о невежде, что выдавал себя за лекаря и погиб от собственного лекарства. К тому же из слов твоих вытекает противное тому, что ты хотел доказать: вместо того чтобы обвинять меня, ты произнес слова оправдания, ибо если добро и зло предопределены какими-либо признаками, нельзя ни восхвалять добродетельного, ни осуждать злодея.

Ты, не разобравшись в деле, разглагольствуешь о моих пороках, забыв о том, что твои пороки во сто крат хуже. Недаром крестьянин сказал своей жене: «Погляди сначала на себя, а потом уж осуждай других».

«Что это за притча и как было дело?» — спросил судья, и Димна начал: «Рассказывают, что на одно селение напали враги. Они перебили множество жителей, а остальных увели в плен, отобрав у них все достояние, и сорвали с них всю одежду. В числе пленных были крестьянин и его две жены, которых хозяин заставлял собирать хворост. Однажды отправились они нагишом на гору, и одна из женщин нашла лоскут материи и повязалась им, чтобы хоть немного прикрыться. Увидев это, другая женщина сказала мужу: «Посмотри-ка, она ведь голая, а повязалась тряпкой!» Но крестьянин ответил: «Погляди сначала на себя, а потом уж осуждай других!» Что же касается тебя, свинья, то я перечислю сейчас лишь немногие из твоих пороков, о которых тебе надо подумать, прежде чем судить о невинных и беспорочных».

«Ты осмеливаешься обращаться ко мне с подобными речами и бросать мне в лицо такие обвинения?» — воскликнул в гневе предводитель свиней, и Димна ответил: «Да, и скажу о тебе сущую правду. О тебе буду я говорить и тебя позорить, о зловонный, избравший грязь своим ложем, кривоногий, с разрезанными ступнями, обжорливый, с раздутым брюхом, плосконосый, с раздвоенными губами, скверный видом и нравом, кому сопутствует дурная слава!»

Услышав слова Димны, предводитель свиней изменился в лице, заплакал от горя и стыда, колени его ослабели и язык замер, ибо он был посрамлен и унижен, а Димна, видя, что его противник повержен, сказал: «Тебе еще долго придется плакать, и еще горше ты зарыдаешь, когда царь, проведав про все твои пороки, отставит тебя от твоей должности и, запретив являться к нему на глаза, вовсе отстранит от службы».

А на суде присутствовал некий шакал по имени Раузаба, которому царь поручил, втайне от царицы и судьи, доносить обо всем, что происходит, ибо испытал его и питал к нему полное доверие. Услышав речи Димны, тот шакал отправился в царские покои и слово в слово передал, что сказал Димна о начальнике царской кухни, и царь тотчас же приказал отстранить предводителя свиней от его должности и запретил являться на глаза царю и входить в царский дворец. Что же касается Димны, то лев велел отвести его снова в темницу. К тому времени прошла большая часть дня, и судья позволил собравшимся разойтись, а писцам было велено записать все, что было сказано. Судья, просмотрев записи, поставил свою печать, и все отправились по домам.

А этот Раузаба, доверенный царя, был давним другом Калилы. И случилось так, что Калила, терзаемый страхом, беспокоясь о судьбе Димны и думая, что, если откроется их близость, могут заподозрить и его, внезапно занемог и вскорости умер. И тогда Раузаба отправился в темницу, где был заключен Димна, и рассказал ему о смерти Калилы. Не было предела горю Димны, и он, проливая слезы, промолвил: «Зачем жить мне после смерти верного друга? Что у меня осталось в этом мире? Я лишь благодарю всевышнего бога за то, что он послал мне такого заступника, как, ты, о Раузаба, возлюбленный брат и помощник. И видя твое внимание и заботу обо мне, я верю, что всевышний милостив ко мне и пошлет мне спасение. Знай, о Раузаба, что в тебе вижу я свою единственную надежду и опору в это трудное время и прошу исполнить одну мою просьбу. Я прошу тебя найти место, которое я тебе опишу, и взять оттуда наши с Калилой сбережения, которые нам удалось собрать по воле Всевышнего ценой великих трудов и всяческих ухищрений. Взяв эти деньги, принеси их ко мне в темницу».

Раузаба, найдя место, которое описал ему Димна, принес деньги в темницу, и Димна, отдав ему половину, сказал: «Ты, как никто другой, пользуешься доверием царя и без спроса входишь к нему в покои, и слышишь, о чем беседует царь со своей матерью и приближенными. Внимательно прислушивайся к их речам, запоминай, насколько верно передают они царю то, что происходит в суде, и правильно ли записывают обвинения моих противников и мои ответы, что скажет обо мне царица, в чем лев будет соглашаться с ней и когда станет противоречить и спорить».