Калила и Димна - Абдаллах аль-Мукаффа

И видя, что лев молчит, царица добавила: «Не думай, что мне неизвестны изречения мудрецов о соразмерности проступка и наказания или я не знаю, как опозорен бывает тот, кто разглашает доверенную ему тайну. Я рассказала тебе все, что мне сообщили, ради твоей пользы, ибо если все это дело — твоя ошибка, казнь невинного по ложному наговору, предательство шакала и его безнаказанность — дойдет до ушей простонародья, то дурные последствия неотвратимы и не избежать возмущения и смуты. Тебе ведь известно, что простонародье только и помышляет о том, чтобы предать царя, и каждое упущение правителя служит доводом и причиной неповиновения буйных глупцов, поступки которых одобряет простонародье, ведь вожаки его прежде всего ополчаются против решительных и разумных».

Едва царица умолкла, лев приказал позвать к нему предводителей войска, вельмож и приближенных, и когда они собрались в его покоях, он велел привести Димну. Представ пред царские очи, шакал увидел, что повелитель нахмурился и глаза его грозно сверкают. Обратившись к одному из придворных, Димна спросил: «Что случилось? Почему наш царь гневен и печален?» Услышав слова Димны, царица повернулась к нему и сказала: «Царя печалит то, что ты еще жив. Но сегодня это кончится, и тебе не прожить даже мгновения после вынесения приговора!»

«Ни слова не прибавишь к изречениям древних! — воскликнул Димна. — Недаром они говорили: «Кто больше всех бережется беды, того она быстрее постигает». О царь, негоже, чтобы ты, твои приближенные и твое воинство становились примером несправедливости и насилия! Я могу привести известную поговорку: «Сам себя наказал тот, кто, зная нравы злодеев, навязался к ним в приятели». Поистине, правы отшельники, что, отрекшись от мирской жизни, предпочли одиночество общению с себе подобными, а любовь к богу — любви к его созданиям! Кто, кроме бога, воздаст добром за добро и благодеянием за благодеяние? Если попросишь о помощи — не получишь ответа, если совершил благодеяние — не жди благодарности, и заблуждается тот, кто ждет воздаяния от смертных, а не от Всевышнего. Подданные царя поступают по-разному и часто заблуждаются, но цари не должны быть рабами своих заблуждений. Царь вправе требовать от подданных добронравия, разумных поступков и похвального поведения, они же могут просить у него лишь справедливости и достойной награды за преданность. Наилучшим проявлением преданности издавна считались искренние советы, и я старался в этом услужить нашему повелителю. Всем известно, что между мной и Шатрабой не было ни вражды, ни соперничества, и я не желал ему зла, ибо не было в этом для меня ни малейшей выгоды. Я лишь осведомил царя о своих подозрениях и предостерег его, дабы не застали его врасплох вражеские козни и приготовления, и царь убедился в истинности моих слов, заметив некоторые признаки, на которые я указал ему. Я был честен и прямодушен, и это пришлось не по вкусу моим врагам и соперникам, так что они сговорились погубить меня. Я и не помышлял, что царь наш когда-нибудь будет печалиться из-за того, что я еще жив, и что это и станет моим воздаянием».

Выслушав слова Димны, лев промолвил: «Отведите его к судье, и пусть он хорошенько рассмотрит это дело, ибо я не могу вынести решения ни против него, ни в его пользу, пока не узнаю всей правды».

И Димна, поклонившись царю, произнес: «О повелитель, лишь после долгих трудов обнаруживается свет правды, делающий слепого зрячим и рассеивающий тьму лжи. Так огниво и кремень таят в себе жаркое пламя, но огонь не вспыхнет до тех пор, пока не приложишь старание. Пусть судья будет прилежен — я не страшусь того, что раскроется истина, а ведь если бы я чувствовал себя виновным, то сердце мое наполнилось бы ужасом и трепетал бы я пред правосудием. Чем лучше узнают обстоятельства дела, тем явственнее становится чистота помыслов невинного и виновность злодея. Так с каждым дуновением ветра все шире разносится аромат мускуса или вонь разложившейся падали. Если бы знал я за собой вину или даже какой-либо ничтожный проступок, разве осмелился бы я оставаться у царских врат, ожидая жестокой казни?

Я прошу, чтобы царь велел судье, коего он приставит к рассмотрению моего дела, каждый день докладывать ему о том, какие доводы привел я в свою пользу и какие доказательства моей невиновности удалось ему обнаружить, дабы повелитель составил себе верное представление обо мне и о моих противниках, чтобы ему были ведомы все мои поступки по свидетельству мужей благородных и достойных, а не по словам моих врагов и недоброжелателей. Поистине, для моего оправдания достаточно того, что царь убедился во враждебных намерениях быка, воочию увидев те признаки, о которых я ему говорил, и этого же хватило бы для того, чтобы назвать предателями и изменниками моих обвинителей. Негоже царю наказывать того, кто помышлял лишь о его благе и безопасности, а ведь все знают, как велика моя любовь и забота о повелителе.

Я ничтожный раб царя и не помышляю об иной доле, служить справедливому и доблестному властителю — высшая награда и наслаждение, хотя многие, которых царь приблизил к себе, желали бы еще более возвыситься. Но мне достаточно быть покорным и униженным слугой, ибо в таком положении я могу надеяться, что царь снизойдет к моему ничтожеству и одарит своей благосклонностью и пока я жив, и если мне суждено вскорости покончить свои дни. И если милостивый царь решил отречься от меня и вручить мою судьбу служителям правосудия, то пусть он по крайней мере прикажет им не выказывать небрежения, быть беспристрастными и каждый день докладывать ему о том, какие доводы привел я в свое оправдание. Если же по воле несправедливой судьбы и жестокого рока я не смогу отвратить от себя незаслуженного наказания, если царь не проявит ко мне сочувствия, а его слуги — должного рвения в расследовании моего дела, если одержат верх мои враги и недоброжелатели, коварные завистники, желающие предать меня жестокой каре без всякой моей вины или упущения, тогда не будет у меня иного помощника и иного защитника, кроме Всевышнего, милостивого и милосердного, заступника слабых и обиженных, утешителя печалящихся. Древние мудрецы говорили: «Кто верит тому, что следовало бы опровергнуть, и опровергает истинное, не может считаться разумным и достоин лишь осмеяния и презрения». С ним может случиться то же, что с женщиной, одарившей благосклонностью собственного раба, который овладел ею с помощью хитрости и обмана».

«Что это за притча и как это было?» — спросил лев, и Димна начал:

«Говорят, что в землях Кашмира, в городе Тасирун[25] жил купец по имени Хабаль, который часто отлучался по торговым делам, и была у того купца жена, отличавшаяся редкой красотой. По соседству с купцом жил молодой живописец, который был любовником той женщины и часто навещал ее в отсутствие мужа. Однажды, когда живописец пришел к ней, она сказала: «Ты являешься ночью, не предупреждая меня о своем приходе, громко произносишь мое имя, бросаешь в окно камешки или подаешь другие знаки, которые могут привлечь внимание соседей, так что они расскажут об этом моему мужу и нам придется худо. Не можешь ли ты придумать что-нибудь другое, удобное и для меня, и для тебя, чтобы не возбуждать подозрений?» Живописец, немного подумав, ответил: «Я нашел отличное средство. Каждый раз, как твоего мужа не будет дома, ровно в полночь смотри в окно, выходящее в этот переулок. У меня есть черный плащ на белой подкладке. Если будет лунная ночь, я накину плащ черной стороной кверху, и он будет выделяться при ярком лунном свете. Если же ночь будет безлунной и темной, я надену плащ вверх подкладкой, и он будет виден, словно светлое пятно во мраке ночи. Я всегда стану надевать этот плащ, когда задумаю посетить тебя, и ты, заметив человека в такой одежде у ворот своего дома, не сомневайся, что это я, открывай дверь и впускай меня без расспросов». В то время когда они беседовали, вошел невольник той женщины и все услышал.

На следующий день невольник отправился к своей приятельнице, рабыне живописца, и, описав плащ ее хозяина, попросил рабыню дать ему этот плащ на одну ночь, говоря, что хочет показать его своему другу-портному, чтобы он сделал ему точно такой же. Невольница дала ему плащ, он надел его и отправился в тот переулок, где должен был прогуливаться в полночь живописец. Увидев знакомый плащ, жена купца впустила невольника без всяких расспросов и, не зажигая огня, привела его в свои покои, думая, что это ее любовник. Она провела с невольником ночь, и рано утром, когда еще не рассвело, он ее оставил, отправился к рабыне живописца и отдал ей плащ, сказав, что тот больше не нужен. На рассвете после дружеской пирушки вернулся живописец. Надев плащ, он пошел к жене купца и постучался в двери. Удивленная женщина, увидев, что любовник стучится к ней во второй раз, спросила: «Почему ты вернулся? Ты ведь уже был у меня сегодня!» Услышав это, он смутился и, поняв, что его провели, вернулся домой и, позвав рабыню, стал расспрашивать ее, пригрозив плетью. В страхе девушка рассказала ему все как было, и живописец сжег плащ, ибо понял, что выдумка его неразумна и опасна.